Красный Петух - Ян Гийу

Фру Эйвур Берггрен, семидесятитрехлетняя вдова торговца одеждой в Йончёпинге, впервые была в заграничной поездке, если не считать поездку в Данию. Она безгранично благодарна этому молодому, хорошо воспитанному человеку, взявшему ее под свою опеку еще в аэропорту Бен Гурион, а сейчас еще и предложившему ей вместе посетить базары. Правда, она очень огорчилась, заметив, что он не пел с ними псалом о путешествии в Израиль накануне вечером, когда группа, устроившись в гостинице, собралась в небольшой столовой. Но, во всяком случае, он был тут, да и не один он не пел.

Кроме того, хорошо иметь защитника, когда блуждаешь по арабским переулкам. Ей не хотелось бы, чтобы ее обманули или обворовали, поэтому она серьезно относилась ко всякого рода предостережениям на этот счет. И потом, она не очень-то сильна в иностранных языках. А ее спутник, рассказывала она позже, без труда договаривался с торговцами.

Он помог ей в магазине, где арабы продавали прекраснейшие вышивки, попросил присесть и предложил ей чай в маленьком стаканчике с листом мяты и очень сладкий. Но в последние годы она не выносила сахара вообще, и молодой человек тут же принес новый стакан чая, уже без сахара. На вкус чай напоминал ей жевательную резинку, но молодой человек заверил, что это от зеленого листа мяты, она поверила ему и почувствовала себя в его обществе совершенно уверенно и даже начала немножко ревновать, когда он чуть позже попросил разрешения у хозяина лавки воспользоваться его телефоном.

Карл стоял в забитой кожаными пуфиками, играми "трик-трак", покрытыми пылью вышитыми платьями тесной кладовой со старомодным телефонным аппаратом в руках и проводом, наполовину скрытым в стружке, и готовился к телефонному разговору, почти непрерывно занимавшему его мысли последние двое суток. Он знал, что номер телефона приведет его в кибуц, расположенный недалеко от Киннерета, в нескольких часах езды отсюда. Кто-то ответил на иврите. По интонации он понял, что его попросили подождать, после того как он по-английски попросил Шуламит Ханегби. Прошло уже несколько минут, и разговор в лавке замер из-за незнания языка. Наконец она подошла к телефону и сразу же ответила по-английски.

- Привет, любимая! Я чувствовал, что должен был приехать к тебе. Ты не можешь себе представить, как я хочу тебя видеть. Да, и спасибо за открытку, - начал Карл.

Две-три секунды молчания, потом она ответила.

- О, любимый, ты тоже не представляешь себе, как я скучаю по тебе. Я даже не смела надеяться, что из-за меня ты сможешь все бросить и приехать. Сколько времени в нашем распоряжении? - спросила она таким тоном, будто все, что она говорила, было чистейшей правдой.

- У меня пять дней. Поедем, куда ты говорила, я готов. Когда ты сможешь?

- Мне надо сначала кое-что сделать, но, может быть, послезавтра... А где ты, в Иерусалиме?

- Да.

- Послезавтра первым автобусом. Не опоздай, обещай мне.

- Обещаю.

- Как здорово будет! У меня кое-какие дела, да и у тебя тоже, но мы все же увидимся.

- Конечно, я об этом мечтаю, как и ты.

- А теперь до свидания, скоро увидимся, - сказала она и внезапно положила трубку.

Карл еще немного постоял с трубкой в руке, потом бережно положил ее на место. Он помнил каждое сказанное слово, но, насколько он понимал, немногое поддавалось толкованию. Она имела в виду первый автобус, первыйавтобус из Иерусалима в Эйлат на Рождество. В этом не было никакого сомнения. Он не называл никакого другого места, кроме Иерусалима. А в открытке она писала об Эйлат.

Он вернулся в лавку, где уже сгорала от нетерпения старая дама и мучился хозяин-палестинец, не говоривший по-йончёпингски - возможно, на единственном в мире языке, на котором он не мог предлагать свой товар. Карл купил себе вышитую сирийскую скатерть, примерно такую же, какую купила старая дама, а затем они медленно пошли по выложенной камнями виа Долороза мимо бесчисленных кафе, скромных фруктовых давок и сувенирных магазинов, куда их настойчиво пытались заманить владельцы. Почти у самых Дамасских ворот расположился магазин для нумизматов, где продавались еще и глиняные черепки, и даже почти целые амфоры, как утверждалось, финикийских времен (если туристы выглядели неевреями, черепки превращались в "финикийские", а так были просто еврейскими). Фру Эйвур Берггрен, правда, было неловко, но ей все же хотелось посмотреть на эти черепки, если бы они были христианских времен. Карл посоветовал ей ничего не покупать.

