Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I - Френч Джон

— Десенор, что у тебя? — спрашиваю я по воксу.

— Это место мертво, — передает тот в ответ. — Если Унгол Шакс и был здесь, то думаю, что мы его упустили.

— Форнакс?

— Несущие Слово были здесь, — уверенно сообщает боевой брат. — Мы добрались до большого зала в центре туннелей. Тут статуи и рисунки.

Я киваю собственным мыслям. Если судить по аркологии Танторем, наши сородичи-предатели и их последователи-культисты занимаются бессмысленным идолопоклонством, создавая храмы со статуями и молясь у каменных стоп своих иномировых покровителей. Я отмечаю позицию Форнакса на оптическом слое.

— Удерживайте позицию, — говорю я. — Мы идем к вам. Брат Десенор, встречаемся в этом зале.

— Принято, — отзывается Десенор. — Но я потерял в этих проклятых туннелях одного из моих людей. Сержант Гродин его ищет. Скоро будем там.

Пробравшись сквозь плотный мрак и клубок пересекающихся коридоров, мы выходим на открытое пространство большого помещения. Я вижу в смоляной тьме впереди лучи прожекторов, которые рассекают мглу, словно клинки. Форнакс и его люди ждут возле центра пещеры, но свет их фонарей моргает и прерывается.

Подойдя ближе, я понимаю причину этого.

Форнакс был прав. Здесь статуи, но нет ничего похожего на то, что мне доводилось видеть в темных часовнях и молельных ямах аркологий, занятых культистами. Эти изваяния различаются по размеру, но имеют человеческие очертания. Все они созданы из материала, похожего на обсидиан — угловатого и кристаллического. Он поглощает свет наших фонарей, словно черная дыра. В полуночно-черной стеклянистой поверхности не видны даже наши отражения. Просто не хватает света. Вещество пожирает все.

— Вулканическое стекло? — нахмурившись, произносит Первопроходец Додона. — Точно не на Калте. Не в таких количествах…

Я вижу, как в свете ламп темная субстанция начинает испаряться и клубиться. Она растворяется и уплывает прочь, словно разреженный черный пар. Действительно странно.

— Это не обсидиан, — говорю я. — Ничего не трогайте. Никому ни к чему не прикасаться.

Кажется, будто статуи созданы из затвердевшего мрака.

Изваяния повсюду, они мешают лучам прожекторов Форнакса. Ультрадесантник и солдат 14-го Восферского что-то рассматривают в центре скального зала. Вокруг них собрано множество статуй — толпа кристаллических фигур, каждая из которых обращена лицом к центру. Это определенно тревожит.

— Что у нас? — нетерпеливо спрашиваю я боевого брата.

Форнакс стоит на коленях. При моем приближении он поднимается.

— Какой-то нечестивый храм, — подтверждает он, — похоже, использовался для церемоний и единения с чудовищами из эмпиреев.

Он указывает на пол у меня под ногами. Грубая поверхность выровнена и отполирована, на скале вырезан узор. Ужасные глифы и символы, от которых у меня болят глаза.

— Гонорарий, культистов-добровольцев привели сюда на жертвоприношение и церемонию для заключения союза с каким-то злом или чудовищем.

Я слышу слова Форнакса, но редко понимаю, что библиарий имеет в виду. Я воин-практик до мозга костей. Меня редко интересует «материальность или имматериальность» природы вселенной. Я верю в одно: в свой Легион. Ультрадесантники раз за разом доказывали, что в силах убить все, с чем сталкиваются. Все прочие измышления — чистая теория.

— Так это были добровольцы? — спрашивает Ионе Додона.

Форнакс делает шаг в сторону, демонстрируя ужасную груду опаленных тел в центре узора. Поверх почерневших грудных клеток распростерт адепт Красного Муниона — женщина, тонкие пальцы которой до сих пор сжимают рукоять вонзенного в сердце жертвенного кинжала. Губы Додоны кривятся от омерзения.

Мрачная картина и интерес моего брата к ней быстро меня утомляют.

— Тут что-нибудь указывает на Унгола Шакса или его местонахождение? — спрашиваю я.

— Унгол Шакс здесь, — сообщает Форнакс. — Думаю, это он позади тебя.

Мое лицо скрыто шлемом, и Форнакс не видит, как оно хмурится от жутковатого известия. Я разворачиваюсь и обнаруживаю у себя за спиной еще одну статую, такую же угловатую и кристаллическую. Рост и мощь идола под стать моим, руки воздеты в жесте триумфа или удовлетворения. В одной из них скипетр. Нет, крозиус с навершием в виде решетки или ворот. Возвышенные Врата.

В свете прожекторов моего доспеха мерзость начинает тлеть, сочась на слабом сквозняке невесомой тьмой.

Я оглядываюсь на остальные изваяния. Картина проясняется.

