Застава «Турий Рог» - Юрий Борисович Ильинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таков был истинный смысл операции «Хризантема», не известный никому из непосредственных организаторов и исполнителей, кроме генерал-лейтенанта медицинской службы Исии Сиро, полковника Эйдзи Нисимуры и хиленького Мокрицы…
Оборванные, голодные, исхудавшие нарушители едва тащились сквозь бесконечную тайгу. Давно рухнула дисциплина, придавал силы, гнал вперед страх. Горчаков шагал как автомат, уже ни на что не надеясь: будь что будет. Апатия безраздельно владела и остальными, один Сигеру сохранял ясность мысли, продолжая стремиться к цели.
В сложной обстановке он не утратил присутствия духа. Сохранить рассудок помогли переданные полковником Кудзуки снадобья, восстанавливающие силы, бодрившие дух, японец глотал магические таблетки регулярно, согласно инструкции.
Сигеру понимал: горсточка обессиленных, изголодавшихся людей не в состоянии оказать сопротивление пограничникам, с боем прорваться на сопредельную сторону. Тем не менее он не унывал: обещанная помощь придет своевременно.
Японец по-прежнему держался в тени, предоставляя Горчакову вести группу: в случае неудачи ответственность ляжет на Горчакова, пусть выкручивается как может. Мыслей своих Маеда Сигеру никому не поверял. С Горчаковым держался спокойно, изредка давал советы, четкие, как боевой приказ. Накануне вечером капитан изложил заключительную часть плана операции «Хризантема».
Маеда Сигеру ткнул пальцем в крупномасштабную карту местности; говорил из предосторожности по-английски — нарушители забрались в шалаш, чтобы хоть как-то защититься от снега, валившего большими хлопьями.
— Мы находимся в двадцати километрах от границы, на участке заставы «Турий Рог». Остался один переход, всего один. Пойдем строго на юг. В шести километрах от границы хижина лесника. Необходимо привлечь внимание пограничников к хижине. Подумаем, как это сделать. Пограничники поспешат на выручку леснику, кто-то из наших завяжет с ними перестрелку, оттянет на себя часть сил заставы, тем временем мы выйдем к реке, сосредоточимся на исходной позиции и просигнализируем на тот берег. Оттуда будет нанесен неожиданный удар, атакующие подразделения форсируют реку, ввяжутся в бой, а мы под прикрытием подразделений доблестной императорской армии благополучно вернемся домой. Что скажете?
— Не люблю фантастику…
— И напрасно, порой ирреальное оборачивается явью.
— Абсурд…
— Не будьте столь категоричны, мистер Горчаков.
К леснику отправились Ефрем и Безносый, Маеда Сигеру сам отобрал их — не посылать же Лещинского, переводчик совсем расклеился, а Мохов и Господин Хо еще пригодятся, наберут других головорезов, обзаведутся бандами, и их снова можно использовать в борьбе против Советов. Именно так истолковал выбор японца Горчаков. Правда, оставался еще Лахно, но он понадобится при переходе границы — без драки не обойтись, а Лахно, пожалуй, самый надежный и исполнительный, выполнит любой приказ, хотя бы ценой собственной жизни.
Горчаков был прав, именно этими соображениями и руководствовался Маеда Сигеру, отдавая соответствующее распоряжение. Капитан привык к беспрекословному подчинению, однако на сей раз вышло не гладко, воспротивился терпеливый и всегда покорный Господин Хо. Выслушав приказание японца, он смиренно, но твердо принялся возражать, Маеда Сигеру от такой наглости онемел и молча смотрел на взволнованного хунхуза. Наконец обрел дар речи.
— По-видимому, вы, почтенный, забыли о некоем документе, написанном на хорошей рисовой бумаге? Напрасно. Рисовая бумага долговечна, китайская тушь не выцветает и даже не смывается.
— Не гневайтесь, господин, но телохранитель верно служит мне вот уже десять лет!
