Берия, последний рыцарь Сталина - Елена Прудникова

Так ведь это-то и есть самое интересное!

Теперь перейдем к документам из «дела Берии». Сами «письма Берии» – те, что будто бы «написаны» им из заключения, я приводить не буду: во-первых, пустое дело, во-вторых, противно. Да и сравнивать их не с чем – подлинных писем Берии пока обнаружить не удалось. Но для чего эти «документы» изготовлены – предельно понятно:

а) доказать, что после 26 июня Берия был жив – ясное дело, раз он писал письма, значит, его не убили;

б) продемонстрировать полновесное унижение, от заискивающего виляния хвостом перед всеми вместе и каждым в отдельности до мольбы о пощаде;

в) продемонстрировать уверения в верности партии, партии и еще раз партии. Правительство и родина неизменно на втором плане;

г) ну и некоторые «специальные моменты», вроде настойчивых напоминаний о «проработке на Президиуме» (том самом), свидетельств об особой дружбе с Маленковым и признании его особых достоинств в прекращении репрессий, организации ГКО и пр. Впоследствии фрагменты из этих писем легли в качестве свидетельств в политологические анализы.

Но поскольку собрано множество доказательств того, что Берия был убит 26 июня, и нет ни одного достоверного факта, свидетельствующего об обратном, то говорить тут, полагаю, не о чем. С литературной точки зрения эти письма смастрячены умело, даже передают тонкие оттенки настроения, а также стилизованы под речь умеренно грамотного грузина и снабжены небольшим количеством орфографических ошибок, но какое они имеют отношение к самому Берии?

Более интересны содержащиеся в этом же «деле» письма Меркулова – человека, который долгие годы был ближайшим соратником Берии. А уже 21 и 23 июля он отправил в ЦК письма, где, поливая грязью своего бывшего начальника, давал ему следующую характеристику:

«Вообще он считал всех людей ниже себя, особенно тех, которым был подчинен по работе. Обычно он старался осторожно дискредитировать их в разговорах с подчиненными ему работниками, делал о них колкие замечания, а то и просто нецензурно ругал. Он никогда не упускал случая какой-нибудь фразой умалить человека, принизить его. Причем иногда он это делал ловко, придавая своим словам оттенок сожаления: жаль, мол, человека, но ничего не поделаешь!

А дело сделано – человек в какой-то мере уже дискредитирован в глазах присутствующих.

Я не могу сейчас конкретно вспомнить, про кого и что именно он говорил, но его выражения, вроде: “Что он понимает в этом деле?! Вот дурак! Он, бедняга, мало к чему способен!” и т. д. – я это хорошо помню. Эти выражения часто срывались у него с уст, буквально, как только после любезного приема затворялась дверь за вышедшим из его кабинета человеком. (Вот уж в чем-чем, а в «любезном приеме» Берия никем из оставивших воспоминания о встречах с ним замечен не был! Корректен, но отнюдь не любезен! Разве что с очаровательной женой Бухарина, когда допрашивал ее на Лубянке. – Е. П.).

Я неоднократно наблюдал Берию в игре в шахматы, в волейбол. Для Берии в игре (и, я думаю, в жизни) важно было выиграть во что бы то ни стало, любыми способами, любой ценой, даже нечестным путем. Он мог, например, как Ноздрев, стащить с шахматной доски фигуру противника, чтобы выиграть. И такая “победа” его удовлетворяла.[77]

Общая культурность и грамотность Берии, особенно в период его работы в Тбилиси, была невысокой. Берия тогда буквально не мог написать стилистически грамотно несколько строк.

Берия шел к власти твердо и определенно, и это было его основной целью, целью всей его работы в Грузии и Закавказье».

И снова давайте поговорим о стиле. Если в случае с Василием Сталиным имел место «перелет» – предполагаемый автор писал гораздо лучше, чем позволяли ему таланты и образование, то с Меркуловым мы видим совершенно обратное – здесь явный «недолет». Напомним, что Меркулов был человеком литературно одаренным, на досуге занимался писательским трудом. И что бы ни писал такой человек, даже сопроводительную записку к следственному делу, там все равно останется отпечаток его неповторимого стиля. Мы уже приводили одно письмо Меркулова к Берии, и даже по тому небольшому отрывку видно, что стиль у него легкий, летящий, отточенный, с характерной внутренней интонацией, с особым «дыханием» – такие письма очень трудно подделать, а хрущевские фальсификаторы, судя и по письмам Василия, да и по многим другим подделкам, о которых еще пойдет речь, не затрудняли себя ювелирной работой.

Вот, в качестве примера, еще одно подлинное письмо Всеволода Меркулова, датированное 11 марта 1953 года – любой желающий может сравнить его с вышеприведенным текстом:

«Дорогой Лаврентий!

