Дисгардиум 12. Единство-2 - Данияр Саматович Сугралинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бездны… Бездна… Каждая клеточка в моем многострадальном теле превратилась в сгусток ненависти. Сначала иррациональной — к Хагену, отправившему меня в этот ад, потом — к Девятке-Бездне. С последним усилием воли я впился в это чувство, позволив ему кристаллизоваться в решимость. Нет! Я не доставлю Бездне такого удовольствия! Не дам сожрать и переварить себя безропотно и окончательно, как кусок мяса! Назло всему выживу, вырвусь и уничтожу эту тварь!
С этой клятвой, полной мстительного упрямства, сознание снова померкло. Смерть за смертью, агония за агонией. Бета-мир будто задался целью вытравить из меня саму волю к жизни, с садистским наслаждением терзая мою плоть и дух.
Но когда я в очередной — сотый или тысячный — раз очнулся, на моих губах заиграла улыбка. Она появилась вместе с пониманием происходящего. Мгновения, когда боль исчезала, а я снова ощущал свое тело, пусть и длились доли секунды, свидетельствовали о том, что Проглот работает, исправно конвертируя огромный урон в очки опыта! Без интерфейса сложно сказать, какого именно уровня я достиг, но то, что прирост больше, чем штраф после смерти, точно: я начал чувствовать, что мне удается шевелить пальцами, а значит, я стал не слабее, а сильнее!
Постепенно, сквозь алую пелену агонии, начало пробиваться странное, пугающее осознание. Каждый раз, возрождаясь вновь, я чувствовал, как тело наполняет новая сила. Мышцы будто закалялись в кислоте, кости крепчали после каждого перелома. Сквозь боль проступало мрачное торжество — я погибаю, но лишь для того, чтобы восстать вновь, сильнее прежнего.
Поначалу я гнал от себя эти мысли, ужасаясь собственному безумию. Разве может живое существо радоваться страданиям? Но чем дальше, тем больше менялся мой разум, подстраиваясь под извращенные законы Бездны. Боль, бесконечно повторяющаяся смерть — это оказалось тем горнилом, в котором я перековывал самого себя, избавляясь от слабостей и страхов.
Я начал ждать новых вспышек агонии — ведь теперь они означали не только муки, но и обретение могущества. Я смеялся, корчась в чреве чудовища, купаясь в его кислотных соках. Безумие? Возможно. Но разве не безумие — единственный способ выжить в мире, где здравый смысл обречен на погибель?
Лишь полностью приняв боль, позволив ей стать частью себя, я смог обуздать ее. И тогда родился новый Скиф — Скиф, который не боится страданий, но черпает в них извращенное наслаждение и неодолимую силу. Вернее, не родился, а вернулся — тот самый, что захлебывался в вонючей жиже Болотины, терпел жгучую слизь Разорителя в Лахарийской пустыне, отдавал себя на съедение Скальным рвачам и выжил под пытками адского тирана Баала.
В какой-то момент я ощутил, что стал намного сильнее. Стиснутый студенистой массой, я попробовал двинуть рукой… и с огромным напряжением преодолевая сопротивление, смог ее поднять! Получилось!
Боль никуда не делась, но надежда позволила пригасить ее остроту, оставив лишь фоном. Я как будто отсек ее сигналы, чтобы не перегружать мозг, и начал думать.
Вторая жизнь будет меня воскрешать и дальше, это понятно. Почему — тоже понятно, я же теперь не просто любимец Фортуны, но и горевестник с зашкаливающей удачей. Это значит, что, даже если погибну еще тысячи раз, я стану только сильнее! Устойчивость с ее Отражением рано или поздно прикончат далезму, что даст мне очень много опыта, но лишит идеальных условий прокачки. По сути, я вернулся во времена, когда носил на себе проклятие Патрика «Мятежная душа», которое воскрешало меня всегда на месте гибели.
Так-так-так… Даже если эта далезма сдохнет от Отражения, снаружи меня ждут полчища баракат, червей, многоножек и пауков. Что ж, я только за.
— Идеальное место прокачки, — не разжимая губ, пробормотал я.
В моем положении не изменилось ровным счетом ничего, но теперь боль приносила радость. Болит — значит, урон, значит, очки опыта льются рекой, значит, скоро чертова далезма сдохнет. А не сдохнет, так я сам ее разорву на клочки — изнутри!
Далезма сдалась первой. Похоже, когда мое Отражение все же начало ее беспокоить, она попыталась меня выплюнуть, исторгнуть из своего желудка, но, почувствовав, как напрягаются студенистые стенки вокруг меня, я уже сам вцепился в них Косами Жнеца. Ну уж нет, тварь, будешь переваривать меня до последнего!
Примерно через час далезме пришел конец — она издохла, так и не сумев до конца меня переварить. Не знаю, сколько опыта я получил, но прилив сил был как множественный левел-ап. Меня накрыло эйфорией, которая длилась несколько минут. Баракаты набросились на остывающий труп далезмы, начав отрывать от нее куски плоти, уже их хищные жвала добрались до меня, а мое тело все еще сотрясало от нескончаемого удовольствия…
Следующие часы превратились в одну бесконечную битву. Когда уставал, я просто ложился, свернувшись в клубок, давая тварям шанс урвать часть моего тела. Мне отгрызали голову, отрывали руки, вырывали ребра — но к этому моменту я окончательно взял под контроль боль. Возможно, система активировала для меня следующие Пути Устойчивости, и наверняка среди них был Путь терзаний, потому что временами я чувствовал, как становлюсь быстрее, ловчее, выносливее или сильнее. Очевидно, ИскИн бета-мира сам распределял все свободные очки характеристик, которые я получал не только за повышения уровня, но и за наполнение Сосуда терзаний.
Лут сыпался, но никаких рукотворных предметов или артефактов, только всякая дрянь: потроха, хитин, глаза, железы, ихор. Я отключил Притяжение, чтобы не захламлять инвентарь.
Когда густота локальных мобов изрядно снизилась, я сменил локацию. Медленно, но верно я продвигался к океану, надеясь, что там смогу выбраться из леса и наконец использовать Полет. Куда лететь, я давно решил: нужно попасть в замок Девятки, проверить, жив ли Утес и там ли Кусаларикс. Потом при любом раскладе мне нужно будет найти бета-тестеров, чтобы уже вместе с ними думать, как выбираться, потому что Пайпер не соврала, за все убийства я так и не получил ни одного Осколка Тлеющей пустоты. Они просто исчезли из мира вместе с Девяткой.
Шли дни…
Каждой клеткой тела я ощущал, насколько стал сильнее. Огромное стометровое дерево со стволом, который не смогли
