Рукопись Бэрсара - Елизавета Манова

Прости меня, Баруф! Не мне тебя винить, ведь сам я убежал, удрал, как трус, чтобы не брать на душу эту мерзость. Но ты был прав. Все верно, нет других путей.

Все ложь. Я не хочу поверить в эту правду и в эту правоту пути по трупам. История рассудит? Нет. Она беспамятна или продажна. Мы не войдём в историю, Баруф, и это правильно. Неправильно лишь то, что ты ушёл, и я один. Один — чтобы доделать. Один — чтобы спасти все то, что ты сумел, от самого тебя и от себя. От нас.

Мне стыдно. Ты подобрал меня в лесу, заставил выжить — сделал человеком — а я тебя покинул и позволил, чтобы тебя убили. А я? Кто будет знать всю правду обо мне? И кто меня осудит?

3. ПРОЩАНИЕ

Почтённые люди не разъезжают весной. Они подождут, пока не просохнут дороги, а после спокойно и чинно отправляются по делам. Меня же весна обязательно сдёрнет с места, и я тащусь, ползу, утопаю в грязи на топких лесных путях — как видно, не стать мне почтённым.

Я даже люблю эти хлопоты и неуют, живую тревогу весеннего леса, его особенный детский шумок. А можно и проще: терпеть не могу засад. Засад, перестрелок, потерь. Я лучше съезжу весной.

Весенняя синева сквозь чёрную сеть ветвей и запахи, звонкие, как свобода. Моя коротенькая свобода от дома до цели, длинною ровно в путь.

Будем довольны и малым: я в пути, я свободен, со мною Эргис и десяток надёжных ребят — только парни Эргиса без соглядатаев Братства. Словно я вылез из панциря и накинул просторный тапас.

Нет. Я всё равно не свободен. Я поехал с Эргисом не потому, что хотел с ним побыть. Я просто не мог бы оставить его в Малом Квайре. Сейчас у него и у Сибла поровну сил, и я не хочу вместо Каса найти пепелище.

И в путь я отправляюсь не от тоски по грязи, а чтобы как следует образумить Асага. Асаг — есть Асаг, и его достоинства равны недостаткам — он видит лишь то, что ему достаточно видеть. Пока управляю я, он держит сторону Братства, дадим же ему Малый Квайр — пускай он увидит все. Асагу придётся утихомирить Братство. Как только все поползёт у него в руках, он сразу затянет подпругу. Это мне не следует быть жестоким — Асагу дозволено все…

Деревья чуть разошлись, и можно догнать Эргиса. Мы едем с ним рядом, и нам не хочется говорить. Нам просто хочется ехать рядом, взглянуть, улыбнуться — снова молчать. И вдруг:

— А ко мне давеча Ларг приходил. Урезонивал: чего, мол, с Сиблом не лажу. Братьев, мол, не выбирают, всяких любить должно.

— А Сибла он урезонил?

— Его урезонишь! Ему господь на двоих отвалил: ума — палата, а норова — хлев.

Асаг управится, думаю я. Мы с тобой добрячки, Эргис, мы не прожили жизнь в Садане.

— А как с выкупными землями?

— Подерутся, — отвечал Эргис спокойно. — Пирги землю продали, а талаи не признали — угодья-то спорные. Ничего, — говорит он, — пирги сильней. А ежели талаи на юг пойдут, мы им, глядишь, против олоров поможем.

Все правильно, мне уже не нужны олоры. Кеват окончательно выведен из игры.

— Никак не привыкну, что нет Тибайена, — говорю я Эргису: кому ещё я могу такое сказать? — Мне его не хватает.

— Горюешь?

— Не очень. Просто пока был жив Тибайен, мы могли не бояться Квайра.

Он нахмурился и подогнал коня, потому что деревья опять сошлись, и теперь можно ехать только гуськом и вертеть в голове невесёлую мысль, которую я не доверяю даже Эргису.

В прошлом, описанном Дэнсом, Тибайен скончался бы через пять лет. Умер, добравшись до берегов океана и посадив на престол младшего из двоюродных внуков — в нарушение всех законов. Арт Каэсор оказался достоин деда, но сейчас ему только семнадцать лет, и он третий из сыновей.

Первое изменение, которое можно считать закреплённым. Лучше теперь не заглядывать в книгу: мы уже в неизведанном — и куда мы идём?

Нет, мне не в чём особенно себя упрекнуть. Когда я вступал в игру, ставка была ясна: жизнь живущих рядом со мной людей — единственно живущих, потому что те, другие, которых я знал, ещё не успели родиться.

А теперь другая игра, и снова все ясно до тошноты: по Дэнсу завоевание региона обошлось бы примерно в сто тысяч жизней. А победа Квайра без всяких «бы» обошлась примерно в сто тысяч жизней. И ещё ничего не исключено, даже если маятник теперь качнётся из Квайра, даже если это начнётся через десяток лет. И снова та же цена?

Что же делать бедному игроку? Драться с историей, выдирая из глотки сотни тысяч единственных жизней, что она норовит сожрать. И зачёркивать других — ещё не рождённых. Полтора миллиарда Олгонцев, треть населения всей планеты. Мои современники — друзья и враги, просто прохожие, лица из хроники, кто-то или никто — но их не будет, даже если они родятся. Это будут совсем другие люди — пусть даже лучше или счастливей — но всё равно не они. Где грань: которая определяет убийство: те мои современники — эти тоже, я жив в двух веках — они каждый в своём, но разве это значит, что один живее других и можно кого-нибудь предпочесть?

В тоске моей давно уже нет остроты, вполне умеренная тоска; наверное, я так усердно жую эту мысль всего лишь для оправдания перед собой: я этим мучился, я думал об этом.

Я этим мучился — но я не выскочу из игры. Как я могу выскочить из игры, если я — рулевой, который ведёт свой корабль через забитое скалами и минами море? Если всё, что я сделал, погибнет, выскочи я из игры? Если так хочется посмотреть, что же из этого выйдет.

Но детский лепет весеннего леса, и птичий гомон, и запахи, звонкие, как свобода. Мне вовсе не хочется ковыряться в душе, расчёсывая её болячки. Есть день, который я вырвал у Каса, и, может быть, хоть раз этим летом я увезу с собой Суил, и мы побудим с нею вдвоём — она и я, свободные люди, принадлежащие только себе.

Я не смогу увезти Суил. Гилор слишком мал для таким путешествий, а Суил не оставит его одного. Она права — мы не можем доверить ребёнка Братству. Оно уже предъявляет права на Гилора и ждёт — не дождётся, когда же сумеет его отнять.

В такие минуты я ненавижу Братство. Мало ему меня самого — оно лезет в каждую щель моей жизни, заставляет меня притворяться, становится между мной и Суил. Бедная девочка, ей ещё хуже, чем мне. Я хоть уехать могу, затеряться в дороге, ненадолго исчезнуть в лесу, а она на виду под назойливым взглядом Братства и ревнивыми взорами женщин — страшной силы Малого Квайра. И если эта сила пока помогает мне, в том заслуга только Суил…

— Эй, Тилар! — говорит Эргис. — Ты чего смурной? Не отпускает?

— Не отпускает, — отвечаю уныло. — Слушай, Эргис, с Угаларом ты связь держишь?

— Ну, не то, чтобы связь…

— Мне надо бы с ним повидаться на обратном пути.

— А чего не с Криром?

— Хорошо бы ему навестить Исог.

— И чтоб все шпионы за ним?