Личное дело - Владимир Крючков

Содержалось предостережение от иллюзий. «Каждый из вас должен быть реалистом и отдавать себе отчет в том, что коренное улучшение экономики требует больших усилий и определенного времени. В то же время остается фактом, что кризисные явления в народном хозяйстве пока преодолеть не удалось. Более того, они даже усугубились. В обществе нарастает беспокойство».

И далее: «Совершенно ясно, что командно-административная система себя изжила. Но для того, чтобы она окончательно ушла в прошлое, предстоит создать новый механизм хозяйствования. А это напряженная, кропотливая, повседневная работа по многим направлениям».

Проблема собственности оценивалась как ключевая в экономической реформе. Признавалось право на все формы собственности, но никакого разрушительного отношения к государственной собственности. В подтверждение назревания кризисных явлений приводились такие данные. «Только в 1988 году прибыль, полученная предприятиями и организациями страны, возросла на 12,3 процента, тогда как валовой национальный продукт увеличился на 8 процентов. Еще больший разрыв между ростом доходов и увеличением производства товаров образуется в 1989 году».

Эти цифры не могли не настораживать. Как важно было остановить негативные тенденции, и сделать это тогда можно было еще сравнительно легко. Но шлюзы для дальнейшего неблагоприятного развития положения в экономике открывались все шире.

С большой тревогой в докладе говорилось о национальной проблеме, резком обострении межнациональных конфликтов. «Экстремисты, коррумпированные элементы разжигают рознь в межнациональных отношениях, терроризируют людей других национальностей. Разве могут какие-то политические цели и лозунги оправдать этот вызов элементарным нормам общественной морали?»

И еще две выдержки по этой проблеме. «Главный принцип национальной политики коммунистической партии — создание таких условий, когда каждый советский гражданин, в каком бы регионе страны он ни находился, мог пользоваться всеми правами и свободами, развивать свою культуру и язык независимо от национальной принадлежности… Наш курс — не растаскивание страны по обособленным национальным квартирам, а превращение ее в содружество подлинно свободных и равноправных социалистических наций».

Еще раз был подтвержден прогрессивный взгляд на социализм. «Исторический опыт убедительно показал, что не существует универсальной модели социализма, а попытки унификации, стандартизации общественного развития в разных странах обречены на неудачу. И напротив, свобода выбора, самостоятельность способны обогатить теорию и практику социалистического строительства».

Во внешней политике подтверждался решительный отказ от ставки на силу, на диктат. Однако в том, что Советский Союз вот уже целое 50-летие живет в условиях мира, важную роль играют и вооруженные силы Советского государства.

Пришлось остановиться и на отдельных вопросах, связанных с обвинениями в адрес Советского Союза. Ведь в последнее время договорились чуть ли не до того, что Советский Союз несет ответственность и за приход к власти в Германии фашизма, и за начало Второй мировой войны, и что «холодная война» тоже, мол, дело рук СССР. Вот это не имеет ничего общего с исторической правдой.

«Наши жертвы, принесенные на алтарь мира и прогресса, — отмечалось в докладе, — неисчислимы. И самая дорогая цена, которую мы заплатили, — это многие миллионы жизней советских людей, унесенные войной с фашизмом. Разве после всего этого можно предъявлять какие-то претензии к нашей стране? Советский Союз ни у кого не был в долгу».

Доклад с одобрением был встречен залом. Я получил немало писем в его поддержку, положительно откликнулась на доклад значительная часть печати. В иностранной прессе его расценили как уверенный, достаточно демократичный и вместе с тем обозначивший рубежи, дальше которых Кремль отступать на данном этапе не намерен. Помню, в одной газете автор серьезной статьи писал, что высшее партийное руководство, кажется, докладом Крючкова расставило точки над многими «i».

Но не вся наша пресса выразила одобрение содержанию доклада. Правда, прямой критики не было, но отсутствие поддержки положений доклада со стороны части средств массовой информации кое о чем говорило: доклад насторожил все громче заявлявших о себе новых «демократов» и конечно же пришелся не по душе Яковлеву, вовсю работавшему тогда на разрушение, а не на созидание. По брошенной им реплике, «доклад был скорее консервативным, чем демократическим».

