Гарольд, последний король Англосаксонский - Эдвард Бульвер-Литтон

Таким образом, Гарольд, освободившись от одного врага, мог спокойно готовиться к отражению другого, более страшного. Он ставил заслоны на море и берегах от Вильгельма Нормандского. Все лето корабли Гарольда бороздили море, а воины стерегли берега.

Но чем дальше шло время, тем ощутимее были последствия расточительности короля Эдуарда: не хватало продовольствия и денег. Последний англосаксонский король, избранник народа, не мог делать тех поборов и требовать тех податей, на которые преемники содержали войска. Его подданные стали думать, что им не нужно опасаться вторжения нормандцев. Успокоенные легкой победой над Тости, они говорили: «Едва ли нормандец сунет голову в пчелиный рой! Пусть попробует, если посмеет!»

Но тем не менее Гарольд собрал большое войско, что могло вызвать недовольство народа. Вступив на престол, он зорко наблюдал за поступками герцога, и его люди доставляли ему сведения обо всем, что творилось в Нормандии.

А что же происходило в это время у Вильгельма? Уныние было непродолжительным. Убедившись, что он бессилен справиться с целым собранием, герцог уговаривал купцов, рыцарей и баронов поодиночке; соблазненные его красноречием, обещаниями и хитростью, они согласились один за другим помочь Вильгельму, обязуясь поставить требуемое количество людей и кораблей.

Вильгельм пировал со своими баронами, когда прибыл Ланфранк, он вошел прямо к герцогу.

– Приветствую тебя, король Английский! – воскликнул он. – Я привез тебе помощь Франции против Гарольда и его приверженцев; привез тебе в подарок английскую державу. Кто дерзнет отказать тебе теперь в содействии? Можешь объявить свой военный призыв не только в Нормандии, но и по всему миру.

Когда распространилась молва об успешном посольстве Ланфранка, все страны приняли близко к сердцу призыв Вильгельма: из Мена, из Анжу, из Пуату и Бретани, из Эльзаса и Фландрии, Аквитании и Бургундии поскакали ратники, засверкав мечами. Все стремились под знамена герцога для разграбления Англии. Огромное значение имели, разумеется, слова: «Щедрая плата и обширные земли каждому, кто хочет служить герцогу с оружием в руках!»

Герцог говорил Фиц-Осборну, заранее дробя богатые английские земли на нормандские лены:

– У Гарольда не хватит духа выделить хоть клочок из того, что принадлежит мне; я же не могу раздать свое и то, что принадлежит ему. И только тому быть победителем, кто может дарить и свое, и чужое!

Нормандия смотрела теперь на английского короля как на клятвопреступника, а на политику Вильгельма как на правое дело. Матери, боявшиеся, когда сыновья их уходили на охоту, сами посылали теперь своих любимцев вносить имена в листы воинов Вильгельма. В лесах раздавался треск деревьев, падавших под ударами топора, предназначавшихся для постройки кораблей; с каждой наковальни сыпались искры из-под молота, ковавшего шлемы и кольчуги. Все шло так, как хотел герцог. Граф Бретонский Конан предъявил было претензию на нормандское герцогство как на свое законное наследство, но спустя несколько дней умер от яда, которым были пропитаны его перчатки. Новый же граф Бретонский послал своих сыновей участвовать в походе против короля Английского.

Громадное войско собралось в устье Соммы, но погода слишком долго стояла ненастная, не позволяя переправляться в Англию: шли проливные дожди и дул шквальный ветер.

ГЛАВА 6

В это время Харальд Суровый, последний викинг, сел на свой великолепный корабль в Солундире. Одному из людей, находившихся на палубе этого корабля, Гюрдиру, приснился сон. Ему снилось будто на Суле стояла гигантского роста ведьма с метлой в руке. Он видел, как она проходила по всему флоту; и на каждом из трехсот кораблей конунга Норвегии сидел ворон и слышал, как она пела:

С золотого востокаЯ на запад гонюЕго жизни ладью.Меня ждет пир широкийВ том привольном краю.Вижу белые кости,Чую свежую кровь,Я примнусь быстрым коршуномНа их кличи и зов.Буйный ветер несетНад пространством морейТучи стрел, звук мечей,Пар от бранных полей.Черный ворон глядитНа бой жаркий вдали,Алчный ворон уж ждетСвоей доли в крови!Мы плывем, он и я,К трупам, павшим в бою,Но полет мой быстрейЯ схвачу, проглочу его долю в бою!

