Верхом на тигре. Европейский ум и буддийская свобода - Оле Нидал

Более пятисот человек на курсе пховы в Польше

США

10 августа 1988 года мы приземлись в Сан-Франциско. Планировался первый курс пховы в Америке, и со мной прилетели четырнадцать европейцев. Среди них была первая прочная группа, которую мне удалось создать во Франкфурте – трудном для духовности городе. Мы собрались в том же бывшем военном лагере, где годом раньше провели первый курс Основополагающих практик. Важно было с определенной регулярностью приносить сюда сильное благословение. Все шло хорошо, и случилось то, чего мне больше всего хотелось: американцы подружились с европейцами.

Даже самый здоровый учитель должен предусмотреть в своих поездках фактор непостоянства, особенно если он любит гонять на мотоцикле со скоростью более 200 км/ч. Я очень хорошо сознавал, что отвага и независимость моих учеников стоят немного, если люди не становятся друзьями и не учатся работать вместе. Некоторые американцы жаловались, что раньше я долгие годы был для них полностью доступен, а теперь меня со всех сторон окружали европейцы. Но приезжать в одиночку – не самое лучшее. Если люди не пытаются знакомиться друг с другом, никогда не появится та огромная динамическая сила, которая нам так нужна. Если удалось перенести через океан демократию и свободу, то и с буддизмом это тоже случится. Удачно дополнять можно только тех людей, которых хорошо знаешь.

В Чистых странах

Если люди не пытаются знакомиться друг с другом, никогда не появится та огромная динамическая сила, которая нам так нужна.

Филиппины

Майя вместе с группой вернулась в Европу, а мы с Томеком полетели в Манилу. Семнадцать часов, семнадцать бутылок пива, четыре фильма и потом сотня писем и открыток – и мы приземлились на Филиппинах. В аэропорту ждала моя любимая Ханна в «Мерседесе» с водителем. Мы прикатили к потрясающей вилле, где для нас приготовили места рядом с Джамгёном Конгтрулом Ринпоче. Джамгён Конгтрул больше всех остальных держателей линии ездил с Шестнадцатым Кармапой и потому отлично знал его пожелания. Как обычно, наша деятельность полностью им соответствовала, хотя у нас редко выдавалось время пообщаться. Передача Кармапы так и работает, и не только на уровне планирования: темы лекций, которые переводила Ханна, путешествуя с высокими ламами, сами собой всплывали в моих поучениях. Сознаем мы это или нет – его силовое поле действует всюду.

В эти десять дней на Филиппинах нас окружили трогательной заботой. Среди всех китайских общин в некоммунистической Азии группа в Маниле была самой «современной». Я учил в молодежной тюрьме, в отделе полиции по борьбе в наркотиками и паре других официальных мест. Как и во многих других теплых странах Азии, структурированный взгляд на мир здесь интересовал только китайскую элиту. Если большинство населения не составляют мусульмане и фанатики, то все хорошо и создано каким-нибудь богом. Здесь с готовностью вступят на любую философскую или религиозную верблюжью тропу, повергающую христиан в отчаяние: они хотели бы заставить этих людей верить хоть в какие-нибудь догмы.

Очень поучительными оказались автомобильная экскурсия по стране и посещение музея. Католицизм явно внес большой вклад в здешнюю культуру понятиями о грехе и страдании. Сотни изображений и статуй святых, терпящих муки, создавали легкую и радостную атмосферу. Во Вторую мировую войну японцы попросту истребили местное население. Американцы обогатили здешнюю жизнь демократией, которую никто не понимал, и кока-колой.

Мы с удовольствием побывали в бухте Субик-Бей, в которой расположена крупнейшая американская заграничная база. Здесь мы учили Ринпоче плавать. Он учился мгновенно: ему нужно было только один раз взглянуть, как это делается.

Однажды Томек свернул в сторону от главной торговой улицы Манилы и встретил нечто совершенно неожиданное – злость низших слоев общества. В каких-нибудь 50 метрах от крупнейших универмагов столицы его силой прогнала прочь группа местных, вопящих от ненависти и гнева.

Мы с Томеком провели без малого сутки в Аммане, дивясь тем бесчисленным способам, какими арабы унижают друг друга, и затем приземлились в Вене. Стояли первые дни сентября, и многие друзья последовали за нами в Грац на очередной курс Основополагающих практик.