— Прежде всего он, как, надеюсь, и вы, служит Ямато!
— О! Разумеется. Но этот человек трижды спасал мне жизнь, он мне роднее брата!
Маеда Сигеру рассмеялся: о чем толкует ничтожный червь? Спас жизнь. Вздор, чепуха. Знал бы этот грязный предводитель трусливых шакалов, что его жизнь лишь жалкая нитка, и если кто перережет ее, то прежде всего столь любезный его сердцу верзила. Безносый давно куплен со всеми потрохами. Оригинальная ситуация: жертва молит за потенциального убийцу. Пикантно, при случае можно позабавить полковника, пусть посмеется… Но Маеда Сигеру отличный актер, умел скрывать свои мысли; прикрикнув на Господина Хо, он сразу же поставил его на место.
С Моховым было труднее. Вступившись за Зыкова, он обложил капитана по-русски. Японец прикрыл пухлые веки, сдерживая гнев, на все доводы бушевавшего атамана отвечал снисходительной улыбкой.
— Нервы, господин Мохов. Речиться надо. Не хорсё.
— Да поймите же вы, наконец! — свистящим шепотом кричал Мохов. — Ефрем — единственный близкий мне человек. Остальных я потерял, причем не без вашего участия. Оставьте хотя бы Зыкова, у него семья, дети.
— Семья — это хорсё, дети… У меня тоже имеется немножко семья. — Маеда Сигеру волновался, и это сказывалось на его речи. — Простите, господин Мохов, вы знаете ангрийский язык?
— Матерный я знаю! — гаркнул Мохов. — Понятно, желтомордый?
— Не хорсё кричать, господин Мохов. Граница бризко. Очинно не хорсё…
Мохов хлестнул по голенищу плетью, виртуозно, в тридцать три святителя пустил последний залп и ушел. Горчаков поразился выдержке Сигеру — его смертельно оскорбили, а он молчит! Капитан, однако, никому ничего не прощал. Он занес Мохова в список злейших врагов, решив не спеша обдумать, как ликвидировать распоясавшегося агента и одновременно не прогневить начальство.
— Ты очень скоро отправишься в царство теней, но тебя там не узнают, — прошипел Сигеру и отправился инструктировать смертников.
Старый лесничий сидел на лавке в обнимку с валенком, тыкал шилом в толстую подметку, сдвинув на лоб очки в детской железной оправе, подслеповато помаргивая, искал игольное ушко, продевал дратву. Дело не ладилось: неровно обкусанный некрепкими стариковскими зубами кончик дратвы не попадал в крохотное отверстие. Старик чертыхался.
— Давай помогу, деданя! — предложила Ланка.
Старик упрямо продолжал бесплодные попытки.
— Сам справлюсь. Эк, ты, окаянная, штоб тя разорвало! Сам, говорю! Сколь годков никого не просил, обшивался, обстирывался. Бабы — не прими в обиду, внученька, — дуры, одни хлопоты от них.
— Неправда ваша, деданя. Дайте иголку!
— Сам управлюсь. Так о чем это я?
— О женщинах, дедушка…
— Ага, о бабах. Оны, внученька, самые что ни есть хитрущие на белом свете. Самые сатаны. Из-за их бед всяких — не счесть. Приведи бабу в дом — что получится? Все вверх дном перевернет, все на свой лад.
— Откуда ты, деда, это знаешь? — невинно осведомилась Ланка.
Распаленный старик проглотил наживку с ходу.
— Была тут одна, али я уж не мужик? О двух руках, о двух ногах. И протчее. Соответствую…
Девушка звонко рассмеялась, дед Андрон совсем распалился.
— Не смеись, не смеись… Был грех, сманил одну дуреху. Своего законного Сашку-пастуха кинула, ко мне прилепилась. Слова всякие говорит: и голубок, мол, цветик лазоревый. Ладно, думаю, бреши дальше, послухаю. Ах,
