Весь Кен Фоллетт в одном томе - Кен Фоллетт

мгновение окаменел, пытаясь понять, что с ней. Возлюбленная никогда ничем серьезным не болела, наоборот, всегда ходила за больными. Но растерянность быстро прошла. Подавив страх, зодчий осторожно вернул ребенка Тилли. Прислужница в ужасе глядела на безжизненное тело Керис на полу. Мерфин постарался говорить спокойно, но требовательно:

— Беги в госпиталь, скажи, что заболела настоятельница. Приведи сестру Онагу. Беги же, скорее!

Та убежала. Мастер встал на колени возле Керис.

— Ты слышишь меня, любимая?

Прощупал пульс на безвольной руке, коснулся щеки, приподнял веко. Обморок. Тилли спросила:

— Это чума?

— О Господи! — Невысокий Мостник наловчился поднимать тяжести: камни, деревянные балки. Он взял тело на руки, легко встал и бережно положил на стол. — Не умирай, — шептал зодчий. — Пожалуйста, не умирай.

Фитцджеральд поцеловал возлюбленную в горячий лоб и вспомнил, что почувствовал жар, уже когда обнимал ее, однако возбуждение помешало ему встревожиться. Может, отсюда и ее необычная страстность, от жара.

Вошла сестра Онага. Мастер так ей обрадовался, что у него слезы выступили на глазах. Керис высоко ценила способности этой молодой монахини, которую постригли всего пару лет назад, и планировала в один прекрасный день передать ей госпиталь. Онага закрыла лицо льняной маской, завязала узел на затылке и потрогала щеки и лоб.

— Чихала? — спросила она.

— Нет, — ответил Мерфин, вытирая глаза.

Монахиня опустила настоятельнице ворот подрясника, и Керис вдруг показалась Мостнику очень хрупкой. Однако он с облегчением не увидел на груди черно-красной сыпи. Сестра вновь заправила ворот и осмотрела ноздри.

— Кровотечения нет. — Задумчиво пощупала пульс и посмотрела на олдермена. — Скорее всего это не чума, но больна аббатиса очень серьезно. Жар, учащенный пульс, неровное дыхание. Отнесите ее наверх, уложите и промойте лицо розовой водой. Ухаживать за ней нужно в маске и мыть руки так, словно это чума. Вас тоже касается. — Она дала ему льняную тряпку.

Повязывая маску, зодчий едва сдерживал слезы. Он отнес возлюбленную в спальню, положил на матрац и поправил подрясник. Монахини принесли розовую воду и уксус. Мерфин передал им распоряжение Керис относительно Тилли, и они отвели юную мать с ребенком в трапезную. Фитцджеральд сел рядом с Керис, тряпкой протер больной лоб и щеки, молясь, чтобы она пришла в себя. Наконец врачевательница открыла глаза, удивленно нахмурилась и встревоженно спросила:

— Что случилось?

— Ты потеряла сознание.

Настоятельница попыталась сесть.

— Лежи спокойно. Ты больна. Скорее всего это не чума, но что-то серьезное.

Аббатиса чувствовала себя очень слабой, а потому откинулась на подушку и не протестовала.

— Я просто часок отдохну.

Керис оставалась в постели две недели.

Через три дня белки ее глаз окрасились в горчичный цвет, и сестра Онага определила желтуху. Монахиня приготовила травяной настой с медом, который Керис пила три раза вдень. Жар спал, но слабость оставалась. Она каждый день с тревогой спрашивала о Тилли. Онага отвечала на вопросы, но отказывалась обсуждать дела монастыря, чтобы не утомлять. А Керис от слабости не спорила.

Мерфин не покидал дворца аббата. Днем сидел внизу, но так, чтобы слышать возлюбленную. Работники приходили к нему за указаниями, как сносить дома. По ночам он лежал возле больной на матраце, просыпаясь всякий раз, когда менялось дыхание или она ворочалась в постели. В соседней комнате спала Лолла. В конце недели приехал Ральф.

— У меня жена пропала, — буркнул он, входя в зал.

Мерфин отвел глаза от большой шиферной доски, где что-то чертил:

_ Здравствуй, брат.

Архитектор видел: Ральф растерян, словно не может решить, что ему предпринять в связи с исчезновением Тилли. Фитцджеральд-младший ее, разумеется, не любил, но, с другой стороны, какому мужу понравится бегство жены. Испытывая чувство вины, мастер тоже заметался. Все-таки он помог спрятать Тилли. Рыцарь сел на скамью.

— У тебя не найдется вина? Умираю от жажды.

Мерфин подошел к буфету и налил из кувшина вина. Ему хотелось сказать, что он понятия не имеет, где Тилли, но совесть возмутилась при мысли о вранье собственному брату, особенно в таком важном вопросе. Кроме того, присутствие Матильды в монастыре невозможно сохранить в тайне: ее видели слишком много сестер, послушниц и служек. Всегда лучше быть честным, подумал мастер, ну, если только не крайний случай, и, передавая кружку Ральфу, сказал:

— Тилли здесь, в женском монастыре, с ребенком.

— Я так и думал. — Тенч поднял кружку левой рукой, показав обрубки трех пальцев, и сделал большой глоток. — А что это она?

— Убежала от тебя.

— Мог бы сообщить мне.

— Виноват. Но я не мог ее выдать. Она боится оставаться с тобой.

— А чего ты ее защищаешь? Я твой брат!

— Слишком хорошо тебя знаю. Если она напугана, скорее всего на это есть причина.

— Неслыханно. — Фитцджеральд-младший попытался сделать вид, что возмущен, но не очень убедительно.

Мерфину стало интересно.

— Монастырь не может прогнать ее. Она просила убежища.

— Джерри мой сын и наследник. Монахи не имеют права отнять его у меня.

— Навсегда, конечно, нет. Если ты обратишься в суд, я не сомневаюсь, что выиграешь дело. Но ты ведь не собираешься отрывать малыша от матери?

— За ним она вернется.

Вероятно, он прав. Мостник соображал, как по-другому убедить брата, когда вошел брат