Грехи отцов. Том 2 - Сьюзан Ховач

Я ничего не могла сказать, но я кивнула головой.

— Хорошо, — сказал отец, — теперь мы подошли к сути проблемы, которая состоит в том, что я никогда не передал бы банк человеку, в котором не уверен абсолютно. Я никогда не был уверен в Скотте. Но мне не нужны никакие иррациональные мотивации, которые Скотт пытался внушить мне.

— Ты имеешь в виду, что хотел… ты всегда хотел…

— Да, — сказал отец, — всегда. Я всегда хотел передать банк Скотту.

Я уставилась на него. Во рту у меня пересохло.

— Папа, ты никогда, никогда не должен позволить ему узнать об этом. Ты никогда не должен говорить ему, что все эти годы он посвятил себя тому, что давал врагу своего отца то, что тот больше всего хотел. Если он узнает, что все его старания не более чем иллюзия, это разрушит его.

— Ты так думаешь? Я удивлен. Скотт очень крепкий, я всегда удивлялся, насколько он крепкий. Ты теперь, это понимаешь. Мною двигало не чувство вины, ничего похожего. Я хотел Скотту передать банк, потому что…

— Потому что он был как бы младшим братом, которого у тебя никогда не было, и сыном, которого ты всегда хотел, и ты думал, что он всецело принадлежит тебе. Ты рассматривал его связь со Стивом как биологическую случайность.

— Совершенно верно, — сказал отец. — Я хотел передать банк Скотту, потому что любил его. Странно, но это так просто звучит, когда скажешь вслух. Раньше я никогда не мог произнести это вслух. Я с трудом мог признаться себе в этом, поскольку боялся, что могу выдать свои чувства.

— Ты имеешь в виду, что тебе приходилось скрывать правду.

— Да, ведь я собирался получить то, что хотел, я не мог позволить правде выйти наружу. Ты же видишь, в какой трудной ситуации я оказался. Во-первых, мне приходилось думать об Алисии, которой очень хотелось, чтобы я сделал наследником Себастьяна. Я не мог позволить ей узнать, что хотел обойти Себастьяна и что меня мало заботят ее сыновья. Однако Алисия была не главной причиной. Основной проблемой, как я видел с самого начала, был сам Скотт.

— Мне кажется, — тихо сказала я, — ты боялся что он как бы ускользнет от тебя, если узнает, что все его амбиции привели к тому, что ты добился того, чего так хотел.

— Нет, ты заходишь слишком далеко и слишком спешишь. Ты не учитываешь того, что годами я не отдавал себе отчета во враждебном отношении Скотта ко мне. Мы были очень близки до войны, а после, когда он вернулся домой, он не дал мне почувствовать, что его отношение ко мне изменилось. Нет, проблема состояла не в том, что он прекратит поддерживать со мной отношения, если узнает правду, а в том, что если бы он узнал, что получит банк довольно просто, он бы потерял всякий интерес к этому делу и занялся еще чем-нибудь, чтобы доказать, что он лучше, мудрее, умнее своего отца.

— Думаю, я понимаю. Ты говоришь, Скотту нужна борьба. Ему необходимо подстегивать себя, ставя трудно осуществимые задачи.

— Ну, я не психолог и не анализировал его характер так глубоко, но инстинкт подсказывает мне, что ему хотелось верить, ему необходимо было верить, что мы вовлечены в некую мифическую битву. И если мне надо получить то, что я хочу, я должен играть один на один. Я должен был позволить Скотту перепрыгнуть через его воображаемые барьеры: Да и почему нет? Я не знал тогда, что они такие зловещие. Они хорошо сочетались с моей теорией о том, что он очень переживает за своего отца, и это был его путь познания себя. Позволь мне повторить, что он не проявил ко мне ни признака враждебности. Ему удавалось обманывать меня, так же как и мне удавалось обманывать его.

— Когда ты разгадал его?

— С пятьдесят пятого года. До того времени все было хорошо, хотя, оглядываясь сейчас назад, я с трудом представляю, как мне удалось убедить себя, что Скотт не может быть моим преемником. Было две причины, из-за которых все пошло кувырком. Во-первых, я взял Скотта в свою фирму. Эмили и многие другие считали, что с моей стороны это было благородством, но все это чепуха, я бы никогда не нанял Скотта, если бы не хотел этого. Во-вторых, я не увольнял его. Его хотел уволить Сэм. Да и многие другие хотели убрать его со своего пути, но я помогал ему, старался оградить от недоброжелателей, пока наконец не понял, что сам себе рою яму.

Отец замолчал. Сейчас он дышал ровнее, но лицо его оставалось бледным и осунувшимся. Он глотнул еще бренди. Вокруг нас шумел аэропорт, взад и вперед сновали пассажиры, слышался гул отдаленных разговоров, который сливался с объявлениями по громкоговорителю. Я спросила:

— Что случилось в пятьдесят пятом?

— Я узнал, что Тони Салливен написал перед смертью письмо. — Отец немного подумал, а потом осторожно добавил. — В нем излагалась точка зрения Стива на прошлое. Конечно же, я старался внушить Скотту свой взгляд на жизнь.

— Но почему Скотт решил отвергнуть твою точку зрения и принять взгляды Стива?

— Письмо Тони было очень убедительным. — Отец остановился, как бы обдумывая свои слова, и потом решительно продолжил: — Очень убедительным. Письмо было уклончивым и бездоказательным, но…

— Уклончивым. Но Тони всегда был честен. Я всегда считала, что он не смог бы обмануть.

— Верно. Именно поэтому письмо так сильно повлияло на Скотта. Однако существуют различные представления о правде. И хотя, как я уже говорил, мне пришлось выдержать настоящую схватку со Стивом, я никогда об этом не жалел, потому что всегда считал свои действия правильными.

— Но Скотт уверен, что ты убил Стива.

Отец сильно побледнел.

— Он сказал тебе об этом? Но…

— Не волнуйся, я не приняла это всерьез. У Скотта просто неврастения по поводу своего отца, а представления о прошлом несколько искажены.

Я вздохнула и попыталась вернуть разговор в настоящее время. Смерть Стива, конечно, была трагедией. Что до меня, мне не было нужды вдаваться в детали. Меня интересовал Скотт, а не его отец.

— Когда Скотт увидел письмо Тони? — быстро спросила я.

— После гибели Тони в сорок четвертом году. Но, к сожалению, до пятьдесят пятого года я и не подозревал о его существовании. Однако, как только я его увидел, я понял, что у Скотта есть причины ненавидеть меня. Я понял, что его срочно нужно увольнять.

— Почему ты этого не сделал, что случилось?

— Видишь ли, Вики, — отец показался мне теперь старым и уставшим, — к сожалению, я не всегда такой решительный, как хотелось бы. Иногда я настолько слаб, что не могу принять правду. Скотт был не единственным, кому удалось найти психологически правильную линию поведения.

— Другими словами, ты даже не допускал мысли о его увольнении.

— Нет, я обдумывал ее. Я всегда увольнял партнеров, как только чувствовал, что не могу доверять им на все сто процентов. Это рефлекс, и лучше довериться ему, чем продолжать с ними работать и гадать, когда они сделают еще одну попытку нанести удар в спину. Нет, я подумывал об увольнении Скотта, но почему-то убедил себя, что это не обязательно. Я думал, что смогу приручить его. Наверное, это было самым глупым решением в моей жизни.