Не менее странный сон видел и другой человек, Торд, находившийся на другом корабле. Торду привиделось, что норвежские корабли приближался к берегу Англии, на котором стояли два громадных войска.

Перед одной из них ехала безобразная колдунья верхом на волке; у него в пасти был человеческий труп, с которого ручьями текла кровь. Когда волк сожрал труп, ведьма бросила ему другой, потом третий и четвертый и много еще. Волк только пощелкивал зубами и пожирал трупы один за другим. Ведьма же пела:

Прелесть темных лесовИсчезает из глаз,Под сверканьем щитовИ победных знамен.Но взор Скульды следитС высоты облаковЗа всем тем, что таитРяд знамен и щитов.И высоко паряНад живою стеной,Одевает во мракСветлый лик короля.Исполняя заветНепреклонной судьбы,Будь гробом для костейПавших в битве людей.Ты, ужасная пастьМоего скакуна,На котором лечуВо главе адских силСовершить дикий пирВ крови падших в боюВместе с их королем!Поспеши, утолиЖажду в теплой крови,Обагрившей лугаИ поля, и леса,Серый волк, не щади,Щедрой жатвы войны.Стаям птиц и зверейПредстоит скромный пир,Для колдуньи ж он будетНамного пышней.Ей на зуб попадетКонунг падших вождей.

Королю также привиделся страшный сон: он как будто видел убитого брата своего, Олава, который пропел ему:

И я, как ты, в момент паденьяБыл полон бодрых, свежих сил,Я жаждал битвы упоеньяИ так же мало жизнь ценил!Белый саван смиряетГордость наших сердец,Мы еще у начала,А нас ждет уж конец.Земли и неба было малоДля взмаха наших гордых крыл,Но, чему мира не хватало,То тесный гроб в себя вместил!Страшна, душна, тесна могила,Но, принимая дань времен,Она сокроет, как уж скрылаРодов немало всех племен.

Но Харальд Суровый был человеком не робкого десятка и плыл дальше, не обращая внимания на зловещие сны. Около Оркнейских островов к нему присоединился Тости, и вскоре корабли пристали к английским берегам. Войско высадилось в Кливленде; береговые жители или бежали, или безропотно покорялись при одном виде грозных пришельцев. Захватив богатую добычу, драккары поплыли в Скарбово, где встретил мужественный отпор со стороны жителей. Это не обескуражило ратников Харальда и Тости. Они взобрались на гору, находившуюся возле стен города, развели огромный костер и стали кидать горящие сучья на крыши домов. Огонь распространился со страшной быстротой, уничтожая одно за другим строения. Пользуясь общим смятением, викинги ворвались в город и после непродолжительной, но кровопролитной битвы, принудили его к сдаче.

Затем неприятель поплыл вверх по Гомберу и Оузу и высадился вблизи Йорка, но был встречен войском Моркара.

Тут Харальд развернул свое знамя, которое называлось «Опустошитель земель», и с песнею повел свои полки в бой.

Страшен и кровопролитен был этот бой, но непродолжителен: английское войско было разбито наголову и стало искать спасения за стенами Йорка, а «Опустошитель земель» был водружен с торжеством над городом. Изгнанный вождь всегда жалок, а успех врага всегда действует опьяняюще на трусов. Поэтому множество нортумбрийцев перешло на сторону Тости. Сознавая невозможность удержать в повиновении жителей, граф Моркар решил, что лучше удалиться с теми, кто остался верен королю и родине, а Йорк отворил ворота победоносному изменнику.

Получив известие о нашествии врага на север королевства, Гарольд двинул туда все войска, стоявшие на южном берегу для отражения Вильгельма Нормандского. Это было уже в сентябре, и прошло восемь месяцев с тех пор, как нормандец объявил свою дерзкую угрозу.

Сдача Йорка вызвала страх и уныние во всей стране; конунг и Тости были веселы и спокойны. «Много пройдет времени, – думали оба, – прежде чем Гарольд успеет переместиться с юга на север».

Лагерь викингов стоял у Стэнфордского моста, и наступил день, в который завоеватель решил войти с торжеством в покоренный Йорк. Корабли его стояли на реке по другую сторону города, и значительная часть дружины находилась на кораблях. День был очень жаркий; норвежцы, сбросив с себя кольчуги, веселились, мечтая о богатой добыче, которую они захватят в городе, смеялись над храбростью англичан и заранее грезили о красоте девушек, которых не могли защитить их отцы и братья. Вдруг между ними и городом поднялась густая пыль. Выше и выше клубилась она, подкатывалась ближе и ближе, а сквозь пыль блестели щиты и мечи.