Сочинения. Том 2 - Евгений Тарле

Итак, устанавливается прежде всего одно внешнее отличие между шелковым производством и прочими отраслями текстильной индустрии. Шелковая промышленность была организована как городская домашняя индустрия; выделка шерстяных, хлопчатобумажных и полотняных материй производилась тоже домашней индустрией, но как в городах, так в значительной степени и в деревне, причем для ряда местностей, как сейчас увидим, деревенское производство играло первенствующую роль. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что тут дело не только во внешней особенности.

Если бы мы должны были тут считаться с деревней только как с местом, где живут рабочие, работающие на городские мануфактуры, то задача очень упростилась бы: этот непреложно засвидетельствованный документами факт только подкрепил бы убеждение, что работа на дому была правилом во всех отраслях текстильного производства, а мануфактуры вроде Ван-Робе — исключением.

Но вопрос оказывается гораздо сложнее. О промышленных занятиях деревенского населения у нас есть свидетельства, которые при всей отрывочности и неполноте явственно говорят нам не только о громадном распространении и значении деревенского промышленного труда во Франции конца XVIII столетия, но и о том, что в деревне производство и сбыт были организованы вовсе не по одному шаблону, что мы имеем дело с различными типами промышленного производства.

Это вынуждает нас исследовать относящиеся сюда документы с тем вниманием, которого заслуживает самое явление.

Городское население Франции (в 1787 г.) принималось, насколько можно доверять тогдашней статистике, равным 1 949 911 человек. Всего два города имели население свыше 100 тысяч (Париж — 600 тысяч и Лион — 135 207); Бордо имел 75 824, Руан — 68 040, Лилль — 65 907, Нант — 51 057, Тулуза — 48 033, Метц, Ним, Страсбург и Орлеан — от 41 040 до 45 090; 21 город имел от 20 до 38 тысяч, остальные 44 города имели население меньше 20 тысяч человек.

Как совершенно верно заметил Левассер в своем специальном исследовании о населении Франции, невозможно знать распределение по профессиям населения накануне революционного периода, того населения, которое даже исчислить в точности нельзя [74]. В этом отношении мы в таких же потемках относительно этих 1 949 911 человек городского населения, как и относительно всех 23 052 375 жителей Франции, которых насчитывала накануне революции официальная статистика (прибавим, к слову, что в 1790 г. комитет по обложению полагал, что во Франции 26 363 000 жителей). Но если можно из этих цифр сделать хоть один сколько-нибудь прочный вывод, то, конечно, это будет вывод о громадном преобладании деревенского населения над городским.

Документальные показания, к которым мы теперь обратимся, покажут нам, что это огромное деревенское население являлось отнюдь не только потребителем мануфактурных товаров, но и само деятельнейшим образом участвовало в производстве.

3

Постановлением королевского совета от 7 сентября 1762 г. деревенская индустрия была легализована: крестьяне получили право заниматься выделкой всех сортов материй, не будучи членами цехов, но подчиняясь при этом всем правилам, регламентирующим промышленность [75]. Заметим кстати, что самое выражение в первой статье этого постановления указывает, что правительство хорошо понимало, что речь идет не о нововведении, но только о легализации уже существующего порядка [76]. Это постановление было подтверждено 13 февраля 1765 г. [77]

Левассер первый указал, что появление эдикта 1762 г. вовсе не означало, что промышленный труд был неизвестен в деревне до того времени [78]. Документы, относящиеся к началу XVIII в., дают нам в самом деле ряд свидетельств, что деревенская индустрия была широко развита задолго до 1762 г. [79] Это стало настолько распространенным явлением, что кое-где завелась особая графа в отчетах инспекторов: nombre des métiers travaillants dans les villages hors les manufactures et les fabriques. Нечего и говорить, что, подтверждая факт, инспектора в большинстве случаев отказывались определить число станков и число работающих. При всей скудости документов» относящихся к индустрии в начале XVIII столетия, можно сказать, что факт не только существования, но и широкого развития и, главное, обыденности промышленной деятельности в деревнях задолго до ее «легализации» не подлежит никакому сомнению.

Прямое свидетельство о широком развитии деревенской индустрии задолго до 1762 г. мы находим в показании инспектора лионских мануфактур Бриссона, который говорит, что начало полотняной промышленности в области Божолле теряется во мраке времен, но что уже в XVII столетии ее существование не подлежит никакому сомнению. Он, подобно большинству людей XVIII в., объясняет себе возникновение индустриальной деятельности в деревнях неплодородностью почвы и вообще неблагоприятными для земледелия условиями [80]. При этом он даже считает, что можно установить пропорциональность между степенью скудости почвы и степенью развития мануфактурной деятельности в данной местности: чем скуднее земля, тем больше население прибегает к мануфактурной работе [81].

