Сочинения в трех томах. Том 3 - Майн Рид

было идти обратно к своим недовольным товарищам, но это оказалось излишним, так как они уже направлялись к корме. Они не боялись нарушить священную неприкосновенность шканцев, так как теперь никто уж не имел над ними власти. Поднявшись на кормовую палубу, они собрались около штурвала. Весь экипаж «Кондора» был теперь налицо — и штурман, и матросы — все, кроме капитана и повара, и решительно все, кто голосом, кто жестами, принимали самое живое участие в спорах.

Впрочем, пререкались недолго, и спорный вопрос был скоро решен. Гарри Блю, при поддержке бывших каторжан, говорил ясно и определенно, подчеркивая слова энергичными восклицаниями. Остальные, разделяя его взгляды, стояли рядом с двумя главными ораторами и поддерживали их одобрительными возгласами.

— Товарищи, — говорил старший штурман, — золото, на которое мы посягнули, должно быть поровну разделено между нами.

— Так оно и будет! — кричал Страйкер.

— Это единственный правый путь, по которому мы и пойдем.

— Крепко держись его, Страйкер! Мы постоим за тебя.

— Можешь не сомневаться в нас! — одобрял его француз.

Между тем испанцы после краткой, но сильной борьбы жадности с благоразумием решили, что меньшинство в их лице должно уступить и тем избежать неприятностей, могущих возникнуть при дележе награбленного.

После этих важных событий освободившиеся от вахты пошли к койкам, а Гомец и Гернандец к штурвалу. Погруженные в мрачное раздумье, хмурые и недовольные, они долго молчали. Потерять до пятидесяти тысяч долларов в течение десяти минут не очень-то приятно, а именно это-то с ними и случилось…

Гомец первый нарушил молчание:

— Беда не велика, дружище. Для выполнения наших теперешних планов денег у нас хватит, а наше будущее будет строиться на прочном фундаменте.

— На каком же это?

— А ты забыл о наших испанских поместьях?

Глава XL

БЕРЕГ!

Кармен Монтихо и Иньеса Альварец путешествовали не впервые. Они обе уже побывали в море, за пределами Испании. Но Кармен успела об этом забыть, тогда как для Иньесы перерыв между двумя поездками был так краток, что она еще не успела оправиться от предыдущей качки, как попала в новую. Поэтому обе страдали от морской болезни в равной степени. Несколько дней им не пришлось даже выходить на палубу, и они большей частью сидели или лежали в своих каютах.

Хоть настроение у них было очень подавленное, пожаловаться на плохой уход они не могли. Старый кок-негр беспрестанно заходил к ним, предлагая свои услуги. Нельзя было не почувствовать, что под его грубой черной кожей билось доброе, нежное сердце, побуждавшее его окружать больных девушек чутким вниманием и заботой. Капитан Лантанас не отставал от него в этом отношении, посвящая своим пассажиркам большую часть досуга.

Однако всему приходит конец, и силы молодых девушек через некоторое время настолько восстановились, что, дождавшись хорошей погоды, они решились выйти на палубу.

Сидя в каютах, они не видели никого, кроме одновременно с ними заболевшего дона Грегорио, капитана и кока. Ни штурманов, ни матросов они ни разу еще не встречали, если не считать того дня, когда они шли Золотыми Воротами и имели возможность взглянуть на них мельком.

Теперь же, выйдя на палубу, они очень желали встретить Гарри Блю; однако это так долго им не удавалось, что они уж начали тяготиться бесконечным ожиданием.

Наконец он появился вместе с несколькими матросами и остановился у лодки, подвешенной на шлюпбаке. Поразительно мрачны и злы показались им лица этих людей. Повозившись над лодкой, Гарри направился к корме, так как до того получил через кока приказание капитана встретить его здесь и помочь ему в наблюдениях. Но так как шкипер еще не приходил, штурман подошел к девушкам, впервые после поступления на чилийский барк очутившись в обществе дам.

В ответ на их радостные приветствия они встретили очень холодный прием. Это сильно озадачило их. Слегка поклонившись, Гарри Блю сделал вид, будто внимательно рассматривает что-то за бортом.

Тонкий наблюдатель, однако, не мог бы не заметить притворства с его стороны, так как глаза его, якобы обращенные на люк, в сущности, следили хоть и украдкой, но внимательно за оставшейся позади командой, которая и его самого не выпускала из виду.

Молодые девушки, обиженные его нелюбезностью, больше не пытались с ним заговорить и поспешно спустились к себе, недоумевая, что бы это могло означать. Но чем больше они старались понять странное и необъяснимое поведение англичанина, тем больше терялись в догадках, им казалось, что случилось что-то им не понятное и непоправимое, что и в минуту разлуки с их возлюбленными вызвало холод и отчужденность. Теперь это подтверждалось поведением Гарри Блю; он не мог не знать чувств Кроуджера и Кедуолладера, и перемена в их обращении с молодыми девушками, очевидно, послужила для Гарри указанием, как держать себя в дальнейшем.

Только этой внезапной перемене могли они приписать такое невежливое, почти грубое отношение к ним Гарри Блю.

До глубины души огорченные девушки решили не делать более никаких попыток к сближению со старшим штурманом «Кондора» и как можно реже показываться на палубе.

Вопрос, была ли налицо измена и чем она была вызвана, мучил их неотступно. Дни стали тянуться невероятно долго и скучно, пока они наконец не услышали радостный возглас: «Берег!», раздавшийся с фок-мачты. Это было почти в полдень.

Капитан не мог еще решить, что это за земля, и сразу не узнавал ее, но благодаря безоблачному небу ему удалось взять солнце в меридианной высоте и разглядеть горизонт. А так как чилийский шкипер, как опытный моряк, мог всегда положиться на правильность своих наблюдений, то ему стало ясно, что обозначившаяся земля не что иное, как остров Койба или лежащий с ним рядом Гикарон. Оба острова находились на высоте Верагуанского берега, к западу от Панамского залива и приблизительно в ста милях от его входа.

Сюда-то и стремился войти «Кондор».

Закончив свои полуденные вычисления, капитан занес следующие записи в шканечный журнал: