День рождения мертвецов - Стюарт Макбрайд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это так ужасно… — Вздох.
— Мне нужно знать, что происходит.
— Так только в кино бывает, Эш. Нельзя расколоть дело за двадцать четыре часа, особенно когда все средства массовой информации у нас на ступеньках лагерь раскинули. Ты должен быть дома с Мишель. Наши люди делают все возможное.
Плям. Чертов мяч опять прошел мимо, на этот раз закончив свой путь в щели между шкафом для документов и стулом для посетителей.
Я изо всех сил сжал клюшку в руках, костяшки побелели.
— Значит, меня выбрасывают. — Не самый большой сюрприз, но все же… — Он похитил мою дочь.
— Знаю, Эш, знаю. — Чарли вынул из поддона с находящимися в работе документами лист бумаги и протянул его мне. — Мне очень жаль. Заместитель шефа полиции хочет, чтобы ты был отстранен от дел на период расследования, и шеф с этим согласен.
— Отстранен.
— С сохранением содержания.
Как будто это имело какое-то значение.
Он посмотрел на импровизированное поле для гольфа, на стопки бумаг на столе, на остатки сэндвича с беконом — он готов был смотреть куда угодно, но только не на меня.
— Мне очень жаль, Эш. Но у нас нет другого выхода.
В углу стонал и скрипел принтер криминального отдела, изводя на отчеты стоны писчей бумаги. Другими производимыми в комнате звуками было бряцанье и буханье — это я бросал в картонную коробку содержимое ящиков моего рабочего стола.
— С вами все в порядке? — Из коридора в комнату бочком вошла доктор Макдональд.
Волосы у нее были какие-то другие — более прилизанные, что ли, и потемнее. На ней были черный с длинными рукавами жакет и красно-черная полосатая футболка. На шее, на чем-то вроде четок, висел крест. Черные джинсы. Но обувь была все та же — ярко-красные высокие кеды-«конверсы» с неестественно белыми носами. Она что, каждое утро новую пару надевала?
Швырнул в коробку степлер и дырокол:
— Все, твою мать, свалили, как только я коробку вытащил.
— Что, воры больше уважают, чем полицейские?
— Отстранен до окончания расследования. Восемь лет, и все без толку. Восемь лет… — Смел со стола наполовину использованные стопки бумаг для заметок. — Завтра ее день рождения.
— Может быть, нам не потребуется ордер, чтобы допросить Стивена Уоллеса, может быть, мы сможем…
— Я же сказал вам вчера вечером — это не Стивен Уоллес. — На дне нижнего ящика стола притаился клубок спутанных проводов с множеством электрических вилок — зарядные устройства для мобильных телефонов, которыми я не пользовался годами. Я их тоже упаковал. — У него есть алиби.
Она присела на край стола, качая маленькими красными кедами почти в полуметре от коврового покрытия:
— Мы должны понять, почему он выбрал Кети, в смысле, возможно, Генри был неправ, и Мальчик-день-рождения не похищал больше никого перед Меган Тейлор, и возможно, что Кети — номер тринадцать… Если, конечно, он не делал перерыв на один год, и тогда она будет двенадцатым номером… — Морщина появилась у нее между бровями. — Простите, я пытаюсь помочь, но сама знаю, что иногда бываю слегка…
— Вы в этом не виноваты.
— Я не хотела говорить о ней как о еще одной жертве, она ваша дочь и…
— Это не важно. — Я бросил на зарядники пачку старых записных книжек. — Что угодно, лишь бы вернуть ее.
— О’кей. — Кивнула. — Паром Генри прибыл полчаса назад. Он хочет встретиться с нами на месте погребения… в Кэмерон-парке.
Я посмотрел в коробку. Сколько времени прошло — и с чем я остался? Дома нет, маленький дерьмовый «рено» и картонная коробка, полная барахла.
— Я больше не занимаюсь этим расследованием.
— И вы позволите этому остановить вас?
Черта с два.
Из двери донесся слабый стон.
— Никогда, больше никогда в жизни… — Рона, бледная, как овсяные оладьи, и с соответствующей текстурой кожи. Прислонилась к дверной раме. — Я умираю…
— Тогда иди домой и приляг. — Я бросил оставшиеся пожитки в картонный ящик.
— Еще чего. Завтра у Кети день рождения. Я никуда не уйду, пока мы ее не найдем. — Рона плюхнулась на ближайший стул и закрыла лицо руками. — О господи…
— Да и вообще, — доктор Макдональд качнула маленькой красной ступней, — нам уже, скорее всего, пора идти, Генри не будет…
— Подожди минутку, Принцесса. — Рона выглянула из-за пальцев своей руки. — Как-то ты по-новому выглядишь?
