Дальний Восток: иероглиф пространства. Уроки географии и демографии - Василий Олегович Авченко

Приморский край как отдельный субъект был образован сразу после (и во многом вследствие) Хасана. Уже в октябре 1938 года Дальневосточный край разделили на два – Хабаровский и Приморский. Тем самым Владивосток оказался подчинён напрямую Москве – без промежуточного звена в виде Хабаровска. Началось строительство новых дорог и укреплений, усиление войск.

Приморье возглавил тридцатитрёхлетний Николай Пегов. Флагман 2-го ранга (соответствует контр-адмиралу) Николай Кузнецов в том же тридцатитрёхлетнем возрасте стал командующим Тихоокеанским флотом. Вот такие социальные лифты образца 1938 года.

Большой литературы о Хасане не родилось, но тень боёв на приграничных сопках мелькает тут и там. «В честь годовщины победы красных под Хасаном комсомольцы посёлка устроили в парке большой карнавал – концерт и гулянье» – это из гайдаровской повести «Тимур и его команда». Из «Усвятских шлемоносцев» Евгения Носова: «“Чем это тебя, товарищ лейтенант?” – “Было дело, – гудел сквозь струи лейтенант, радостно отфыркиваясь. – Хасан это… Озеро Хасан…”»

Именно на Хасане родился главный слоган Великой Отечественной – «За Родину, за Сталина!» (в «Правде» и «Красной звезде» он появился в сентябре 1938 года в статьях о хасанских боях). Медали «За отвагу» и «За боевые заслуги» учредили 17 октября 1938 года, первыми награждёнными стали «хасанцы». Это были первые советские медали, не считая учреждённой в январе того же года юбилейной «XX лет РККА».

Сегодня Хасанщина – «жемчужина Приморья», дальневосточный курорт. Участок сравнительно тёплого морского побережья, какие в России можно пересчитать по пальцам одной руки. Именно здесь, в Хасанском районе, живут последние дальневосточные леопарды.

На сопку Заозёрную ведёт лестница. Неширокая дорожка, обозначенная белыми камешками, и пробитая по хребту просека разделяют государства. Полосатый столб с гербом, плита и обелиск у того самого камня, где лейтенант Мошляк водружал красный флаг. У ног скользит нарушитель государственной границы – щитомордник. На той стороне – квадратики полей, домики…

В 2003-м я записывал воспоминания одного из последних ветеранов Хасана – артиллериста, командира сорокапятки, позже старшины батареи Степана Сергеевича Шаронова (было ему под девяносто, год спустя он скончался): «Только мы начали перебежки с пушками, как с этой Пулемётной высотки – она была вся у них окутана проволокой, не знаю, сколько у них там пулемётов, миномётов стояло, – закидали нас абсолютно. Летят по траве – прямо блеск от них, от снарядов. Мы ползли до самой Заозёрной вдоль берега, обходили эту несчастную Пулемётную. Когда уж наши выгнали их оттуда, легче стало. Наш расчёт продвинулся между Заозёрной и Пулемётной – там какая-то Грязная падь была, две корейских фанзы стояли, огороды, – вот мы по ним и продвинулись между сопками, чтобы стрелять и по левой стороне, и по правой… Танки японские не шли, мы стреляли всеми нашими снарядами – и осколочными, и бронебойными приказали на третий день, штурмовой огонь открыли по блиндажам, по огневым точкам. Аж орудья покраснели… Ранен я не был. Планшет мой весь издырявили, крышку – как бороной. Потом ещё в бинокле крышку открываю, а там осколочек. Извините, доживаю девятый десяток, уже память вышибать начинает…»

Советские «трёшка» и «пятёрка» 1938 года с лётчиком и солдатом напоминают и о Хасане, и о Халхин-Голе.

«Халхин-Гол» звучит как название жестокого вида спорта.

Если война 1904–1905 годов стала репетицией Первой, то Халхин-Гол с авиационными и танковыми сражениями (в отечественной историографии боевые действия в Монголии в 1939 году называют «необъявленным локальным конфликтом», в японской – «Номонханским инцидентом»; многие историки, впрочем, считают эти события настоящей войной) – прологом битв Второй мировой. Британский историк Энтони Бивор называет Халхин-Гол первым эпизодом Второй мировой, считая этот конфликт поворотной точкой, предопределившей дальнейшее направление японской экспансии.

Выход Японии на Транссиб грозил Москве потерей Забайкалья, Приамурья, Приморья. В главы прояпонского государства «Сибирь-го» прочили белоэмигранта – атамана Григория Семёнова. В послевоенном Токийском трибунале выяснилось: линия разграничения зон немецкого и японского влияния должна была проходить в районе Омска. Японское правительство даже печатало особые рубли для оккупированных территорий СССР.

Японцы потребовали от Монголии перенести линию границы между МНР и Маньчжоу-го к западу, до реки Халхин-Гол. Тем самым японцы хотели обезопасить строившуюся железную дорогу Халунь-Аршань – Ганьчжур, которая вела прямиком к советскому Забайкалью.

Москва и Улан-Батор ещё в 1936 году заключили протокол о взаимопомощи, согласно которому в Монголии был развёрнут 57-й Особый корпус РККА. С 1937 года им командовал Иван Конев, с 1938-го – Николай Фекленко. В мае 1939 года численность корпуса составляла пять с половиной тысяч человек. Помогая Монголии, Союз защищал свои рубежи.

На монгольской границе то и дело вспыхивали перестрелки, но днём начала конфликта считается 11 мая 1939 года, когда японские кавалеристы атаковали погранзаставу на высоте Номон-Хан-Бурд-Обо. Отряд отбросили, но три дня спустя японцы вновь атаковали одну из застав. Так, по позднейшей формулировке маршала Жукова, началась «необъявленная война на Халхин-Голе».

«Выбранный для нападения восточный выступ МНР… давал ряд существенных преимуществ японской армии, – пишет военный историк Мариан Новиков. – К району планируемых боевых действий со стороны Маньчжурии подходили две железные дороги… В распоряжении японских войск имелись две грунтовые дороги, идущие к Халхин-Голу от Хайлара». Советско-монгольским войскам пришлось сложнее: до ближайшей железнодорожной станции – семьсот километров, причём на этом пути не было ни населённых пунктов, ни воды, ни топлива. 17 мая комдив Фекленко направил к Халхин-Голу пехоту, сапёров и артиллеристов, которые, перейдя Халхин-Гол, отбросили японцев и заняли оборону на восточном берегу реки. В первых же боях проявилась недостаточная подготовленность советских войск к местным условиям. Танки на жаре заводились плохо, из-за интенсивного испарения бензина случались пожары прямо на марше. Из романа Константина Симонова «Товарищи по оружию»: «За три дня марша в бригаде уже десять человек пострадало от тепловых ударов. Один башенный стрелок умер, так и не придя в себя, и был похоронен в степи… Песок был всюду: хрустел на зубах, забирался в нос, царапал горло… Буксовали гусеницы, перегревались моторы, раскалённый воздух струился над башнями». Японские солдаты были лучше подготовлены к боям в условиях жары, жажды, обилия гнуса. Они имели особую обувь и обмундирование, включавшее накомарник.

Лидировали японцы и в небе. Советским истребителям И-15бис и И-16 противостояли японские Ki-27 («тип 97»). Японские лётчики демонстрировали высокое мастерство: грамотно вели групповой бой, использовали радио, могли вести прицельный огонь даже вверх колёсами.

Арсений Ворожейкин – один из лучших истребителей Великой Отечественной – вспоминал первый воздушный бой 27 мая 1939 года: при налёте девятки японцев