Расплетающие Cновидения - Анастасия Парфёнова

Так. Та-ак. Ладно, пока оставим.

Я из-под ресниц рассматривала своего мужа. Он спокойно сидел рядом, рассеянно скользя взглядом по фигурным амфорам с какими-то лекарствами. Красивый, гордый, далёкий. Но под этим спокойствием чувствовалось напряжение, почти на грани взрыва. Ярость, готовая выплеснуться в любой момент, бессильный гнев. Или не такой уж бессильный? Он был слишком хорошим целителем, чтобы что-то предпринимать прямо сейчас, но я не сомневалась: скоро разразится буря. И да хранит Ауте тех, кому не посчастливится оказаться на его пути. Пусть лучше это произойдёт сейчас, а не потом, когда нас завертит в прихотливых водоворотах очередного кризиса.

— Я убила твою тётю. И дядю тоже. У меня вообще талант к уничтожению родственников.

— Не мучай себя. — Осторожно прикоснулся к руке, на лице тревога. Не совсем та реакция, которую я ожидала. Значит, злится не из-за смерти Нефрит?

Попробуем с другой стороны.

— Аррек, ты, кажется, не понимаешь. Это была я. Всё это время то существо было мной. Нефрит думала — это не так. Но то — Нефрит. Столетиями она наблюдала за странной сущностью, обитающей на дне человеческой души. Ловила осколки отражений, собирала кости из тумана и дыма, давала им имена, утверждая свою власть над ними. И когда эта сущность, точно отпечаток в глине, воплотилась во мне, она её узнала. И уже не могла воспринимать как часть эль-ин. Но здесь Видящая была не права. В отпечатке, помимо рисунка, есть ещё и глина. Есть тело, с когтями и клыками, которое и притянуло все самые жуткие представления вашего вида о ночных демонах. И есть внутренняя, тщательно подавляемая дисциплиной сущность эль-ин. Голодная, изменчивая, хищная сущность, которую Л’Рис в своём несравненном мастерстве смог обуздать и даже заставить служить. А я — не смогла.

Он будто и не слышал.

— Ты не можешь винить себя...

— Если в тебе есть ещё хоть немного уважения к нам обоим, человек, пойми раз и навсегда: в изменениях я не перестаю быть собой. Изменения — это лишь изменения. И это я получала удовольствие от пыток. Я убивала без оглядки и с наслаждением. Уничтожила единственную племянницу. И переспала с Зимним. Значит, в каком-то из бесчисленных слоёв своей сущности я этого хотела. И не надо обманывать себя, утверждая, что это не так.

Самообладание его не просто пугало — оно вызывало желание с воплями бежать без оглядки. Вот мой консорт, сидит на расстоянии протянутой руки, красивый и сияющий перламутром, и даже ради сохранения собственной жизни я не могла сказать, что он чувствует, или думает, или ощущает. Тигр, светло горящий...

Безупречность щитов, безупречность блокировки, безупречная маска терпеливого целителя на лице. И не знаешь, когда он взорвётся, когда термоядерный темперамент, который скрывается под эйхарронским воспитанием созданной оболочкой, вспыхнет, когда дарай-князь в лучших средневековых традициях своего Дома перережет горло неверной жене. Пусть уж лучше сейчас, чем потом, неожиданно.

— Аррек, ты слышишь? Я пачками убиваю своих близких. Иннеллин. Моя дочь. Риани. Виор. Нефрит. А если бы Учитель не огрел тебя по голове, то и ты был бы сейчас мёртв! — Предательская дрожь вновь подступала, несмотря на все усилия остаться спокойной. Голос взвился на добрую октаву, почти переходя на крик. — Я могла убить тебя! И тебя тоже!

Он (вот пойми после этого смертных) потянулся вперёд, а когда я попыталась отшатнуться, притянул к себе телекинезом и обнял. Исцеляющая энергия хлынула в каждую пору истерзанного тела, неся спокойствие и сонливость. Мне оставалось только ушами трясти в ошалелом непонимании. Вроде как этот конкретный смертный наклонностями к суициду никогда не страдал, проявляя все признаки потенциального древнего...

— Меня не так уж легко убить, любимая.

— Дурак. Слава Нефрит покоя не даёт?

— Вряд ли я мог бы провернуть сделанное Зеленоокой, — с некоторой долей зависти в голосе изрёк этот невероятный тип.