— Вам нравится? Просто у меня сегодня был небольшой несчастный случай в душе — взяла средство для волос тети Джен, и все волосы распрямились, но мне кажется…
— Ага, и одежда — это тоже совершенно случайно? Ты на самом деле думаешь, что сможешь заменить Кети, если выкрасишь волосы и вырядишься в ее одежду? — Рона скривила верхнюю губу. — Да ты больна на всю голову, мать твою.
Я моргнул. Нахмурился. Уставился на доктора Макдональд. Волосы, одежда… она на самом деле была похожа на…
— Я не заменяю ее, я пытаюсь влезть в ее голову, в смысле, когда я увидела, что случилось с моей головой, я подумала, о’кей, пусть будет так, иногда это даже полезно свести вместе все связи и точки соприкосновения, ведь вы же сами считаете, что мы должны делать все, что в наших силах, чтобы…
— О господи, хватит уже! — Рона снова закрыла лицо руками. — Ты когда-нибудь перестанешь болтать?
Я взял в руки свою коробку и пошел к двери. Доктор Макдональд соскочила с рабочего стола и затараторила, прискакивая рядом со мной:
— Мне кажется, что у вашей подруги приличное похмелье.
Неудивительно, что она была первой у себя на курсе.
Захлопнул за собой дверь криминального отдела.
Припарковал «рено» на Макдермид-авеню — как раз напротив той самой аллеи, через которую я прошлой ночью попал в Кэмерон-парк… выбрался из машины в мрачные сумерки и пошел. Нырнул под ленту с надписью «ПОЛИЦИЯ». Ну что, офицер, нашли мою ДНК? Да, конечно, я был там с пяти до восьми утром в воскресенье с доктором Элис Макдональд. Ночью в субботу? Нет, вы, скорее всего, спутали меня с кем-то другим…
Рядом со мной вприпрыжку бежала доктор Макдональд:
— Брр, холодно, правда ведь холодно, я замерзла.
Кэмерон-парк вырисовывался черно-белым пятном, расплывающимся в тумане. В полумраке, словно маяк, светился полицейский шатер. С ветвей искривленных деревьев и поникших кустов скатывались капли росы. Мы пошли по тропинке, потом свернули к входу.
Старый «вольво» Генри был припаркован рядом на траве. На заднем сиденье, рядом с чемоданом и парой картонных файлов, колечком свернулась Шеба, положив на лапы серый нос.
Позади меня голос:
— Она не очень хорошо себя чувствует…
Я повернулся — за спиной стоял Генри.
Кивнул на дымящуюся чашку в своей руке:
— Прежде чем спросишь, это просто кофе.
— Спасибо, что приехали. — Доктор Макдональд встала на цыпочки и поцеловала его в покрытую щетиной щеку.
— Нам нужно поговорить об очередности жертв.
Она сделала шаг назад. Кивнула. Затем обняла себя одной рукой:
— Это на самом деле зависит от того, делал ли Мальчик-день-рождения перерыв на год или нет, и…
— Не делал. — Генри отхлебнул кофе. Кружка дрожала в его руке. — Я абсолютно точно знаю, что пять лет назад была еще одна жертва, но родители об этом не заявляли.
Доктор Макдональд пристально посмотрела на него, наклонив голову набок:
— Откуда вы знаете, что они…
— Мне сказал ее отец. — Он стал вглядываться в туман. — Они не хотели, чтобы об этом стало известно.
— Значит, Кети была номером тринадцать, и все это он организовал ради нее.
— Твою мать… — Я сел на капот автомобиля Генри. Сквозь брюки стал просачиваться холод.
Генри улыбнулся доктору Макдональд:
— Вы выглядите замерзшей, Элис. Почему бы вам не зайти внутрь и сделать себе чашку чая? Заодно посмотрите, когда будете внутри, нет ли у них подробной карты местности?
Она отступила на шаг назад. Посмотрела на Генри, потом перевела взгляд на меня, потом снова на Генри. Затем кивнула:
— О’кей. — Ее красные кеды проскрипели по мокрой траве, и она скрылась внутри шатра.
Единственным доносившимся изнутри звуком был шум дизельных генераторов, запитывавших прожектора.
— Спасибо, что приехал, Генри.
— Ты должен сказать ей.
— Не хочу.
— Эш, ей нужно знать. Она и так играет не с полной колодой, да еще ты прячешь от нее карты.
— Нет.
Он положил мне руку на плечо:
— Я говорил с Дики — тебя отправят в отпуск но семейным обстоятельствам. Теперь это уже не важно.
— Это важно для меня!
— Почему? Ради всего святого, Эш, ты…
— Потому что это мое. Понял? Вот почему. — Я встал с капота, руки сами сжались в пронизываемые болью кулаки. — Четыре года это было моим. Ребекка — не общественная собственность, она моя дочь. И я не воспринимаю ублюдков, играющих ее жизнью и пытающихся сказать мне, что она мертва…