Праведница - Рене Ахдие
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, это не Бомбей. Совсем нет. Однако было в Новом Орлеане что-то, заставляющее Арджуна чувствовать себя как дома. Что-то неотесанное. Настоящее. Он остановился тогда под лунным светом, чтобы перекусить бенье [74] и послушать издалека музыку, какой никогда прежде не слышал.
Разумеется, не все было идеально. Как и в Индии, Арджун заметил, что люди с более темным оттенком кожи обычно обслуживают людей со светлой. Когда мальчишка с коричневой кожей протянул жареный пончик Арджуну, тот встретил его взгляд и внимательно посмотрел на него. Мальчик кивнул, и Арджун с благодарностью улыбнулся в ответ.
Куда бы Арджун ни отправлялся, он всюду видел несправедливость. Это ощущение никогда не покидало его, неважно, прогуливался ли он по Козуэй [75] или ходил по хваленым улицам Малабар Хилл [76] в Бомбее. И даже когда он сидел на ступеньках университетской библиотеки в Кембридже, поджидая, когда друзья освободятся и смогут проводить его домой, без страха в одиночестве наткнуться на какого-нибудь разгневанного графа или герцога Мерилибона [77], который накричит на Арджуна просто за то, что он родился с неправильной кожей.
Где бы Арджун ни жил, он никогда не забывал, кем он был.
Однако та ночь в Новом Орлеане, когда он впервые уснул спокойным сном, обладала резким контрастом по сравнению с сегодняшней ночью, которую Арджун проводил в глубине горы Мораг, в самом ледяном сердце Сильван Вальд. Холодок пробежал у него по позвоночнику, и он покрепче укутался в старенькое одеяло. Так как он был этириалом, сильные жара и холод не пробирали его до костей как смертных людей. Однако Арджун все равно чувствовал себя промозгло и неуютно. Ему хотелось разжечь огонь, но, разумеется, очага в крепости изо льда и камня не было.
– Арджун? – прошептала Пиппа. – Ты не спишь?
Ее слова напомнили ему об их беседе, которая состоялась, как казалось, давным-давно и далеко-далеко.
– Нет, – ответил Арджун.
– Я… Я…
– Что-то не так?
– Я замерзла.
Арджун сел. Как только тонюсенькое одеяло спало, леденящий воздух коснулся его тела. Арджун присел на краю кровати и притянул Пиппу к себе. Ее зубы стучали, а плечи дрожали. Она вцепилась пальцами в его рубашку и прижалась лицом к шее. Трясущимися руками Пиппа отогнула край одеяла и затащила Арджуна на кровать рядом с собой. Арджун обнял Пиппу, но она продолжала дрожать рядом с ним, держась за рубашку.
Все это время, оказывается, Пиппа дрожала, а Арджун был слишком увлечен мыслями, чтобы заметить. Она уткнулась лицом в его руку, и что-то пробудилось в груди у Арджуна. Это чувство успокаивало. Будто бы он вдруг отыскал то, что потерял давным-давно.
– Я не могу уснуть, – призналась Пиппа.
– Я тоже.
Она колебалась, прежде чем заговорить снова. Арджун понял это по ее замедлившемуся дыханию.
– Тебя все сильно беспокоит? – спросила она наконец.
Арджун улыбнулся. Доброта Пиппы все-таки однажды ее погубит.
– Может, было бы куда проще, если бы я был кем-то другим, – сказал он.
Пиппа шмыгнула носом.
– Или чем-нибудь другим.
– Может, медведем. Тогда, по крайней мере, нам было бы теплее.
– Нет. – Пиппа покачала головой. – Пингвинами. Мне всегда нравились пингвины.
– Мне сказали, что они выбирают партнеров на всю жизнь.
Пиппа нахмурилась и спросила:
– Разве тебе не хотелось бы быть пингвином? Они кажутся такими радостными. Играют, резвятся и плавают целыми днями, а потом спят друг с другом бок о бок под небом, освещенным огнями северного сияния.
– Ну, полагаю, тогда я мог бы быть и пингвином, – согласился Арджун. – Если только и ты будешь пингвином.
Новая дрожь пробежала по телу Пиппы. Арджун прижал ее к себе крепче, и в ответ она его обняла. От Пиппы пахло солнечным светом весеннего дня. Арджун не смог совладать с собой и сделал глубокий вдох. Напряжение в груди спало почти окончательно. Тепло Пиппы успокаивало и душу Арджуна, и тело.
– Можно попросить об одолжении? – спросила она, когда наконец-то перестала так сильно дрожать.
– Разумеется.
– Я была бы благодарна, если бы завтра мы сделали вид, что этой ночи не было.
Арджуна развеселили ее слова, однако в сердце странно кольнуло.
– Разумеется, – повторил он. – Я унесу этот секрет с собой в могилу.
– Но ты же бессмертный.
– Это просто формальность, мери пуаари. Я ни с кем не делюсь тайнами, если только мне не предложат хорошую сумму денег.
Арджун был готов поклясться, что Пиппа теперь улыбается.
– А ты знаешь, что все лебеди в Англии принадлежат королеве? – спросила она.
– Знаю. Я узнал об этом в тот самый день, как ступил на берега Англии, – пошутил он. – А ты знала, что первые в мире бинты, которыми пользовались люди, были из паутины?
– Правда? Я не знала.
– Мне отец сказал.
– Думаю, ты очень любишь своего отца.
Арджун не сразу ответил, но потом сказал:
– Любил.
– Он умер?
– Нет.
На секунду воцарилось молчание.
– Но ты с ним не видишься?
– Нет. Не вижусь. – Арджун сделал глубокий вдох. – Поэтому-то я и получился такой никчемный, – пошутил он. – У меня не было хорошего примера для подражания.
Пиппа села и посмотрела на него.
– Ты часто так делаешь, – сказала она. – Шутишь, когда чувствуешь себя некомфортно.
– Увы. – Он прищурился. – Однако я не один здесь избегаю сложных бесед.
Пиппа отвела глаза.
– Кто такие Лидия и Генри, Пиппа? – спросил Арджун.
Она поджала губы, будто бы стараясь не проговориться.
– Филиппа, – сказал он мягко. – Ты не обязана рассказывать мне, если не хочешь. Но я здесь и готов тебя выслушать, когда ты будешь готова.
– Я хочу тебе рассказать, – прошептала Пиппа. – А ведь я уже очень давно не хотела никому рассказывать. – Она закрыла глаза и продолжила: – Это мои братик с сестренкой. Я оставила их в Ливерпуле с тетей Имоджин, пообещав, что заберу до конца года. Все, что я сделала: переезд в Новый Орлеан, помолвка с достойным молодым человеком, – все это для того, чтобы я смогла забрать их в Америку, заботиться о них и оберегать.
– Не понимаю, почему ответственность за них оказалась на тебе. А что насчет ваших родителей? – спросил Арджун. – Твой отец ведь герцог. Разве у него нет возможности…
– Мой отец отбывает пожизненный срок в английской тюрьме за Йоркширом за страховое мошенничество.
Впервые за
