Выпуск 1. Петербургские авторы конца тысячеления - Наталия Бортко

ДАНИИЛ. Но какое это имеет отношение?.. Вера…

ВЕРА. Я понимаю, что никакого! Больше того — я уверена в этом!.. (Задумывается.) Но я бы даже хотела — пусть что-то подобное! Но не то, что есть! Не так пошло! Не так глупо! Не так… нелепо! С раскладушкой! С ширмой! С… шахматами!.. Со свадьбой!

ЮНОНА. Я что-то… не врублюсь.

ВЕРА. Это наши дела. Ты счастливый человек, Юнона. Когда-нибудь вы, конечно, размагнититесь, и ты за неделю забудешь и его, и меня. А у нас это… на всю жизнь. Какая-то… гримаса судьбы.

ДАНИИЛ. Не надо нагнетать… Тяжело…

ВЕРА. Ты же говоришь, что тебе хорошо? Конечно, появилась я, и тебе пришлось представить себя на моем месте. Да, тяжело! Ты — легкий человек. Додумываешь только то, что тебе нравится. Если бы ты хоть иногда понимал до конца, как мне одиноко. Какой у вас сегодня диаметр?

ДАНИИЛ. Как обычно, три метра.

ВЕРА. То-то и оно, что как обычно. Вчера было дико, сегодня — обычно. Поразительная приспосабливаемость.

ЮНОНА. Что ты сегодня такая мрачная?

ВЕРА. Почему — сегодня? Как обычно! Разве он тебе не рассказал еще, какая я зануда? О том, что он героически борется с моим гнусным настроением? О том, что я каждый вечер говорю ему — ты свободен! Если хочешь — можешь уйти! В любое время! Если бы я держала его, он бы давно меня бросил. А так — разве уйдешь? Тогда перестанешь уважать себя, перестанешь любоваться своим благородством. Просто я очень хитрая, Юнона. Я не даю ему ни малейшего шанса на уход. А иногда он вдруг соберет всю свою волю в кулак и говорит, что любит меня…

ДАНИИЛ. Вера!

ВЕРА. Вот видишь? Другой бы на его месте, не задумываясь, хлопнул дверью. А он понимает. Понимает, что я говорю все от отчаяния, от одиночества. Что после него у меня никого не будет. Но мне противны эти подачки. Когда с тобой живут из милости, невольно становишься раздражительной и неблагодарной. Ты знаешь историю нашей женитьбы? Это очень забавно. Я пять лет была влюблена в одного негодяя из нашего общежития. А он меня бросил, потому что после института хотел остаться в Ленинграде. И женился на продавщице из галантерейки. Я с горя пошла в ресторан и напилась там. Даниил меня подобрал. Всю ночь мы ходили по улицам, и он упивался тем, что наутро якобы неожиданно для себя сделает мне предложение. А я отказалась. И поймала его на крючок. С тех пор у нас продолжается великая битва. Я хочу доказать, что он уже в ресторане знал, что наутро сделает мне предложение, а он до сих пор не хочет сознаться себе в этом. Поразительное упрямство.

Отец воет.

ВЕРА (вздрогнув). Что с ним?

ЮНОНА (задумавшись). С кем?

ВЕРА. С… твоим отцом?

ЮНОНА. А-а… Что-то не понравилось.

Входит мать.

МАТЬ. Снова воешь.

ОТЕЦ. Это к тебе не относится.

Мать уходит.

ВЕРА (с беспокойством поглядывая на отца). Вы уже завтракали?.. А я сейчас питаюсь в столовых… Отвратительно готовят, ложки жирные… Приду с работы, сяду и сижу… Сил нет ни на что… И ни одной мысли в голове. Иногда даже имя забываю…

Отец воет.

ВЕРА (кричит). Да уберите вы его отсюда!

ОТЕЦ (кричит). Мать!

Входит мать.

МАТЬ. Что тебе?

ОТЕЦ. Сколько мы с тобой живем?

МАТЬ. Да года двадцать три… А что? Что это ты надулся?

ОТЕЦ. Все прощаю!

Уходит.

МАТЬ. Юночка?.. Ты слышала, деточка?.. Господи, счастье-то какое!.. (Плачет.) Я ведь знала!.. Он поймет… Я же все для семьи… чтобы все, как у людей… (Слабым голосом.) Отец!.. радость-то какая… простил!..

Мать уходит.

ВЕРА. Что у вас тут происходит?! Даниил!

ДАНИИЛ (неохотно). У нас свои дела, у них — свои…

ВЕРА. Да какие же это… дела? Это идиотизм какой-то. Что мне теперь думать? Как мне теперь домой идти? Юнона!

ЮНОНА (задумавшись). Что?

ВЕРА. Что у тебя с родителями?

ЮНОНА. С моими? Ничего… А вы сколько женаты?