Хочу предложить тебе свои услуги: если я могу быть полезным тебе где-либо в МВД, прошу располагать мною так, как ты сочтешь более целесообразным. Должность для меня роли не играет, ты это знаешь. За последнее время я кое-чему научился в смысле руководства людьми и учреждением, и, думаю, теперь я сумею работать лучше, чем раньше.

Правда, я сейчас полуинвалид, но надеюсь, что через несколько месяцев (максимум через полгода) я смогу уже работать с полной нагрузкой, как обычно.

Буду ждать твоих указаний.

Твой Меркулов».

Как видим, письмо абсолютно грамотно, словоупотребление правильное до идеальности, это вам не «общая культурность и грамотность» – такой оборот из-под пера «Всеволода Рокка» (псевдоним, под которым писал настоящий Меркулов) не мог бы вылететь даже в бреду. Что же касается фактов и оценок, изложенных как в письме Василия Сталина, так и в письме Меркулова, то не будем их опровергать. Мы их просто отбросим: это не оценки, это «черный» пиар примерно того же розлива, что и общеизвестное утверждение, будто Григорий Распутин спал с царскими дочерьми. Кстати, в то время по рукам тоже гуляли «письма царицы к Распутину»…

То, что эти документы вроде бы не предполагались для издания – они были опубликованы лишь в 90-х годах – не должно сбивать нас с толку. Существовали ведь всякого рода закрытые просмотры и показы, где тщательно отобранную публику знакомили с неподлежащими оглашению документами. А широкие массы, как уже говорилось, для пришедших к власти после 26 июня вообще за людей не считались.

Присовокупим к этим письмам еще один документ, тот, с которого началась эта книга. Письмо Нины Теймуразовны Берия, Нино, к Хрущеву, то самое, где имеются разночтения между изложенной там биографией и ее подлинным интервью. Почему-то большинство подобных документов адресуются не в ЦК, не в Совмин, а лично Никите Сергеевичу. Как все-таки хотелось Кукурузнику стать «вторым изданием» Сталина!

До сих пор мы знакомились со значимой частью этого документа, а теперь почитаем риторическую:

«Мне предъявлено обвинение в участии в антисоветском заговоре с целью восстановления капитализма в Советском государстве. Такое обвинение – страшное, тяжелое! В этом можно обвинить человека, который, потеряв человеческий образ, превратился в “свинью под дубом” и, продав свою родину врагам, пользуется правами и благом, предоставленными ему почетным званием советского гражданина; в этом можно обвинить человека, которого Великая Октябрьская социалистическая революция лишила материальной базы для эксплуатации трудящихся и который хочет вернуться к старому положению… Условия жизни, в которых я выросла и жила, не могли из меня сделать такого подлеца!»

Не та ли рука это выводила, которая писала второе письмо Василия Сталина к Хрущеву – то, что с придыханиями: «Бывают моменты, когда сливаешься с выступающим в единое целое…»?

Дальше идет монолог за жизнь, долго идет… Когда же начнет клеймить? Ага, вот:

«Действительно страшным обвинением ложится на меня то, что я более тридцати лет была женой Берии и носила его имя. При этом, до дня его ареста, я была ему предана, относилась к его общественному и государственному положению с большим уважением и верила слепо, что он преданный, опытный и нужный для Советского государства человек… Я не разгадала, что он враг советской власти, о чем мне было заявлено на следствии…»

На удивление одинаково пишутся все эти отречения – словно под копирку!

Дальше речь идет об аморальных поступках в отношении семьи – любовницу завел, значит, разложился! Это удобно, когда жена такое говорит! И в конце – униженная просьба:

«Я беру на себя непозволительную смелость обратиться к Вам, к партии с просьбой возбудить ходатайство перед генеральным прокурором Советского Союза – Руденко, чтобы мне не дали умереть одинокой… Если мое общение с людьми, как с опозоренной и всеми презираемой, в настоящее время нецелесообразно, я обязуюсь и дома сохранять тот тюремный режим, который сейчас имею…» и т. д., и т. п.

В общем-то, такое письмо может быть подлинным, может… Если б не было настолько похоже стилистически на другие письма. И если не знать, что эта женщина, когда от нее уводили единственного сына, уже зная, что муж ее мертв, сказала: «Только не бойся ничего. Человек умирает один раз, и, что бы ни случилось, надо встретить это достойно». А когда на ее глазах сына поставили к стенке и предложили спасти его, подписав признание, ответила: «Расстреливайте нас вместе!» И такая женщина будет прогибаться перед теми, кого презирает? Ох, как хочется Хрущеву и компании, чтобы все перед ними пресмыкались: сын Сталина, жена Берии… В психиатрии это, кажется, называется компенсаторным фантазированием…