Россия

Вскоре пробудилась связь с Россией. Нам помог в этом Михаэль из Киля, гениально умеющий поддерживать контакты поверх «железного занавеса». Он все подготовил, и опять мы с Ханной пересекли Швецию и Финляндию на своем быстром БМВ. У нас оставалось ровно девять дней до приезда в Копенгаген Далай-ламы и половины членов его правительства. Они планировали четыре дня прожить в нашем центре.

Вскоре пробудилась связь с Россией. Нам помог в этом Михаэль из Киля, гениально умеющий поддерживать контакты поверх «железного занавеса».

Финляндия была прекрасной, холодной и, как всегда, не интересовалась духовностью, а Россия – это мир в себе.

Пограничники (не из госбезопасности – у тех другой калибр) были молодыми, усталыми и робкими. Священный огонь социализма там не пылал. Проезжая через приграничную зону, мы не переставали удивляться. Это 80 километров никем не заселенных лесов, тянущихся до Выборга, старинного финско-шведского города. Здесь у нас была возможность приспособиться к вибрациям этого обширного блока стран; до сих пор мы видели только московский аэропорт в 1968 году. Самым сильным чувством было глубокое потрясение. Оно ощущалось сильнее, чем в Китае, где даже идеалистически настроенный европейский путешественник не питает ожиданий относительно человеческой природы. Еще бросалась в глаза крайняя неряшливость в обращении с внешним миром. Повсюду высились горы мусора. Наибольшее же впечатление производила глубокая, неизбывная жажда чего-то за пределами материального мира; большинство людей не отваживалось признаться в ней даже самим себе. Нас остановили парни, покупавшие доллары по невиданному курсу, и затем мы несколько часов поспали в машине, не доехав до тогдашнего Ленинграда. Мы не знали, что припарковались прямо перед единственным туристическим отелем. Когда рассвело настолько, что можно было прочитать официальные сообщения, предлагающие нам зарегистрироваться, мы тут же тронулись и поехали в город. Нам хотелось успеть встретиться с людьми, пока нас еще не начали «пасти». Среди всех городов мира, где мы успели побывать, в Ленинграде были самые плохие дороги. Даже восточного турка они заставили бы лезть на стену. Там часто рождались люди с трудной кармой. Более миллиона погибло голодной смертью во время Второй мировой войны, и еще больше пало от рук сталинской тайной полиции – обычно она убивала самых умных.

Более миллиона погибло голодной смертью во время Второй мировой войны, и еще больше пало от рук сталинской тайной полиции – обычно она убивала самых умных.

Мы позвонили знакомым своих знакомых и оставили машину возле знаменитого Зимнего дворца. Именно здесь в 1917 году начался большевистский переворот. И хотя миллионы живописных полотен и книг представляли его как восстание здорового пролетариата против его разлагающихся угнетателей, здесь мы услышали иную версию. Нам сообщили, что моряки, ворвавшиеся во дворец и до смерти перепугавшие императора, находились на весьма романтической волне: несколько пьяных солдаток из женского батальона, свесишись из окон, позвали их в гости.

Едва мы захлопнули дверцы машины, как два молодых атлета на хорошем английском спросили, не хотим ли мы поменять деньги. «Вы умеете говорить! – обрадовался я. – Поехали». И мы взяли их с собой на все ближайшие дни.

Утром, днем и вечером я учил разные группы на разных частных квартирах. Как это часто бывало и раньше, нужные люди не умели сотрудничать между собой, и нам приходилось многое делать дважды. Нигде в мире мы не встречали такой смеси из щедрости и глубокого недоверия между обычными людьми. Семьдесят лет в окружении доносчиков, тюрем и карательных отрядов заставили людей забыть о том, что такое естественное общение. Однако мы целиком использовали каждую минуту. Русские были так же сосредоточены, как и поляки, и все записывали на магнитофон. Эти записи пригодились для более поздних и расслабленных времен.

Мы поставили палатку, чтобы полиции удобно было следить, и поехали в Таллин, столицу Эстонии. Я покрыл это расстояние за неполных три часа, включая обед, – наверное, то был рекорд. Люди в Эстонии были такими же сдержанными и недуховными, как финны. И говорили они на похожем языке. Конечно, балтийские страны должны быть свободными, но картина там не столь идеалистическая, какой ее представляют. Эстонцы, будучи более практичными и производительными, чем русские, не желают делиться с ними своим добром.