Дождь усилился. Когда они прошли через Дамасские ворота, скользкая тысячелетняя каменная кладка сменилась асфальтом. Фру Берггрен заговорила о своих впечатлениях: Иерусалим не такой большой, как она ожидала, да, кстати. Старый город действительно выглядел арабским, чего явно не было во времена Иисуса. Сейчас, когда евреи вернулись в свою страну, поразительно, что арабы остались жить в Священном городе.

Карл все время кивал, будто слушал ее, а сам погрузился совсем в другие проблемы. Через полтора часа он должен звонить по другому телефону с секретным номером на Эстермальм в Стокгольме, где никто ему не ответит, но где дежурный офицер тщательно просчитает число сигналов и число минут до следующего звонка с определенным числом сигналов. На этот раз он должен прозвонить семь сигналов, подождать шесть минут и повторить звонок с восемью сигналами. Затем дежурный офицер позвонит Старику и сообщит ему цифровой код неизвестно откуда, а для Старика это сообщение будет означать то же, что телеграфное сообщение:

"Никаких признаков беспокойства. Новое сообщение через двадцать четыре часа. Контакт установлен".

Ни один компьютер на свете не сможет расшифровать этот код, его конструкция известна лишь Старику и Карлу. Кроме того, статистически незначителен риск, что компьютер смог бы связать один из двадцати тысяч телефонных разговоров между Европой и Израилем за эти сутки с Карлом Хамильтоном и с секретным номером в Стокгольме. А секретным номером телефона может владеть любой.

- Я вполне понимаю, что ты звонил подружке, на то и молодость, - сказала фру Берггрен, внезапно изменив и тему разговора, и его тон. Теперь она казалась немного обиженной.

- Да, - скромно улыбнулся Карл, - должен признаться, я разоблачен.

Он проводил ее до гостиницы и отправился в город, чтобы разузнать, где расположена центральная автобусная станция у Рехов Яфо. Там он купил расписание, автобусные карты и узнал несколько телефонных номеров. Но звонить не стал и не стал оглядываться, поскольку, во-первых, уже убедился, что за ним нет хвоста, это он понял, когда звонил по телефону, а, во-вторых, те, кто мог выслеживать его, были дома, в своем городе, и им вряд ли стоило выдавать себя. Современные европейские районы Иерусалима создают трудности тому, кто хочет избавиться от слежки: кривые улочки между низкими домами, из которых не исчезнуть ни на машине, ни в метро, вновь быстро отыскиваются, даже если в них случайно заплутаешь. Петляющие переулки арабских частей города за его стенами предлагают, естественно, иные возможности. Но и они не очень надежны, рано или поздно объект все равно должен выйти за кольцевую стену через одни из больших ворот, и тут его можно схватить.

Зачем ей время на подготовку и на подготовку чего? Если все это было организованной западней, они могли бы засечь его уже по прибытии, уже при проходе через контроль израильской службы безопасности пассажиров или при досмотре багажа на Каструпе и тем самым завершить операцию. Но если это ее личная инициатива, вполне возможно предположить, что ей действительно требуются сутки или двое на подготовку к дороге. Она внимательно следила за тем, чтобы не назвать по телефону Эйлат. Да и повода к тому не было, поскольку и она, и он, и "Шин-Бет" знали, о чем шла речь. Но, с другой стороны, они могли исходить из того, что ему следовало сделать именно такой вывод.

Она подчеркнула, чтобы он не опоздал на первый автобус на Эйлат, чтобы он находился в нем.Так что совсем не обязательно, что сама она сядет в него в Иерусалиме, или это намек, что она сядет на какой-то остановке. Варианты пока что просты и ясны. Ему нечего больше сомневаться, надо просто составить план действий, сначала - как исчезнуть, а потом - как сесть в автобус.

Менее одного рабочего дня потребовалось Эрику Аппельтофту, чтобы убедиться, что "амуниция к оружию убийства" (так Нэслюнд называл шестнадцать патронов калибра 7,62 мм) была подложена в квартиру после первого домашнего обыска. А тот, кто подложил "материальные улики", явно не представляет себе, как проходит домашний обыск по-шведски.

Протокол конфискованного в квартире Хедлюнда - Хернберг был собран в толстой папке с описью нескольких тысяч предметов по различным подотделам.

Предметы под номерами 537 - 589 - в протоколе 37-Б под рубрикой "Корзина для бумаг у письменного стола".