История первобытного общества - Абрам Исаакович Першиц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Постепенно количество рабов увеличивалось, их труд начинал выходить за пределы домашнего хозяйства и приобретать большее значение. У северо-западных индейцев рабы использовались уже не только для Домашней работы, но и при устройстве рыболовных запруд, постройке домов и лодок, изготовлении различной утвари, ловле и заготовке впрок рыбы, сборе полезных растений, в качестве гребцов и т. д. Сравнительно мало применялся рабский труд лишь в работах, считавшихся почетными, например, в охоте и китобойном промысле. В соответствии с таким широким применением рабов количество их у северо-западных индейцев достигало 15–20, а в некоторых племенах — даже 30 % населения. К первоначальному источнику рабства — захвату военнопленных — здесь уже добавились новые источники — работорговля и рождение от родителей-рабов. Рабское состояние стало наследственным. Положение рабов резко ухудшилось. Рабы не владели никакой собственностью и не могли жениться по своему усмотрению. Брак их не имел общественного значения и считался простым сожительством. В знак отличия от свободных они должны были коротко стричь волосы. С рабами обращались жестоко; как и в древней Спарте, периодически практиковались массовые нападения на их хижины, чтобы посеять среди них ужас и предотвратить восстания. Широко практиковалось ритуальное умерщвление рабов — при постройке новых домов и лодок, во время инициаций и похорон. Это был пережиток более архаического обычая убивать пленников, но и он приобретал новое содержание — помогал терроризировать рабов. Таким образом, домашнее рабство постепенно преобразовывалось в рабство производственное. Из младших домочадцев рабы превращались в лишенную средств производства бесправную группу населения, начинавшую занимать особое место в общественном производстве.
Однако возникновение рабства имело и другие последствия: уже патриархальное рабовладение ускорило расслоение среди свободных общинников. Рабы, как и другие виды военной добычи, становились собственностью, прежде всего, племенной верхушки — главарей, вождей, дружинников, их ближайших сородичей. Эксплуатируя рабов, те умножали свои богатства и увеличивали свой общественный престиж. В условиях развития института частной собственности и обмена это приводило к тому, что в руках родо-племенной верхушки оказывались большие и лучшие табуны скота, пашни, промысловые угодья, запасы ремесленной продукции. Естественно, что одновременно происходило обеднение другой части общинников, часто полностью нищавших и утрачивавших возможность вести самостоятельное хозяйство. Прибегая к займам, некоторые из них поредели в долговую кабалу, кончавшуюся продажей или самопродажей в рабство. У многих народов положение долговых рабов-соплеменников поначалу отличалось от положения других рабов; их рабское состояние было ограничено во времени, обращение с ними было более мягким, их личные права — более широкими. Но так или иначе, прежние источники рабства — захват на войне, рождение в неволе, работорговля — пополнились принципиально новым источником — долговым, или кабальным, рабством соплеменников.
Другая часть обедневших общинников сохраняла свое маленькое хозяйство и личную свободу, но должна была время от времени прибегать к натуральным или денежным займам у богатых соплеменников. На этой основе возникли такие формы эксплуатации, как отработка в хозяйстве заимодавца, ростовщичество и в особенности издольная аренда средств и орудий производства, при которой малоимущий общинник, позаимствовав у богача, например, зерно для посева, тягловую упряжку или несколько голов молочного скота, расплачивался с ним частью произведенного продукта. Такая издольщина в одних случаях также, в конце концов, приводила к долговому рабству, в других, напротив, надолго консервировалась и прикрывалась архаическими традициями, позволявшими придать эксплуатации видимость родовой или соседской взаимопомощи. Подобный порядок получил, в частности, универсальное распространение в пастушеских и кочевых скотоводческих обществах, где крупные собственники, наделяя бедноту скотом «на подой», «в настриг», «под съезд» и т. д., одновременно обеспечивали себе и получение прибавочного продукта, и зависимость «облагодетельствованных» родичей или соседей. Некоторые советские историки называют эту форму эксплуатации кабальничеством и считают ее особым способом производства, характеризуемым слиянием экономической и личной зависимости в положении человека, фактически работающего не в собственном хозяйстве, а в хозяйстве эксплуататора. Однако это положение очень спорно: соединяя в нерасчлененном виде различные зародышевые формы эксплуатации, кабальничество вряд ли может считаться самостоятельным способом производства.
Объектом эксплуатации постепенно становились и вполне самостоятельные в экономическом отношении общинники. Выше говорилось, что еще до того, как главари и вожди стали присваивать себе богатства общины, распоряжение последними давало им возможность приумножать свое имущество и влияние. С усилением старейшин, военных предводителей, жрецов усиливался их контроль над хозяйственной жизнью коллектива, а вместе с тем и их возможности получения относительно большей доли в совокупном продукте общины, племени, союза племен. Расходы, которые несло общество на содержание лиц, занимавшихся организаторско-управленческой деятельностью, все больше превышали их непосредственные потребности и из формы, выражающей разделение труда между работниками и организаторами-управителями, становились рычагом эксплуатации первых вторыми. Зарубежные и некоторые советские исследователи применяют для этого перераспределения продукта по вертикали термин «редистрибуция»[99]. Подобная эксплуатация могла быть более или менее завуалированной — от традиционных отчислений на нужды общины или племени до приношений и даров непосредственно главарям, вождям и т. п. Но во всех случаях отчуждение прибавочного продукта у экономически самостоятельных, располагавших всеми средствами производства общинников их руководящей и главенствующей верхушкой, олицетворявшей в себе власть общины над землей и людьми, по сути дела было уже прафеодальной, или примитивно-феодальной, эксплуатацией. Отсюда начиналось развитие к собственно феодальным формам, связанное с присвоением вождями непосредственных прав на землю и сидящих на ней людей. Весь этот процесс сравнительно хорошо виден, например, на океанийском этнографическом материале, отражающем последовательные этапы вызревания прафеодальных отношений и феодализации. У меланезийцев главари, как правило, не получали никаких приношений, но, ведая богатствами общины, широко использовали их для собственного обогащения. У маори Новой Зеландии вожди получали от рядовых общинников посильные дары, их земельные наделы были больше наделов других общинников, однако они еще не посягали на общинные земли. На Фиджи вожди уже пытались претендовать на земельную собственность общин. На островах Тонга вся земля рассматривалась как собственность вождей, а простые общинники под угрозой смерти не должны были менять своих вождей-землевладельцев и несли в их пользу обязательные, хотя и не зафиксированные точно, повинности. На Таити процесс продвинулся еще дальше: подати были зафиксированы.
Еще один вид эксплуатации порождали грабительские войны. Чтобы избежать грабежей, слабые общины и племена нередко соглашались платить своим более сильным соседям, фактически их вождям, сначала единовременную