Большая гонка. Драма на миллион. Легендарная история о том, как еврейский гонщик, американская наследница и французское авто посрамили гитлеровских асов - Нил Баскомб

И если не повезет с погодой или снова выявятся технические проблемы, то шансов выиграть «Миллион» не останется. К тому же ему приходилось принимать во внимание и то, что Жан-Пьер может просто оказаться физически не готовым к гонке на 200 километров в предельном темпе по трассе Монлери.

И решено было спешно попытаться все-таки бросить в бой взамен Вимилля ветерана Бенуа. В своей первой попытке, которую прессе преподнесли как «тестовый заезд», Робер сошел с дистанции после двенадцати кругов из-за поднявшегося шквального ветра. Ни одного круга быстрее 5:09 он при этом не прошел, а по завершении заезда честно признался журналистам, что Вимилль бы на его месте с этой задачей, вероятно, справился лучше: «Эх, был бы я лет на десять моложе…» – добавил он с нескрываемым сожалением.[541]

К утру 23 августа небо прояснилось, а ветер стих. На этот раз Жан Бугатти был уверен в своем ветеране, и официально объявил о том, что предстоящий заезд будет попыткой завоевать заветный приз. Привезли фотографов и кинооператоров для запечатления заезда.

Со стоячего старта Бенуа ушел весьма медленно. «Замешкался», – деликатно написали в L’A u t o. В результате первый круг был им пройден за 5:26 со средней скоростью 136 км/ч, – на 19 секунд медленнее требуемого для выигрыша среднего времени на круге, – и этот дефицит было очень трудно отыграть.

На втором круге он показал результат 5:10 и лишь усугубил отставание от требуемого для победы графика. В лагере Bugatti воцарилось уныние. Но тут Бенуа, будто почувствовав, что нужно пошевеливаться, стал проходить круг за кругом все быстрее и быстрее. С каждым разом изгибы и повороты давались ему со все большей легкостью за счет будто пробудившегося в нем неувядающего искусства. И Bugatti его побежала безупречно. Финишировал он с итоговым временем 1 час 22 мин и 3,9 сек – в жалких девяти секундах – и целой вечности – от цели, позволявшей претендовать на «Миллион».

В боксах журналисты принялись, прежде всего, интересоваться у Бенуа, предпримет ли он повторную попытку.

– Всякое возможно, – уклончиво ответил ветеран, но тут же признал, что его время, по большому счету, ушло, и больше шансов у Вимилля, на скорейшее выздоровление которого надеется и он, и вся команда. – Он быстрее меня.[542]

Тут же газеты сообщили, что следующую официальную попытку, вероятно, предпримет Рене Дрейфус, который продолжает ежедневные пробные заезды на новой Delahaye, а вот ни от SEFAC, ни от Talbot претендентов не видно. Таким образом, состязание за миллион очевидным образом ограничивалось двумя командами – Bugatti и Delahaye, – и при этом злые языки продолжали утверждать, что ни тем, ни другим преодолеть заданную планку не по силам.

Заголовки газет по всей стране продолжали пестреть последними сообщениями с Монлери. “Le Drame du Million”[543] сюжетно затмевала все прочее, а особой интенсивности ее освещению придавала надежда на возвращение по ее результатам настоящих гонок в страну и конкурентоспособного французского авто к Гран-при Франции 1938 года. Ну и, конечно же, роль отвлекающего маневра перед лицом всевозрастающего страха новой вой ны с Германией розыгрыш «Миллиона» исполнял исправно.

Целыми косяками публиковались редакционные статьи с упреками в адрес правительства Франции за его неспособность должным образом подготовить армию к неизбежному. Как саркастически отмечал один автор, министры не делали ровным счетом ничего для формирования готовых дать отпор немцах моторизованных соединений: «Все прочие армии почему-то поддались соблазну скорости, многообещающему очарованию блистающих [броней] кавалькад. <…> Вероятно, колоссального мужества требует упорство в противостоянии этой заразе». – С таким же сарказмом отзывались современники и о французских ВВС. Задним числом легко сваливать всю вину за неготовность к вой не на власти. Вот только и общественное мнение во Франции в те годы единодушно придерживалось, по словам одного историка, простейшего мнения: «Что угодно, только не вой на!»[544]

Пока публика тешилась спектаклем «Миллион франков», Рудольф Уленхаут со своим инженерно-механическим оркестром трудился над новой формульной машиной за высокими неприступными стенами завода в Унтертюркхайме. Деньги на это дело государственной важности расходовались огромные и без оглядки. Только в 1937 году содержание гоночного подразделения обошлось концерну Daimler-Benz в 4,4 млн рейхсмарок.[545] Гендиректор Вильгельм Киссель прямо заявил, что ему никаких денег не жалко на свою команду, поскольку речь идет о «защите национальных интересов».[546] За этой полуправдой цинично утаивался факт получения концерном от нацистского правительства уймы дорогущих госзаказов, с лихвой компенсировавших издержки концерна на финансирование заведомо убыточного гоночного подразделения со штатом в сотни человек, занятых переборкой машин после каждой гонки.[547]

Налоговые льготы, разогнанные профсоюзы, ввод в эксплуатацию национальной сети автобанов – буквально все играло на руку и способствовало непомерному обогащению Daimler-Benz на зависть другим автомобилестроительным компаниям. Валовая прибыль вследствие увеличения объемов производства и отдачи от инвестиций ежегодно росла как на дрожжах. Ключевую роль в успехе концерна сыграла колоссальная программа перевооружения. Заводы Daimler-Benz теперь пекли военную технику как пирожки. Имея такого агента прямого влияния лично на Гитлера как член совета директоров Якоб Верлин, концерн выигрывал конкурсы и получал крупные госзаказы один за другим. Если же (точнее сказать, «когда же наконец») разразится вой на, полагали в руководстве концерна, дела пойдут еще лучше.[548]

Для того, чтобы не выпасть из фавора у рейхсканцелярии и продолжать уводить самые лакомые куски пирога госзаказов из-под носа у конкурентов из Auto Union, Кисселю, по его здравому разумению, нужно было во что бы то ни стало вернуть своей команде Mercedes-Benz безраздельное господство на трассах гоночных Гран-при, отобранное у нее главными соперниками в сезоне-1936. Планирование контрудара началось еще с зимы. Работами по-прежнему руководил Уленхаут, но теперь в помощь ему концерн заручился услугами самого Фердинанда Порше, у которого истек срок контракта с Auto Union, после чего он получил от Daimler-Benz предложение стать консультантом по конструкции будущих гоночных Mercedes-Benz.

Исходя из их многолетнего опыта, было изначально ясно, что выбор в Унтертюркхайме снова сделают в пользу трехлитрового двигателя с наддувом, а не 4,5 л без оного. На совещании 23 марта 1937 года это и было формально подтверждено. В новом сезоне команда будет выступать на машинах, оснащенных моторами V12 3,0 л с нагнетателями. Новое шасси инженеры-конструкторы решили спроектировать не с нуля, а посредством радикального усовершенствования модели гоночного шасси образца 1937 года: сместив карданный вал в сторону от центральной продольной оси, им удалось сделать посадку кресла пилота еще ниже. Испытания макетов в аэродинамической трубе позволили существенно улучшить обтекаемость корпуса.[549] После серии доработок все