ВЕРА. Семь… Да как же ничего? Они же… (Шепотом.) больны!..

ЮНОНА (задумавшись, повторяет про себя). Семь лет… семь лет… семь… лет.

Выходит из комнаты.

ВЕРА (встает, затем снова садится. Она непривычно для себя растеряна). Так я и знала… что это еще не все… Но как он выл! (Вздрагивает.) Нет, только своя квартира, только свой угол, забиться в него и находить счастье в том, что ты еще жива, что тебя не съели… Стоит выйти за порог, на улицу, как тебя окружают воющие, скалящиеся, жуткие… хари! Гойя!.. Гойя — романтик! Он не видел этих лиц! На улице они сдерживают себя! Но — дома! Что они делают у себя дома!..

Входит ЮНОНА. Она задумчива и стала похожа на ребенка. То, как она ходит по комнате, садится, — то подогнув ноги, то на корточки, — то ложится на стол, подперев подбородок кулачками — не думая о том, как и где остановиться, то, как она смотрит, не отрываясь, на Даниила изо всех этих углов, беспокоит его и делает странно вялым, беспомощным.

ВЕРА. Кажется, что живешь скучно, неинтересно, без любви, но когда тебя выбрасывают на мостовую, тут только и понимаешь, что ты живешь лучше всех, чище всех, единственная живешь по-человечески: без жадности, свободно… как птица зимой… Только дрожишь от холода… Но это не страшно… Рядом такая же птица… Вдвоем хотя и не теплее, зато не так страшно… Даниил… Даниил!

ДАНИИЛ. А?..

ВЕРА. Я не могу тебя здесь оставить… Не могу… Мне жутко, Даниил!.. Пусто!.. Пойдем. Собирайся… Ну, что ты стоишь?.. Это твой костюм?.. (Снимает со стула тренировочный костюм, убирает его в сумку.) Книги… Сейчас я возьму мыло… щетку… полотенце… Это твоя бритва?.. (Убирает в сумку электробритву, уходит в ванную.)

Пауза.

ЮНОНА. Ты уходишь?

ДАНИИЛ. Да…

ЮНОНА. Что ж… (Вздыхает.) Уходи…

Пауза.

ДАНИИЛ. А…

ЮНОНА. Что?

ДАНИИЛ. Шахматы пусть остаются.

ЮНОНА. Ты их хочешь подарить?

ДАНИИЛ. Да.

ЮНОНА. Что ж. Подари.

ДАНИИЛ. И книги.

ЮНОНА. Я их прочту. (Вздыхает, с детским геройством.) Все.

ДАНИИЛ. А…

ЮНОНА. Что?

ДАНИИЛ. И раскладушку.

ЮНОНА. Хорошо. Я для нее чехол сошью.

ДАНИИЛ. Да… не обязательно.

Пауза.

ЮНОНА. Попрощаться хочешь?

ДАНИИЛ. Ну… до свиданья…

ЮНОНА. Подойди ко мне.

Даниил подходит, она обнимает его за шею, шепчет что-то на ухо, затем отталкивает рукой. Даниил ошеломленно смотрит на нее.

ЮНОНА. Ну что ты рот разинул?

Входит Вера.

ВЕРА. Кажется, пока все… Ты готов? Ну, Юнона, ты свободна. Прощай. (Даниилу.) Пошли.

Вера берет за руку Даниила, который все еще в столбняке, и они уходят. Юнона подходит к окну, смотрит на улицу, задумчиво улыбаясь. Затем кладет руки на живот. Отгибает тюль, поднимает руки, шевелит пальцами. Входит МАТЬ.

МАТЬ. Ушли?

ЮНОНА. Да.

МАТЬ. А вещи?

ЮНОНА. Он мне их подарил.

Мать хочет собрать шахматы.

ЮНОНА. Не трогай!

Подходит к дивану, складывает шахматы в коробочку. Мать уходит. Юнона кладет доску на тумбочку, в угол. Переносит туда же книги, ставит рядом раскладушку. Подумав, огораживает угол стульями.

Входит отец, следом мать.

ОТЕЦ. Утащила?.. (Оборачивается, грозит матери пальцем.) Нет на вас закона!

Распахивается дверь, вбегает Пирогов.

ПИРОГОВ (орет). А я иду — и они навстречу! Я спрашиваю — куда! А они говорят — домой! Кончилось! Кончилось! Кончилось! (Подхватывает мать, поднимает ее над собой. Затем крутит в высоте отца.)

ЮНОНА. Пирогов.

ПИРОГОВ (готовый поднять и ее, мгновенно оробев). Что?

ЮНОНА. Ты почему так рано?

ПИРОГОВ. Тридцать семь тонн.

ЮНОНА. Сердце загонишь. Иди на кухню. В левой кастрюле харчо, в правой грудинка с картошкой, на окне — компот из слив. И не спеши. Хлеба много не ешь. Иди.