Огненный волк, кн. 1: Чуроборский оборотень - Елизавета Дворецкая

«Соглашайся, перевертыш! – вслед за матерью повизгивали оба переярка. – Мы попросим за тебя, и тебе позволят здесь остаться. А не то тебе придется уходить дальше, а там живет Дивий Дед!» При мысли об этом оба переярка заскулили от страха и поджали хвосты. Им очень хотелось получить нового вожака взамен погибшего отца, такого же сильного, опытного и осторожного, который найдет им добычу и позволит не стать добычей ловцов-людей.

И Огнеяр остался. Волчья семья давала ему право жить в Хорсовом стаде и придавала известный вес – даже Белый Князь к нему не придерется, раз он честно кормит и защищает волчицу и ее детей.

А в глубине души Огнеяр был даже рад, что нашелся повод не уходить далеко от Белезени. И даже не старый леший Дивий Дед его пугал, хотя того очень и очень стоило бояться. Он не хотел прощаться с этими местами, которые заняли так много места в его человеческой памяти.

Огнеяру и раньше случалось бегать в волчьей шкуре, но никогда еще – так долго. Теперь его время делилось на поиск добычи, еду и отдых. Думать ни о чем другом было не нужно, но не думать он не мог. Часто, вместо того чтобы дремать с набитым брюхом, он вспоминал свою человеческую жизнь и никак не мог убедить себя, что она кончилась. Она стояла перед ним во всех звуках, красках и ощущениях, Огнеяру казалось, что он только спит и во сне видит себя волком. Ему не давали покоя мысли о том, что люди остались должны ему, и о том, что он остался должен людям. Неизмир и Светел – неужели они так и останутся хозяевами в Чуроборе, словно древний род Славояричей, род Радогора и Гордеслава, прервался без следа? А мать – ведь она любит и ждет, беспокоится о сыне, которым наградили и наказали ее боги. А прежняя, человеческая Стая? Что с ними сталось без него? Огнеяр слишком верил в преданность своих названых братьев-кметей, чтобы думать, будто кто-то из них остался служить Неизмиру. Большинство кметей были из воинских родов и ничего, кроме ратной службы, не знали и не желали. Ну, Тополь из боярского рода, не пропадет, Недан пойдет в помощники к отцу-ведуну. А Утреч? Его отец и по се поры обхаживает княжеских лошадей. Но после гридницы Утреча в конюшню уже не загнать. Так что же ему, в скоморохи идти? А остальным? Огнеяр знал, что кмети остались верны ему. А он им? И совесть, человеческое чувство, неведомое зверям, не давало ему наслаждаться звериным счастьем сытости и покоя.

Не понимая, отчего он не спит после удачной и утомительной охоты, подруга-волчица тыкалась мордой ему в бок и заглядывала в глаза. Огнеяр рычал что-то успокаивающее, опускал морду на лапы и притворно закрывал глаза. Его лесная подруга была сильна, умна, осторожна, но разве она могла заменить ему Милаву? Огнеяр не хотел о ней думать, но не мог забыть. Стыд и досада на самого себя терзали его при воспоминаниях об их последней встрече. Он дурно обошелся с ней, плохо простился – ее любовь заслуживала лучшего обращения. Богиня Лада оказалась к нему безжалостна и не позволяла предать забвению ее дар. И бывало так, что вечерами Огнеяр прокрадывался к займищу Вешничей, садился на опушке и долго смотрел на темный тын. Конечно, на ночь глядя никто не показывался, но Огнеяру достаточно было знать, что Милава здесь, близко. Его тянуло завыть от тоски, пожаловаться Числобогу*, который вел по темному небу бледное серебряное колесо, считая ночи и месяцы волчьей жизни Огнеяра. Тоскливый вой рвался из груди, но Огнеяр сдерживал его – собаки услышат. Всю жизнь по-волчьи презирая собак, теперь он был принужден по-волчьи их опасаться.

И он возвращался в замкнутый круг волчьей жизни – охота, еда, отдых. Его беспокойному духу было тесно и душно в волчьей шкуре, но он был в ней пойман так же прочно, как невольные оборотни-Лисогоры, потерявшие дорогу домой. В любое мгновение он мог сбросить волчью шкуру – но куда ему идти? Он по-своему любил, жалел и оберегал свою новую семью, но волчица и переярки не могли быть ему близки. Между ним, рожденным человеком, и ими, рожденными в волчьих шкурах, лежала пропасть. Огнеяру снилось, что он стоит на узком мостике между человеческим и звериным миром, но оба они закрыты для него, и он обречен вечно жить на мосту.

И сейчас, зная, что старые знакомцы Моховики собираются на него с облавой, Огнеяр даже развеселился. Пусть хоть так, но человеческий мир снова повернулся к нему лицом. «Ловите меня, ловите! – посмеиваясь, думал волк, глядя на запертые ворота займища. – Я вам и Оборотневу Смерть привез, ее не забудьте взять. А за мою шкуру вам Неизмир не только за десять лет дань простит, а и за весь век. Только взять ее будет не так просто!»

– Ну, ты глянь! Тьфу ты, Коровья Смерть*, Кощеева кость! Ушли! Опять ушли! Хорсе Пресветлый, да что же за зверюги такие! Чтоб им колом подавиться! Чтоб их громом поубивало!

Моховики толпились на поляне, размахивали руками и бранились, разозленные очередной неудачей. Перед ними лежало несколько обглоданных костей от старого лося, убитого несколько дней назад нарочно для приманки. Ободранная голова с рогами и обглоданные ноги с тяжелыми копытами были словно оставлены в насмешку: рожки да ножки – знак неудачи.

Уже не раз Моховики пытались обложить волчью стаю на дневке – волки уходили, словно точно знали, когда их будут ловить. Уже дважды выкладывали приманку – волки забирали ее и уходили, не дожидаясь ловцов. Разыскав под снегом старую, вырытую позапрошлым летом ловчую яму, Моховики вычистили ее, поставили на дне заостренный кол, закрыли ветками, накидали снега и положили целого зайца – он до сих пор там и лежал, исклеванный воронами, а волки не подходили и близко к яме. Уже не одному Приваленю, а всем Моховикам казалось, что им противостоит не звериный, а человеческий разум.

– Нет, дети мои, нечего нам больше попусту потеть! – исчерпав запас брани, решил Взимок. – Оборотня просто так не возьмешь, видно, прав был Привалень. Пойду я к Елове – пусть научит, как его одолеть.

– Иди, батька, к Елове, это ты верно надумал! – одобрил его Долголет. – А просто так мы поганому племени не спустим. Хватит с них нашей крови!

Моховики одобрительно гудели.

– Еще хорошо бы у Вешничей Оборотневу Смерть попросить, – предложил Прапруд. – Она же к ним вроде воротилась.

– Да ну ее, Оборотневу Смерть эту! – Взимок с недовольством отмахнулся. – Из-за нее мы в Чуробор ездили, да только даром опозорились. Видно, что в ней было силы, то за века вышло. При нас же оборотня того рогатиной ударили – а толку чуть, и царапины не осталось.

– А как же она упыря того порешила?

– Упыря? – Взимок вспомнил и кивнул. – Да, с упырем она знатно разделалась. Да, видно, осерчала, что Вешничи ее князю продали, вот и утратила силу. От Оборотневой Смерти теперь толку нету. Надобно нам иное средство искать.