Камбер – Еретик - Кэтрин Куртц

Следовало побеспокоиться и о других – Варнаритской школе, Хлентиете неподалеку от Коннаита и недавно образованной школе рядом с Найфордом, которая уже была однажды сожжена, и Совет проследил, чтобы все были предупреждены. Камбер и Джеффрэй, пользуясь епископским саном, помогли религиозным общинам разработать планы бегства. Оставалось только надеяться, что, прежде чем случится самое худшее, останется время на исполнение этих планов.

Почти месяц удача не покидала их. Но в конце октября, когда ушедшее лето в последний раз напомнило о себе, шаткое равновесие рухнуло.

Вновь вернулась невероятная для поздней осени жара и опять принесла деринийскую чуму, поразившую Гвинедд летом. В Валорете толпа разбушевавшихся горожан и фермеров растерзала семейство торговца, которое сочли разносчиком болезни и подозревали в принадлежности к расе дерини. Беспорядки начались, когда городская стража пыталась вывезти предполагаемых жертв болезни, и солдатам пришлось призвать на подмогу гвардию архиепископа.

Это случилось в один из его теперь нечастых визитов в Валорет, и Джеффрэй, в белом плаще поверх кольчуги и шлеме с опущенным забралом, лично повел отряд. Единственным оружием был епископский посох в руке, а к шлему прикреплено бронзовое распятие – он, как и все гавриллиты, был связан клятвой: не применять силу ни при каких обстоятельствах. Джебедия, навестивший собрата на обратном пути из Аргоды в Грекоту, ехал рядом с Джеффрэем в доспехах рыцаря-михайлинца.

В полуденном свете на городских улицах два десятка хорошо вооруженных мужчин не видели опасности. Кого могла испугать толпа ремесленников и поселян, размахивающих чем попало? Воины теснили противника, топтали лошадьми и разили мечами.

Один Джебедия оценил, как опасны были мотыги, вилы и камни, свистевшие вокруг и бьющиеся о стальные щиты и шлемы. Слишком поздно он попытался перестроить солдат и сомкнуть ряды, слишком поздно – один из людей Джеффрэя с криком свалился с лошади и был погребен под ногами орущей, визжащей, вопящей толпы. В то же мгновение сборище взвинченных, но еще способных повиноваться людей обратилось в ненасытного зверя, готового пожрать все на своем пути.

Быстрый меч Джебедия на этот раз оказался недостаточно скор, и лезвие мотыги, которую не успел отбить старый воин, вонзилось в щель для глаз на шлеме Джеффрэя, Архиепископ Валорета был мертв прежде, чем его тело грянулось о мостовую.

Ошеломленные кощунственным убийством духовной главы Гвинедда, участники стычки отшатнулись от неподвижного тела в белом. Казалось, небеса разверзнутся над ними и молния поразит нечестивцев.

Но Божья кара никого не постигла. И это не отрезвило, а вдохновило бунтовщиков. Выходило, что люди могут не только чинить расправу над обыкновенными безбожными дерини, но и убить примаса всего Гвинедда, если он дерини, и не страшиться гнева Небес.

Больше их не могли остановить ни кони стражников, ни мечи, ни смерть. В последовавшей резне погибла вся семья торговца, множество горожан и треть усмирявших бунт. Михайлинское одеяние Джебедия делало его готовой мишенью, к счастью, мало уязвимой. Тем не менее он выбрался невредимым благодаря удаче и инстинктам старого вояки, повинуясь которым, он действовал в схватке, совершенно потрясенный ужасной гибелью Джеффрэя. Позже он утверждал, что его спасло участие в кортеже с траурной ношей. Толпа расступалась перед горсткой рыцарей, везущих тело Джеффрэя, смиряя свою ярость при виде мертвого тела в белом, похожего на роковой призрак.

Джебедия проводил рыцарей до ворот епископского дворца, вернул себе способность здраво рассуждать, покинул их и стал выбираться из города. Со смертью Джеффрэя в Валорете не осталось ни одного высокопоставленного дерини. А реакция толпы на смерть Джеффрэя и присутствие Джебедия лишний раз показала, что Валорет для дерини перестал быть безопасным местом. Об этом девять месяцев назад предупреждал Торквилл де ля Марч. Проезжая мимо отряда, спешившего на помощь воинам епископа, Джебедия размышлял, долго ли будет оставаться для его собратьев хотя бы одно безопасное место.

