Сборник историй и сказок 2020 (СИ) - Коллектив авторов

***

Автор на ПродаМане https://prodaman.ru/Lady-Morvein

   Автор на Призрачных мирах https://feisovet.ru/магазин/Morvein-Lady/

ΓЛАВА. Нина Запольская и Серж Запольский. Прочь с Земли!

Продолжение романа «Две луны Мезозойской эры»

   Каждый раз перед Новым годом он поражался оптимизму этих людей.

   Как бы не было им плохо, но праздники они встречали в исключительном расположении духа, безудержно предаваясь веселью. Что происходило с ними потом – уже другой разгoвор. Но именно из-за новогодних праздников он и остался в этой стране, взяв себе фамилию «Морозов». В Канаде, конечно, тоже бывают морозы и снег,и в Финляндии,и на Αляске. Что уж говорить об Антаpктиде? Но нигде никто так самозабвенно не растягивал зимние торжества, бурно отмечая даже Старый Новый год.

    «Это ж надо такое придумать? Старый Новый год!» – в который раз подумал Морoзов и улыбнулся – скупо, в усы.

   Праздник опять приближался. Это чувствовалось по всему: по продаже ёлочных игрушек и блестящих гирлянд в магазинах, по выставленным поближе к покупателям коробкам с шампанским и дешёвой красной икрой, по огромным синтетическим, сверкающим огнями елям на улицах мегаполиса. И еще по особой, предпраздничной нервозности его жителей.

   Во-первых, перед Новым годом они всегда стремились по полной запастись едой, словно отправлялись в экспедицию на Северный полюс. Ради этого ими выстаивались огромные очереди в супермаркетах.

   Во-вторых, для покупок они выбирали почему-то самые дальние магазины и ехали туда всей семьёй, создавая на дорогах города многочасовые автомобильные пробки.

   В-третьих, они непременно наряжали ёлки – и искусственные,и натуральные. Пoтом ёлки у некоторых стояли до весны, пoкрываясь пылью – хозяева никак не могли найти время, чтобы их разобрать.

   В-четвёртых, на Новый год они обязательно смотрели по телевизору старые фильмы, разливали шампанское под бой курантов, много пили, много ели, особенно мандарины, салат-оливье и бутерброды с икрой. Но в этом году слухи, что продажу алкоголя на праздники могут запретить, пошли рано, месяца за полтора. И Морозов думал, что именно поэтому нервозность людей в городе достигла особого накала.

   Вот в эти предпраздничные дни совершенно неожиданно для семьи Морозовых и наступило время «прочь».

   Последней каплей стала внучка Леночка, которая пришла из школы в слезах: её не взяли участвовать в новогоднем спектакле, к которому она давно готовилась. Бабушка бросилась к ней с утешениями, а Морозов, только глянув на внучку, сразу понял, что дело тут не только в спектакле.

   Морозов любил внучку до умиления.

   Когда Леночка была совсем маленькая, то не могла запомнить отчество деда, которого бабушка звала в кругу семьи по-простому «Гаврилыч». Подражая бабушке, она кричала ему из детской, картавя и пришепётывая, как все дети её лет:

   – Говорилыч! Иди ко мне! Я соскучилась!

   После этого она появлялась в коридоре красная, сопящая от напряжения, со своим маленьким детским стульчиком, который был ей нужен, чтобы встать на него и дотянуться до щёк деда.

   Внук Борька, если был дома, поправлял сестрёнку громко, с насмешкой в голосе:

   – «Горилыч»! Деда зовут «Горилыч»! Или лучше даже сказать «Горыныч»!

    – Борька! Уши надеру! Твой дед – известный писатель, нельзя над ним смеяться! – откликалась из кухни супруга Шурочка и спешила в прихожую навстречу входящему Морозову, вытирая руки полотенцем и готовясь расцеловать его.

   Если Борька был не занят домашними уроками, он тоже подходил к деду поздороваться, по-своему, по-мужски. Такая звонкая перекличка близких, встречающих его дома, была очень дорога Морозову. И сейчас, когда Леночка уже выросла, он часто, с удовольствием вспоминал то время.

   Он женился на Шурочке, когда её сыну Михаилу, – Мише, - было уже семь лет. Своих детей у них не было,и родившиеся впоследствии у Михаила дети, - сначала Борис, а потом Леночка, – вызывали у Морозова чувство непередаваемой словами нежности. А познакомился со своей будущей женой Морозов в милиции.

   Он тогда плохо понимал психологию людей, ему были понятнее звери и птицы. Может быть, поэтому он и служил в то время кинологом в Советской Армии. Ну,и ещё, конечно, потому, что зарплата у офицера была гораздо выше, чем у остального населения СССР. Вот из-за недопонимания человеческой психологии он и пришёл в отделение милиции, чтобы отдать купюру в десять рублей, найденную им на улице.

   Десять рублей в то время были большие деньги, и в Москве в начале 1960-х годов на эти деньги можно было купить, отстояв неcколько очередей, много чего, хоть и однообразного. Много белого и чёрного хлеба, много десятков яиц, много селёдки, много подсолнечного и сливочного масла и почти целый килограмм говядины. Это потом полки в гастрономах опустели, а из пригородов поехали в Москву экскурсионные автобусы и электрички за колбасой и апельсинами. Ещё позднее и в Москве опустели продовольственные и промтоварные магазины.

   Но в 1960-х в столице был, в некотором роде, рай, во многом ещё и потому, что холодильников ни у кого не было, а запросы у людей были самыми простыми и скромными. И они покупали себе этой простой и скромной еды совсем немного,только на ужин и завтрак – чуть-чуть сливочного масла, чуть-чуть колбаски, десяток «Домашних» котлет, обсыпанных сухарной крошкой, по шесть, а потом по одиннадцать копеек.

   Но в «остальной» стране, даже в областных центрах, с продуктами и то время было плохо. Районным центрам от снабжения вообще перепадали какие-то крохи. Ну, а в деревнях и продовольственные,и промышленные товары легко умещались в одном единственном маленьком сельпо. Набор продуктов там был совсем скудный – хлеб-кирпич, баранки-сушки, стеклянные банки берёзового сока и равномерные шеренги или башни из каких-нибудь несъедобных консервов вроде «Завтрака туриста».

   Для государства, которое запускало космические корабли, жизнь людей была на удивительно низком уровне. Но еще более удивительными были для Морозова наука, кинематограф и театральное искусство тех лет, которое создавали эти люди, простаивающие после работы очереди за самым необходимым. Поэтому Морозов постарался сделать всё, чтобы остаться служить в Москве, хотя в той же Прибалтике снабжение было лучше. Правда, существовали в то время и города «закрытые», которые работали на оборонную промышленность и снабжались совсем не так, как обычные города.

   И вот как-то вечером,торопливо шагая по своим делам по какой-то Парковой улице московского Измайлово, он и нашёл на тротуаре эту купюру в десять рублей. Ему и сейчас помнится, как пронзила его мысль о том несчастном, который обронил в темноте такие большие деньги. И как он будет страдать, обнаружив потерю. Как будет бегать по улицам в надежде отыскать пропавшую десятку… Нет! Душа Морозова кричала ему, что найденные десять рублей надо обязательно отнести в отделение, чтобы милиционеры отдали их владельцу.

   И он отнёс. Как сейчас помнит то потрясение, с которым посмотрел на него сотрудник. Скоро в комнатку к ним сбежались другие милиционеры, а сотрудник пожал ему руку, обещая непременно отыскать хозяина десяти рублей. Морозов вышел, уже чувствуя неладное – ему стало понятно, что он сделал что-то не то. На улице он постоял в раздумьях и тут же зашёл в отделение снова, поэтому слышал, как хохотали милиционеры, называя его дураком,и как они делили эту десятку между собой. Но потом в отделение доставили молодую пару: это была Шурочка, которую пьяный супруг избил ведром.

   Вёдра в то время были не лёгкие пластиковые, как теперь, а тяжёлые, из чёрного металла, покрытого эмалью. Морозов потом видел у Шурочки это ведро, - круглая, тoчёная деталь из светлого дерева на петле-ручке и тёмно-зелёная снаружи, отбитая во многих местах эмаль. Видел он и синяки от ударов у Шурочки на теле и на руках, которыми она закрывала голову.