Выделка полотняных материй уже с XV в. утвердилась в Бретани [82]; деревенская промышленность заметна с начала XVIII столетия в Нормандии [83].

Даже над обработкой шелка трудились деревенские жители задолго до 1762 г. — еще в XVII столетии, если не раньше. Во времена расцвета шелковой индустрии в Турэни, т. е. в конце XVII и в первой половине XVIII вв., в деревнях, окружающих Тур, женщины и дети деятельно работали над заказами, которые давали им владельцы турских мануфактур [84].

Не только разные отрасли текстильной индустрии существовали в деревне задолго до легализации 1762 г.: в Оверни, в области, окружающей городок Тьер, еще с XVI столетия процветала выделка металлических предметов, особенно ножей. При этом не только «фабриканты» Тьера давали работу жителям окрестных деревень, но последние работали и за свой собственный счет и сами являлись «фабрикантами», имевшими своих рабочих; в наших документах поэтому встречаются только: «la fabrique de Thiers» или даже «la fabrique de Thiers et des environs», a употребляют также более точное выражение: «la fabrique de la coutellerie répandue dans les campagnes» [85]. Это производство процветало еще во второй половине XVIII столетия, когда, по свидетельству Балленвилье (отца), тьеровские фабрикаты сбывались даже за границей, в Испании и Америке [86].

В 1762 г. было формально узаконено то, что практиковалось с давних пор: жителям деревень было позволено заниматься индустриальной деятельностью, не имея ничего общего с цехами и цеховым начальством. Самое разрешение это современники объясняли исключительно стремлением удешевить плату за труд и — со ipso — удешевить товар [87]. Правила, регламентирующие производство, клонящиеся к тому, чтобы производимый товар удовлетворял известным требованиям, остались в силе, конечно, и для этих деревенских рабочих, но на деле, как мы увидим дальше, надзор тут представлялся абсолютно невозможным. Деревенская индустрия, нанеся удар цеховой организации, подорвала и регламентацию промышленности, лишив ее всякого смысла.

Документы, относящиеся к эпохе Людовика XVI, говорят нам о широчайшем развитии деревенской индустрии на севере, северо-западе и северо-востоке — в Нормандии, Бретани, районе Фландрии, Cambresis, Beauvoisis, Hainault, на востоке в Trois-Evêchés, в Лотарингии, в Шампани, в Бургони, на юге — в Дофине и Лангедоке, на западе — в Турэни и т. д. Конечно, в подавляющем большинстве случаев деревня занята именно текстильной индустрией; пряжа и ткацкий промысел преобладают. Вглядываясь в разнообразные черты этого широко распространенного явления, мы замечаем, что в индустриальной жизни французской деревни конца XVIII столетия можно отличить несколько типов: в одних местах экономическая жизнь сохранила довольно первобытный характер, в других она является уже в более сложном виде.

Если мы попытаемся классифицировать все эти явления экономической жизни, положив в основу, например, предлагаемый Карлом Бюхером критерий, то окажется, что путь, который проходил продукт, вырабатываемый в деревне, раньше нежели попадал к потребителю, в одних местностях Франции был короче, в других длиннее; в одних провинциях, деревенская индустрия сохранила черты первобытного экономического развития, в других несколько удалилась от первоначальной фазы.

Самый факт громадного развития индустриального труда в деревне с безусловной ясностью выступает из всех показаний современников. Всякий раз, когда у нас есть сколько-нибудь обстоятельные цифровые данные, касающиеся той или иной большой мануфактуры, оказывается, что главную массу рабочих составляют крестьяне соседних деревень, а иногда даже деревень соседних провинций. Вот мануфактура хлопчатобумажных изделий некоего Brodes, в городке St.-Dye (близ Орлеана): там числится 2100 рабочих, но из них 1800 прях, 180 мотальщиц (dévideuses), всего 70 ткачей и 50 готовальщиков. Разбросаны все эти люди не только по деревням орлеанской области, но даже по соседним провинциям [88]. И это одна из исключительно больших мануфактур, работающая главным образом (на две трети) на иностранный рынок: на Брабант, Голландию, Швейцарию, Польшу и Россию [89].