В то время мне доводилось часто беседовать с первыми руководителями бывших союзных республик, некоторых национально-территориальных автономных образований. Все они в разной мере поднимали один и тот же вопрос: надо определяться, нужна четкая линия, последовательная и твердая, нужны все формы воздействия на нарушителей правового порядка, в том числе и силовые акции, когда речь идет о противодействии насилию. Нечеткая позиция, считали они, используется в спекулятивных целях, люди теряют уверенность.

О таких настроениях было известно по различным каналам информации, да и из печати. Иностранные представители не без иронии говорили, что по темпам развития «демократии» и «гласности» мы уверенно вышли на первое место в мире.

Один итальянский представитель в завершение беседы как-то сказал мне, что демократия должна стоять на правовых основах, и тут же спросил: «А вы не перешли рамки?»

Мне кажется, что демократия, т. е. власть народа, — это то, от чего мы никогда не должны отказываться. Если бы у себя в стране мы стали вовремя развивать демократические начала, использовали бы власть народа в полном объеме, то какое огромное число бед нам удалось бы предупредить, сколько удалось бы осуществить конструктивных дел! Возможно, уже не одно поколение советских людей жило бы в условиях, когда демократические принципы стали нормой. Бичуя революцию, рьяные ее противники сами сходят с эволюционного пути, не ведая, что идет нагромождение проблем, которые не только не решаются, а загоняются вглубь, становятся все более трудными и в один прекрасный момент могут привести к социальному взрыву в весьма опасных масштабах.

Мне думается, что лиц, называющих себя демократами и убежденных в том, что они таковыми являются, можно разделить, по крайней мере, на две категории. Первые по характеру своей деятельности относятся к числу разрушителей. Они охотно критикуют историю, настоящее и добираются даже до будущего. Никаких созидательных программ при этом не предлагают: главное — сокрушить!

К числу таких «ярких» представителей можно смело отнести А. Н. Яковлева. Разрушающий подход в последние годы прослеживается во всей его деятельности. Он сторонник капиталистического пути развития, и тут нет ничего предосудительного, хотя прежде Яковлев твердо стоял на позициях защиты социалистических ценностей. Ну что ж, наступило прозрение…

Ну а как перейти с одного общественного строя на другой? Люди его уровня должны, видимо, думать и об этом. Если идти путем эволюционного развития, по возможности без больших жертв со стороны народа, и так вдоволь настрадавшегося, без социальных потрясений, т. е. при минимальных издержках, — это одна сторона ситуации. Ну а если через глобальное разрушение — развал государства, экономики, через кровавые межнациональные конфликты, ослабление международных позиций, за счет роста угрозы территориальной цельности и т. д., — это будет уже другая ситуация.

Как-то в начале 1989 года Яковлев выступил с докладом. В нем содержалось утверждение, что не стоит бояться слома и разрушения устоев, на которых держалось наше общество и государство, что через два-три года положение в стране выправится и дела пойдут в гору.

Я позвонил ему и сказал, что через два-три года при таком развитии обстановки у нас будет совсем плохо и что со сроками вообще, может быть, следовало бы проявить большую осторожность.

Яковлев задумался и ответил, что если через два-три года дела не поправятся, то нам следует всем уйти в отставку и уступить место другим, что, во всяком случае, он поступит таким образом.

Не сразу удалось мне разобраться в этой одной из самых зловещих фигур нашей истории. Тут и моя вина, и моя беда.

Есть правда, которую я не должен, просто не вправе, уносить вместе с собой. Речь идет о крайне важных вещах не только с точки зрения государственных интересов, но и, пожалуй, вообще для дальнейших судеб всего нашего народа, для более глубокого понимания трагедии, постигшей советских людей. То, что я собираюсь рассказать, касается не только одного Александра Николаевича Яковлева. История, связанная с ним, была настолько серьезной, что на протяжении длительного времени, признаюсь, в буквальном смысле слова мучила меня, заставляла задуматься о куда более масштабных проблемах, о весьма серьезных и деликатных вещах, ставила перед очень нелегким выбором.