Ангелы Ойкумены - Генри Олди

Эрлия молчит. При упоминании объекта ее глаза вспыхивают лютым волчьим огнем. Бармен за стойкой нервничает. Бармену зябко.

Куб в руках Криспа щелкает. Верхняя грань трескается, раскрывается двустворчатой крышкой. Обе створки поднимаются вертикально и уползают в пазы. Из глубины куба возносится – из тьмы к свету – новая порция пирожных.

Второе дно, говорит Крисп. Он аккуратно берет двумя пальцами розовый шарик клубничного суфле, присыпанного сахарной пудрой. Никого они из скафандра в волну не таскают. Они отрабатывают спас-операцию для коллантариев. Для этого им нужен пассажир. Они выкидывают его из колланта в космос – и подхватывают обратно, пока не успел окочуриться. Объекту жизнь не мила, он и согласился.

Они возвращаются злые, отмечает Эрлия. Почему?

Не знаю, вздыхает Крисп. Зато знаю, для чего им второй-третий колланты. Хотят обмен наладить: перекидывать объект из колланта в коллант. Фагам это почему-то не нравится. Спешат, как акулы на кровь…

Как мухи на дерьмо, поправляет Эрлия. А скачок энергопотенциала? Если объект выбрасывают и забирают, должно быть два скачка: вниз и вверх. На диаграммах один: вверх.

Не знаю, повторяет Крисп. Он вертит куб, ощупывает чуткими пальцами выступы и углубления, ищет потайную пружину. Я понятия не имею, что у них творится. Полностью они рвут связь с объектом или нет? Выделяется при этом энергия, поглощается, трансформируется?

Щелчок. Верхняя грань – механический цветок – раскрывается четырьмя треугольными лепестками. Лепестки проворачиваются, прячутся. Боковые грани приходят в движение, на свет является финальная порция лакомств.

Третье дно, говорит Крисп. Фокусы – приманка. Прикорм для флуктуаций. Выброс-возврат пассажира – не цель, а средство. Они создают нужный выхлоп излучения и привлекают фагов. Пытаются включить флуктуацию в состав колланта! Приманить, приручить, взять на поводок. Мелочь, низ первого класса. Не волк – волчонок. Поди отбери волчонка у волчицы! Вот и схлестываются со стаей. Два других колланта – прикрытие. Кому-то надо отбиваться от стаи, пока наш коллант пытается увести волчонка?

Эрлия молчит.

Не молчи, просит Крисп. Ты мертвая, я не люблю, когда ты молчишь.

Хорошо, говорит Эрлия. Я мертвая, у меня есть версия. Что, если они ловят чью-то неприкаянную душу? Привидение? Хотят спасти, вытащить из ада – в рай?

Крисп молчит.

Не молчи, просит Эрлия. Ты живой, я не люблю, когда ты молчишь.

– Будьте вы прокляты!

Блик луны сверкнул на острой стали.

Позже, вспоминая этот безумный вечер в монастырском саду – чаще, чем хотелось бы – Джессика всякий раз отмечала, как это много: полторы секунды. Для гематрийского рассудка с его многопотоковым способом мышления – бесконечно много. И как это мало, чтобы одни расчеты успели сбыться, а другие – пойти прахом. Она спрашивала себя: все ли я сделала правильно? И приходила к разным ответам: да, нет, скорее да, скорее нет, в определенной степени… Он крикнул: «Будьте прокляты!» – отмечала Джессика. Даже на пике бешенства, взрывая ситуацию, полковник Дюбуа не перешел с женщиной на «ты», хотя положение дел располагало к самой грязной брани. Запас прочности самообладания полковника – разница между «сдохни, сука!», «будь проклята!» и «будьте вы прокляты!». Крошечная разница; колоссальная разница. Луис Пераль, пожалуй, сумел бы уловить различие на лету, но Джессика не имела театрального опыта.

Полторы секунды.

Прыгая из седла на пешего Дюбуа, ученица Эзры Дахана гордилась собой – и, как оказалось, зря.

С самого начала Джессика знала, что нет аргументов, способных остановить полковника. Убедить его отказаться от тщательно взлелеянного замысла? Чем? Какими доводами?! Дюбуа шел к генеральским звездам – или к милости императора, что, в сущности, одно и то же – шаг за шагом, ступень за ступенью. Озвучивая логику полковника для дона Фернана, она старалась объяснить маркизу – или Пшедерецкому, что, в сущности, одно и то же – гибельность пути Дюбуа для губернатора Бравильянки. Чужой путь всегда гибелен. У опытного фехтовальщика эта истина зашита в спинном мозге. Показывая дону Фернану, что Дюбуа загнал его в тупик, Джессика играла на самолюбии полковника, как виртуоз – на хорошо настроенной гитаре. Мужчина, Дюбуа наслаждался тем, как женщина в его присутствии унижает другого мужчину, дергает одну веревку за другой, подтверждает: смотри, милый, ты в западне! Ты связан по рукам и ногам, ты идешь, как баран на бойню…

Дюбуа дал ей время. Так Владыка Хаоса, вечный противник Генерала Ойкумены – вот уж мужчина из мужчин! – радуя малолетних зрителей, из серии в серию произносит зубодробительные монологи над врагом, угодившим в ловушку. К концу монолога пленник освобождается, достает верный аннигилятор – и вперед, к свободе, продолжение следует.

Джессика воспользовалась подарком.

Финальную треть времени, предоставленного ей, она заранее выделила под слом шаблона. Требовалось взорвать хладнокровие Дюбуа, взбесить его, сбить с плана, вынудить руководствоваться чувствами, а не разумом. Для этого Джессика выбрала два любимых клинка, действующих в связке – шпагу и кинжал. Шпага – гиперсвязь с мар Яффе – загнала Дюбуа в тупик. Оказаться прижатым к стене, когда минутой раньше ты наслаждался бессилием своей жертвы – для мужского самолюбия это если не смертельная, то очень болезненная рана. Увидеть крах восхитительных планов, не имея возможности изменить стратегию?! И, завершая комбинацию, кинжал вонзился под ложечку – обвинение в насилии.

Кровь из носу Джессике требовалось, чтобы полковник атаковал не дона Фернана, а сволочную гематрийку, дрянь, стерву, отъявленную мерзавку и лгунью, забыв, что перед ним женщина. Иной решил бы, что Джессика Штильнер уверена в своем превосходстве над Дюбуа, и ошибся бы. Без нейтрализатора, сказал Пшедерецкий. Чемпион знал, что говорит – Джессика слабо представляла, как поведет себя в бою без нейтрализаторов, когда рискуешь жизнью, а не медалью. И все равно, видя, что контуженный Пшедерецкий при всем его мастерстве – боец из последних, она провоцировала Дюбуа напасть на злокозненную инопланетницу.

У Джессики тоже был план.

За миг до ее головокружительного прыжка Дюбуа выхватил не шпагу, а кривой нож. Шпага выходит из ножен дольше – вот она, доля секунды, украденная у Джессики самообладанием полковника, нарушительница стройную гармонии расчетов. Ставка делалась на шпагу, на расстояние между пешим Дюбуа и конной Джессикой, требующее длины клинка. Тогда, наверное, и прыгать не понадобилось бы! Но полковник не ставил задачей ранить людей – ножом или шпагой. Проклятие еще звучало в сумерках, под желтой луной, а Дюбуа уже полоснул по храпу коня, на котором восседал дон Фернан.