Несмотря на угловатость и беспросветность фигур, у многих есть общие черты: шлемы, ранцы и широкие очертания боевой брони Легиона. Похоже, что идолы меньшего размера между ними — полуночно-черные воплощения культистов, застигнутых в миг ликования и безумия. Я обнаруживаю, что мой шлем непроизвольно покачивается из стороны в сторону. Во имя Пятисот Миров, что же тут произошло?

Из задней части храма раздаются крики. Сначала я решил, что это приветствие — Десенор и его бойцы вернулись. Затем я понимаю, что это кричат мои люди, и чувствую, как собравшихся окутывает недостойный страх.

— Мы не можем найти Олександра, — сообщает Ионе Додона.

Имена для меня ничего не значат. Впрочем, значат числа, а наша численность уменьшается. Я смотрю на Форнакса и оставшегося с ним цикатриция.

— Где остальные твои люди? — спрашиваю я.

— Проверяют туннели, тянущиеся от дальнего края зала, — сообщает бывший библиарий. На его лице озабоченность. — Солдат?

Цикатриций прижимает два пальца к боковой части шлема. У него нет связи с отсутствующими солдатами. Он качает головой.

— Всем единицам, доложить, — передаю я по воксу.

Члены отделения, находящиеся в зале-храме, быстро откликаются на мой запрос. Вместо остальных — навязчивые помехи.

— Десенор, доложить, — повторяю я.

Ничего. Я подхожу к краю строя статуй.

— Враги играют во тьме, — шиплю я сквозь сжатые зубы. Перчатки поскрипывают, стискивая рукоять меча и боевой щит. — Построиться, Форнакс, ты впереди.

Ультрадесантник задерживает на мне взгляд. Это в стиле Форнакса. Помимо жутковатого прежнего призвания, у него есть неприятное обыкновение ставить под сомнение приказы, не имея на то реальных причин. Он позволяет тишине задавать вопросы. В неглубокой почве делаемых им пауз и перерывов укореняются зерна сомнения. А затем, словно трава между мраморных плит, опасения быстро прорастают у остальных.

Но еще до того как мне приходится повторить, Форнакс убирает пистолет в кобуру и берет наизготовку меч со щитом. Он снова надевает шлем и шагает прочь от леса статуй. Оптические карты направляют его к одному из многочисленных каменистых выходов из зала, которые ведут к координатам последней вокс-передачи брата Десенора. Я посылаю Додону и пехотинцев следом.

— Имя? — спрашиваю я последнего оставшегося цикатриция Форнакса.

— Эванз, мой господин, — отзывается тот. — Восферский 14-й.

Я слышу в его голосе страх. Самообладание солдата продержится лишь какое-то время, словно крепость на трясущемся фундаменте. Мне доводилось видеть, как простые воины Империума не выдерживали ужасающих обстоятельств разведывательной войны и крестовых походов. Встречаясь с неведомыми врагами галактики — технологическими мерзостями, сумасшедшими изоляционистами или ужасами ксеносов — я знал солдат, которые теряли контроль над телом и разумом.

— Эванз из Восферского 14-го, — повторяю я. Мой голос надвигается на него, словно мощная, непоколебимая стена. Я пытаюсь передать солдату толику собственного мужества и бесстрашия. — Я хочу, чтобы ты прикрывал нам тыл. Если увидишь, как сзади что-то подкрадывается, я хочу знать об этом. Ясно, солдат?

Цикатриций демонстративно взводит свою фузею и плотно прижимает оружие к плечу, прикрытому противоосколочной броней.

— Клянусь честью, лорд Пелион.

Мы преодолеваем темные переплетения Пенетралии, и я чувствую, как неровные проходы сжимаются вокруг. Мысленно я представляю миллионы тонн камня над моим шлемом.

Сами туннели лабиринта внезапно кажутся угрожающими, они извиваются, поворачивают, поднимаются и опускаются. Похоже, что несколько раз мы делаем круг, и коридоры представляются мне клубком корчащихся змей. За каждым углом тупики и пустоты, которые вынуждают постоянно проводить вылазки в тесные проходы и тенистые боковые туннели.

Несколько раз мои сердца начинали биться быстрее при известии о предположительном контакте с врагом. Я жажду противника. Возможно, мы обнаружили труп-призрак Унгола Шакса… а может, и нет. Если его Несущие Слово еще бродят по коридорам Пенетралии, они мои. Я поклялся, что мой клинок прикончит их. Дело не завершено. Задача не выполнена.

Однако раз за разом враги оказываются тенями и силуэтами, созданными нашим собственным светом — сама скала играет с нами. Цикатриции просят прощения, но сложно не заметить, как глубина лишает их самообладания. Рубцовая ткань на их лицах туго натянута от напряжения, губы не улыбаются, глаза смотрят сквозь щели шлемов в ожидании чего-то ужасного.