А меня уже понесло по кругу сомнений и вопросов, которые, я по опыту знала, будут мучить до конца жизни. Как же она это сделала? Понимала ли, что делает? Никогда бы не подумала, что такое вообще возможно — вернуть в изначальное состояние потерявшуюся вене. Для этого нужно было быть... ну, Нефрит. Она видела не так, как Аррек. Тоже Истину, но другую. Она жила в мире неустойчивых иллюзий и бесчисленных масок. И если мой благоверный изо всех сил старался держаться от людей как можно дальше, то она их изучала, изучала мысли, чувства, характеры. Скрытые ото всех проявления человеческой природы. А когда я изменилась... А я, если вдуматься, стала «человеческой» Хранительницей. Этакой воплощённой аватарой для исконного духа всех смертных. Сказался, наверно, имплантант, жёстко зафиксировавший меня в этой позиции: и вне и внутри целого народа, и вмещая в себя весь коллективный разум, и в то же время являясь чем-то индивидуальным... И вот когда я изменилась, Нефрит знала об этом изменении практически всё: и об исходной его фазе, Я-Антее, и о конечном результате. И не могла не понимать, что процесс следует остановить, прежде чем я наберу полную силу. Подумать страшно, что бы натворила Другая-Я, будь у неё немного времени, чтобы разобраться в собственных способностях, питаемых энергией всех бессчётных представителей человеческой расы.

И тогда Видящая Истину сделала... что-то. Что-то находящееся за пределами мастерства, или чародейства, или заклинательства. Она как-то использовала целительские способности, которые до того я считала в ней совершенно неразвитыми. Направленным, сложно сплетённым лучом подключила эмпатическое воздействие и глубинное знание, доступное лишь Видящим Истину. Материальным носителем стала её собственная кровь, силу дала добровольная смерть, а формальным воплощением стала песня. И кости ожили. И душа возродилась. И голубая роза изменила цвет.

Я сильно сомневалась, что нашлось бы во всей Ойкумене хоть одно существо, способное повторить подобное. Хвала Ауте за это.

— Знаешь, она ведь с нами. Нефрит Зеленоокая стала частью Эль — и это огромная честь для народа эль-ин. Только вот вряд ли Эйхаррон воспримет это с такой точки зрения. Какова, кстати, их реакция?

— Арр-леди Нефрит из Дома Вуэйн погибла в противостоянии с ренегатом по имени Криит, лишённым Дома. Эйхаррон скорбит о ней.

— То есть...

— Никто не знает подробностей, Антея. Сергарр сказал, что виной всему Криит. Ни у кого духу не хватило усомниться. Или задавать вопросы. Или мешать ему уйти.

Ой...

— Как он?

На лице Аррека появилось такое осторожное, бесстрастное выражение, которое я уже научилась определять как признак ревности.

— Сергей принёс тебя сюда. Ждёт сейчас в одном из внешних помещений... Мне сказали, что он — твой полный риани.

— Угу.

— Как это случилось?

Определённо, ревность.

— Три ступени. Первая — посвящение. И инстинктивное повиновение. Это мы прошли давно, когда я подчинила его, чтобы не дать себя убить. Ты, наверно, помнишь тот случай. Нефрит была в ярости. На вторую ступень он втащил себя сам, когда осознал происходящее и попробовал этим управлять. Ну а третья, последняя... Он принял решение и принёс клятву, а я её приняла. Так что, да, теперь у меня есть риани-человек. Только вот что с ним делать?

— Уверен, ты что-нибудь придумаешь.

— Угу...

Я рассеянно потёрлась щекой о его рукав, думая о другом.

— Интересно, могла ли Эль это предвидеть? — Я рассуждала вслух, совершенно не заботясь о том, что меня могут услышать. — Судя по всему — да. Может ли быть так, что всю цепь событий она построила с целью заполучить Нефрит и Сергея? Не-ет... С одной-единственной целью Эль не делает ничего...

Аррек заледенел, задеревенел, закрылся Вероятностными щитами под моим прикосновением. Я удивлённо подняла голову, вопросительно шевеля ушами.

Он говорил очень осторожно. Тщательно следя за голосом, за интонацией. Делая всё, чтобы не сорваться и не заорать благим матом.

— Ты сказала под-стро-е-но? — Создавалось ощущение, что его последнее слово готово было в любой момент его укусить, так бережно оно было произнесено.

— Аррек, э-эээ... — Я помедлила, нутром ощущая, что мы вдруг, совершенно неожиданно наткнулись на ещё один пункт полного и абсолютного непонимания. — Ты ведь не думаешь, что медленная, тянувшаяся около десятилетия насильственная трансформация Хранительницы во что-то чужое не могла пройти без... ну как минимум молчаливого попустительства моей Богини?

Он резко выдохнул, пальцы, лежавшие на моей голове, сжались, больно дёрнув волосы. Я ойкнула, и кулак тут же разжался, рука успокаивающе погладила спутанные золотистые локоны.

— То есть она это до-пу-сти-ла?

— Нуу-у... — Чего он так взъелся?

Повернулась, пытаясь разглядеть лицо мужа. Он зажмурился, медленно, в медитативном темпе пропуская воздух через судорожно сжатые зубы. Резко встал, почти оттолкнув меня — движение, скорее призванное уберечь от дальнейших разрушительных вспышек ярости, чем обидеть.