Изгнанники - Михаил Михеев

А вообще, интересный эпизод это Левандовское сражение. Тогда, еще на заре космической экспансии человечества, на планете Леванда независимо друг от друга оказались колонии Объединенной Скандинавии и Сообщества Карракота, гуманоидной цивилизации, незначительно превосходящей человечество в уровне развития. Как уж разведчики двух цивилизаций прошляпили друг друга, остается только гадать, но результат оказался более чем впечатляющим – ни те, ни другие не захотели ни мириться с наличием на планете конкурента, ни отступать. Вполне закономерно, что произошло столкновение, вылившееся в полномасштабную планетарную войну.

Карракоты уступали людям только ростом и физической силой. Во всем остальном – в технике, в численности, в общей подготовленности к войне они были сильнее. Разыгралось сражение, которое длилось три дня и, хотя его нельзя было назвать эпической битвой, но все же с обеих сторон только танков в ней участвовало не меньше трех сотен. И для всех было сюрпризом, когда люди победили.

Не было там никакого особого тактического искусства. Да и неособого, пожалуй, тоже не было – откуда ему взяться у мирных людей, которые прилетели на эту планету, чтобы строить, сеять, растить детей, а не воевать. Зато у потомков викингов было то, чего не было у их противников – готовность умереть, но не отдать врагу свою землю, любой ценой защитить своих детей. И карракоты оказались совершенно не готовы к тому, что люди с минами в руках будут ложиться под вражеские танки, что пилоты горящих истребителей будут направлять их на вражеские колонны, что крейсер, который был у карракотов на орбите, будет взят на абордаж четыремя полицейскими ботами, и эти боты подорвут затем свои реакторы... А потом люди уничтожили карракотов, живших на этой планете. Уничтожили всех, поголовно, не обращая внимания на пол и возраст. И когда флот карракотов пришел к Леванде, его встретил там подоспевший объединенный земной флот, корабли которого были несколько слабже каждый по отдельности, зато впятеро больший количеством. Цивилизация карракотов в той войне перестала существовать.

Между тем, рядовые десантники не проявляли такого интереса к чтению, как офицерский состав, и проявлять чудеса терпения тоже не собирались. Поэтому, просидев несколько минут, они начали переглядываться, потом травить анекдоты, а потом Курбанов решил, очевидно, что безадресный смех неинтересен, и выбрал объектом своих насмешек секретаршу, не без основания полагая, что ей по должности не положено обижаться.

– ...и вот жалуется мне сосед – попадает его жена в аварию. Во-от такая, – Курбанов широко развел руки, – вмятина.

– Ого!

– Да погодите вы, я еще не рассказал, как машина пострадала...

Дружный смех в ответ, а потом вопрос:

– Жена у него, небось, похожа на эту девушку была?

– Да нет, – задумчиво ответил Курбанов, внимательно окинув взглядом побагровевшую секретаршу. Шутка была далеко не первая, и даму, похоже, насмешки изрядно достали. – Эта, пожалуй, покрупнее будет.

Секретарша резко встала. Цвету ее лица позавидовала бы свекла.

– Я бы попросила вас...

– А что бы вы попросили? – Соломин оторвался от чтения и поднял на нее глаза. – Мы здесь сидим уже довольно долго. Если ваше руководство не желает с нами общаться, то что мы здесь делаем? К тому же, вы абсолютно не позаботились о досуге посетителей. Хоть бы чаю с плюшками предложили, что ли... Судя по вашей внешности, печь вы умеете неплохо. А раз уж не догадались – терпите. Впрочем, думаю, нам нет больше смысла здесь задерживаться. Передайте вашему начальнику, что наглость для бизнеса хороша, но только до определенного предела.

Капитан резко встал, махнул рукой остальным, и они с готовностью повскакали с мест. Загудели антигравы транспортеров, поднимая над полом ящики, и почти в тот же момент распахнулась дверь в кабинет генерального директора и, по совместительству, хозяина ювелирного завода.

– Сара, что ты делаешь? – чуть картаво спросил он. – Зачем ты так долго держишь наших гостей на пороге? Я прошу прощения, господа, за нерасторопность моей подчиненной. Прошу вас, капитан, а вашим спутникам сейчас будет подан ланч...

Соломин кивнул, сочувствующе посмотрел на вновь побагровевшую от такой несправедливости секретаршу и окинул внимательным взглядом новоявленный персонаж. Ну, что он и ожидал, в принципе – невысокий рост, курчавые волосы, мясистый нос... Елки-палки, надо было с собой Мещевича взять... Поставь их рядом – прямо близнецы-братья, только Мещевич на голову выше и вдвое шире в плечах, а этот, который в анкетах наверняка пишет, что он грек, больше всего напоминает... Что он напоминает-то? А ведь кубик! Да-да, первое, что приходит на ум, глядя на его фигуру, это кубик. Вот если на ноги внимания не обращать, то коротковатое широкое тело и здоровенное брюхо именно такое впечатление и производили. Нет, не сговорились бы они с Мещевичем, наверное, очень по-разному на жизнь смотрят.

– Подождите меня здесь, – кивнул Соломин своим людям. – Вынужден предупредить вас, господин... эээ... Гольдштейн, что потерянное нами здесь время, если мы договоримся о покупке, обойдется вам в определенную сумму. Сожалею, но вы сами к этому привели, и мне абсолютно все равно, вы лично в этом виноваты, или ваша подчиненная.

На лице Гольдштейна не дрогнул ни один мускул. Все правильно, хороший бизнесмен позволит другим увидеть свои эмоции только тогда, когда это ему выгодно. Гольдштейн был хорошим бизнесменом, иначе он не был бы владельцем самого большого на планете и, после гибели Нового Телль-Авива, ставшего одним из крупнейших в мире ювелирных заводов. Другое дело, что и никакого эксклюзива на этом заводе не производилось – штамповка, однако до этого Соломину дела не было. Куда более важным было то, что в средствах Гольдштейн не особенно стеснялся, об этом Соломину сообщили точно. Кто сообщил? Не все ли равно. Вечный Кипр был местом, где работали, наверное, все разведки мира, а у Соломина сохранились кое-какие старые знакомства, коими он без зазрения совести и воспользовался.

А вот кабинет Гольдштейна поражал не размерами – он поражал массивностью и добротностью, во всяком случае, на вид, мебели. Массивные шкафы из натурального, причем не местного, а земного (уж в этом Соломин разбирался – происхождение обязывало) дерева вдоль стен, огромный полированный стол, тоже деревянный. И на столе – ничего лишнего. Так, огромный монитор, принтер, несколько папок и лоток с аккуратно лежащими бумагами. Ну и письменный прибор, вещь, не изменившаяся и не потерявшая своего значения за века. Все! Похоже, Гольдштейн здесь именно работал, а не создавал видимость бурной деятельности. А то бывают такие – стол бумагами завален, а толку чуть. Что же, достойно уважения. Единственное, что немного выбивается из общей картины стилизованной под старину надежности – кресло хозяина и стулья для посетителей. Они современные, офисные, хотя и тоже стилизованы под старину. Хотя, если не присматриваться, то и не обратишь внимания.