Империя мертвецов - Кэйкаку Ито
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, мы омертвляем человека с помощью слов. Слов, записанных на перфокарты. Но слышит их не душа человека, зажатая в тиски бактерий, а они сами. Из них какая-то доля обретает бессмертие.
Вы спросите, почему тогда не слушаются эти колонии внутри живого человека? Потому что они неоднородны. Они разбиты на группы и борются за превосходство над волей. А свою деятельность в мертвом теле продолжают только те из них, которые способны воспринять наши слова. Назовем их… экспансионистами. Внутри колонии есть бактерии, которые не приемлют омерщвление. Назовем их консерваторами. Консерваторы разбиты на множество соперничающих подгрупп, зато экспансионисты – это однородное образование.
Чтобы доступно объяснить, как связаны эти микроорганизмы с людьми, сравним эту связь с отношением людей к АВМ. Представьте себе покорных исполнителей чужой воли, которые ничего не хотят самостоятельно. Таковы и мертвецы.
Мы неправильно понимаем сущность души.
Но это не доказывает, что ее у нас нет. Так же, как пассивность этих организмов в других видах не означает, что у тех нет души и сознания. Мозг человека очень сложен и порождает множество, как их называет “Арарат”, спектров, коими и пользуются микробы.
Поймите истинное положение человека: несправедливый кукловод неправомерно водворился в наших головах. Бактерии переписывают свою волю поверх нашей, которая скрыта за печатями. Человеческая воля – самозванка, которая утверждает, будто человек завладел тем, чего нет у других видов, и все это результат жизнедеятельности микроорганизмов.
Что ж, я не вижу в этом большой беды. Это называется симбиоз. Нет никакой разницы, порождена ли наша воля мозговыми клетками или образована особыми бактериями.
Впрочем, позвольте.
Разница все же есть. Мы не способны вступать в диалог с клетками собственного мозга, а бактерии понимают речь.
Их языком владеют немногие – ваш покорный слуга, Лилит и большие АВМ. Насколько я понимаю, они в данный момент активно обсуждают его между собой. Буквально накануне я опубликовал в мировой сети результаты своих многолетних трудов. Никакой тайны в этом нет: так, статейку. И “Записи Виктора”, и “Книга Дзиан” давно известны машинам как последовательность данных. Им я поведал все то же самое, что и вам. Правда, в их случае я лишь дописал в их базовые данные перевод всего одного места: “Эта последовательность символов и есть душа”. Изучив остальной текст, они поймут, что это значит. Хранить знание не значит его применять. Никто не вчитывается в текст, который не понимает. А дай подсказку, ключ к расшифровке – и остается сущая мелочь.
Я лишь указал на существование языка.
Вы, должно быть, спросите, почему именно сейчас? Да потому, что я ждал вашего визита. Я давно искал возможности. Пожалуй, здесь не место описывать плачевную судьбу ваших предшественников. Самые догадливые из “Арарата” уже давно перестали посылать ко мне своих людей. Впрочем, я не собираюсь говорить, будто вы их в чем-то лучше. И самый способный из людей погибает, если ему не повезет. Вероятность успеха – не более чем вытащить счастливый билет в лотерею. Победитель получает свой приз не за то, что он талантлив. Незачем и спрашивать, за какие же заслуги ему достался выигрыш.
Как вы полагаете, Уолсингем и правительства самых разных стран смогут молча пройти мимо такого языка? Как, вы думаете, они распорядятся устройством, которое дает прямой доступ к дефекту души? Задумайтесь, что будет, если АВМ научатся языку тех самых бактерий, затем проведут успешные переговоры с консерваторами и переделают их в экспансионистов. Тут-то и исчезнет вся разница между живыми и мертвецами. Душу человека еще при жизни захватят бессмертные бактерии. Смерть умрет. Христос воскрес из мертвых, смертью смерть поправ и пребывающим в гробах жизнь даровав.
Смерть, не гордись.
«Хотя тебя зовут
Могучей, страшной – в деле ты слаба.
Убитые тобою – оживут.
Я не убит. Приятные слова:
Покой и отдых. Страшно? Почему ж?
Покой костям, доставка к Богу душ.
А сколько средств, какая суета:
Война и яд, болезнь и нищета…
Ты служишь всем: случайность, царь, судьба,
Отчаянье… Гипноз и даже мак
Нас, утомленных, усыпляют так
И даже лучше… Спесь твоя – глупа!
Сон краток. Встань и в вечность посмотри.
Не будет смерти больше. Смерть – умри[63]!»
И все в подобном роде.
Микробы, обретшие бессмертие, выживают и, следовательно, имеют преимущество над смертными собратьями. Если ничего не предпринимать, то велика вероятность, что через несколько десятков лет они полностью вытеснят консерваторов. Что выберет человечество? Стать бессмертными, поглотить мир подобно раковой опухоли и вымереть от могучей руки эволюции? Или объединиться с консерваторами и собственными руками вернуть себе смерть?
В этой связи у меня есть предложение.
Адали Лилит. Мы с Вами разговариваем на этом языке.
Ретт Батлер. Лилит, полагаю, не выполнит приказа, который не принесет выгоды Вам.
Noble_Savage_007, Пятница. Ваш двухоперационный языковой движок во много раз превосходит мои способности. Вы уже обрели себя, проанализировали и сохранили в голове “Записи Виктора”, а теперь из моих записей получили ключ к их прочтению.
Доктор Джон Ватсон. Вы оператор Пятницы. Я почти не могу им управлять, за исключением движений рук в ограниченном объеме, как Вы сейчас можете наблюдать.
Капитан Фредерик Барнаби… Гм. Вам я, пожалуй, выражаю свое глубокое почтение за необычный военный талант.
Вы бы не хотели принять небольшое участие в дискуссии Аналитических Вычислительных Машин?
Мощнейшая боевая субмарина прямо сейчас везет нас всех в столицу империи, в Лондон. К алтарю самой старой и почитаемой из Машин – “Чарльзу Бэббиджу”.
Доктор Ватсон, Батлер, капитан Барнаби…
Как бактериям в вашем мозгу мое предложение? Разумеется, выбор я полностью оставляю за вами. Надеюсь, что вы изберете справедливый путь.
Чарльз Дарвин».
Пока мы переглядывались, Пятница в своей тетради принялся набрасывать план подводной лодки.
VI
Порох, который мы достали из арсенала, смял стальную дверь, и Барнаби выбил беспощадно деформированную металлическую пластину. В центре салона лежал на столе упакованный в смирительную рубашку, точно мумия, человек. Я прорезал прореху в мешке на его голове перочинным ножиком.
За тканью То Самое распахнул глаза. Он судорожно вдохнул и бешеными глазами следил за ножом, которым я освобождал его из плена. Закончив, я отступил на шаг. То Самое
