Бог — император Дюны - Фрэнк Герберт

— Я не буду тебе поклоняться, — сказал Айдахо.

— Рыбословши знают, что у тебя специальное назначение, — сказал Лито. — Как у Монео и Сионы?

— Совершенно другое.

— Так и бунтовщики тоже являются особым случаем.

Лито ухмыльнулся.

— Все мои самые доверенные управляющие в свое время были бунтовщиками.

— Я не был…

— Ты был великолепным бунтовщиком! Ты помог Атридесам отнять Империю у царствующего монарха.

Айдахо погрузился в свои мысли, взгляд его стал невидящим.

— Да, я это сделал, — он резко встряхнул головой, будто вытрясая что-то из волос. — И посмотри, во что ты превратил эту Империю!

— Я заложил в нее твердую схему, модель всех моделей.

— Это ты так называешь.

— Информация заморожена в схемах, Данкан. Мы можем использовать одну схему, чтобы найти решение для другой. Текучие схемы труднее всего распознать и понять.

— Опять Мумба Юмба.

— Ты уже однажды совершил такую ошибку.

— Почему ты позволяешь Тлейлаксу все время возвращать меня к жизни одного гхолу за другим? В чем здесь основополагающая схема?

— Из-за твоих качеств, которые есть у тебя в избытке. Но пусть об этом скажет мой отец.

Губы Айдахо угрюмо поджались.

Лито заговорил голосом Муад Диба, и даже лица его, окаймленное серой рясой нечеловеческой плоти, обрело сходство с чертами отца.

— Ты самый подлинный из всех моих друзей, Данкан, даже лучше, чем Гурни Хэллек. Но я — прошлое.

Айдахо тяжело сглотнул.

— Все то, что ты делаешь! — Что, все это не по-Атридесовски?

— Ты чертовски прав!

Лито вернулся к своему обычному голосу. — И все же я до сих пор Атридес.

— Действительно?

— А кем еще я могу быть?

— Хотелось бы мне знать!

— По-твоему, все эти мои игры со словами и голосами, все это просто фокусы?

— Ради всех Семи Холмов, что ты делаешь на самом деле?

— Я сберегаю жизнь, готовя основу для следующего цикла.

— Ты сберегаешь ее убийством?

— Смерть часто бывала полезна для жизни.

— Это не по-Атридесовски!

— Нет, по-Атридесовски. Ценность смерти часто бывала нам ясна. А вот икшианцы никогда этой ценности не понимали.

— Да что эти икшианцы имеют с…

— Все. Они способны создать машину, чтобы скрыть другие свои махинации.

Айдахо призадумался и проговорил:

— Вот почему здесь находится икшианский посол?

— Ты видел Хви Нори, — заявил Лито.

Айдахо указал на дверь.

— Она выходила отсюда, когда я прибыл.

— Ты разговаривал с ней?

— Я спросил ее, что она здесь делает. Она ответила, что выбирает, на какую сторону встать.

Лито сотряс взрыв смеха.

— О боже, — проговорил он. — Она такая славная. И она сообщила тебе свой выбор.

— Она сказала, что служит теперь Богу Императору. Я ей, конечно, не поверил.

— Но тебе следует верить ей.

— Почему?

— Ах да, я забыл, что однажды ты усомнился даже в моей бабушке, в леди Джессике.

— У меня была на то веская причина!

— Ты также сомневаешься и в Сионе?

— Я начинаю сомневаться во всех!

— А ты еще утверждаешь, будто не знаешь, чем для меня ценен, обвинил Лито.

— А что насчет Сионы? — вопросил Айдахо. — Она говорит, ты хочешь, чтобы мы… я имею в виду, черт побери…

— Чему ты должен всегда верить в Сионе — это ее творческим способностям. Она способна творить новое и прекрасное. Всегда следует доверять истинно творческому началу.

— Даже махинациям икшианцев?

— Это не творческое. Ты всегда узнаешь творческое, потому что оно все наружу, все без утайки. Сокрытие чего-нибудь свидетельствует о наличии совсем другой силы.

— Значит, ты не доверяешь Хви Нори, но ты…

— Нет, доверяю, именно по тем самым причинам, которые я только что тебе изложил.

Айдахо нахмурился, затем расслабился и вздохнул.

— Лучше мне поддерживать знакомство с ней. Если она кто-то из тех… — Нет! Держись подальше от Хви Нори. У меня для нее есть особое предназначение.

Глава 29

Внутри себя я отделил опыт городской жизни и тщательно его изучил. Идея города меня завораживает. Создание биологического сообщества без функционирующего и поддерживающего социального сообщества приводит к распаду. Целые миры становились единственно биологическими сообществами без взаимосвязанной с ними социальной структуры, и это всегда приводило к краху. Это становится особо драматично назидательным в условиях перенаселения. Гетто — гибельно. Психологический стресс перенаселенности создает давление, которое прорвется наружу. Город — это попытка совладать с подобными силами. Социальные формы, при помощи которых города осуществляют такую попытку, достойны изучения. Помните, что по отношению к формированию любого общественного порядка всегда существует некая злонамеренность. Это борьба за существование, ведомая искусственным образованием. С двух сторон над ним нависают рабство и деспотия. Многие допытываются о природе случайного отсюда, необходимость законов. Закон развивается в собственную силовую структуру, принося новые раны и новые несправедливости. Такая травма может быть исцелена через сотрудничество, а не через конфронтацию. По призыву к сотрудничеству опознается целитель.

Украденные дневники

"Монео в явном возбуждении вошел в малую палату аудиенций Лито, которая больше других нравилась ему для бесед с Богом Императором, потому что тележка Лито стояла в углублении, а значит, смертоносный Червь не мог напасть беспрепятственно. К тому же, Лито дозволял своему мажордому спускаться на икшианском лифте, а не идти по этому бесконечному спуску. Но Монео чувствовал, что новости, принесенные им сегодня утром, почти наверняка пробудят ЧЕРВЯ, КОТОРЫЙ ЕСТЬ БОГ. "Как же их преподнести??

Всего лишь час, как рассвело, наступил четвертый день Фестиваля, и Монео лишь потому хладнокровно взирал на тяготы предстоящего дня, что каждая протекающая минута все больше приближала конец всех фестивальных злосчастий.

Лито шевельнулся, когда Монео вошел в помещение. Сразу же по этому сигналу включился свет, сфокусировавшись только на лице Лито.

— Доброе утро, Монео, — сказал он. — Часовая известила меня, что ты настаиваешь на немедленной встрече. Почему?

Монео знал по опыту, что в искушении слишком быстро открыть заложена большая опасность.

— Я провел время с Преподобной Матерью Антеак, — сказал он. Хотя она и хорошо это скрывает, но я уверен, что она — ментат.

— Да. Должен же Бене Джессерит иногда мне не повиноваться. Эта форма непокорства меня забавляет.

— Значит, Ты их не накажешь?

— Монео, как ни крути, я — единственный родитель, которого имеют мои подданные. Родитель должен быть великодушен не менее, чем суров. «Он в хорошем настроении», — подумал Монео. У него вырвался легкий вздох, и Лито, заметив это, улыбнулся.