Глава 22.

Пусть верховный священник служит, как положено, а священникам их место уже указано.

Той же ночью новость о кощунственном убийстве архиепископа Джеффрэя облетела Валорет, выпорхнула за городские ворота и пошла гулять по Гвинедду. В ней почти ничего не осталось от истины, солдаты герцога Эвана, выручившие гвардейцев и разогнавшие смутьянов, в большинстве были уверены, что одержали победу над дерини, Джебедия молва превратила в тайного зачинщика мятежа, а кое-кто поговаривал, что именно он сразил архиепископа. Войска не помогали горожанам в их охоте на дерини, но и не пытались остановить ее. В тот день более пятидесяти было убито, причем не все были дерини, многих просто обвиняли в этом. Несколько дерини были захвачены и повешены «из самозащиты» прежде, чем Эван вмешался и остановил убийц.

Единственной доброй новостью того дня было, то, что барон Рун вышел из себя и снял почти половину валоретского гарнизона с учений, чтобы охладить пыл наиболее ретивых и агрессивных по отношению к дерини, иначе даже Эван со своими людьми мог не справиться. Введением комендантского часа удалось восстановить порядок после наступления темноты, но прежде чем страсти улеглись, прошло еще несколько дней.

Камбер и другие члены Совета, разумеется, узнали о смерти Джеффрэя сразу же, как только она наступила, а детали стали известны, когда Джебедия, воспользовавшись Порталом в Шииле, вместе с Рисом и Эвайн прибыл в киилль. Предстояло решать, как быть и что делать дальше. Двое близких им людей уже пали жертвами слепой ярости, бесцельной, обращенной сразу против всех и вдруг полыхнувшей неожиданной силой.

О валоретской смуте скоро узнали и в Ремуте. Герцог Эван приказал одному из своих деринийских агентов отослать гонца через Портал. Ремутский двор получил известие как раз в конце ужина. Гонец докладывал коротко и испуганно: регенты, король и принцы ловили его слова с жадностью, у каждого был к этому особый повод. Мальчики приняли известие с неподдельным ужасом и горем, все они любили архиепископа Джеффрэя, в особенности Джаван. Регенты притворно сожалели о потере члена Регентского совета. Хуберт даже прочитал молитву за упокой его деринийской души. Однако скоро на смену благочестивым речам пришла оживленная беседа о возможных претендентах на высокие посты покойного.

На целый час Джаван и Рис Майкл были забыты – регенты перебирали имена всех епископов Гвинедда. На Элроя тоже не обращали никакого внимания, если бы не имели намерения заручиться поддержкой короля в выборе кандидата, которого они в конце концов представят епископскому синоду. Нового главу церкви избирали особы духовного звания, но предлагал достойнейшего король или Регентский совет. Только когда выбор удалось сузить и Хуберт остался единственным приемлемым кандидатом, регенты снова удостоили вниманием молодого короля. Используя все свое влияние, они очень скоро убедили его, что избрание Хуберта, более всего соответствует интересам королевства, и потребовали от мальчика обещания подписать официальную рекомендацию, как только документ будет подготовлен.

Далее было решено, что двор как можно скорее должен перебраться обратно в Валорет, чтобы регенты могли проследить за выборами. Условия жизни там были куда более приемлемы – Ремутский замок так и не приобрел роскоши, которую любили регенты. Поэтому зимой в Валорете будет много удобнее, а особенно хороши будут там рождественские праздники.

В приподнятом расположении духа регенты призвали мажордомов и гофмейстеров, чтобы сделать необходимые распоряжения по сборам к переезду. Тихий уход Джавана и Тависа остался незамеченным. К этому времени Рис Майкл уже заснул в своем кресле, так что Тавис взял на руки посапывавшего принца и следом за Джаваном вышел из холла. Что же до Элроя, то он ничего не мог, поделать. Ему не разрешат идти спать до тех пор, пока королевская подпись не скрепит все необходимые документы.

Однако Джаван только изображал усталость, Тавис заметил это, когда они поднимались по винтовой лестнице на предпоследний этаж, где располагались апартаменты мальчиков. Уложив Риса Майкла в постель, Тавис вошел в комнату Джавана и застал его сидящим с единственной свечой у окна.

Джаван не противился, когда Тавис завернул его в меховой плащ, укрывая от холода, сквозившего в оконные щели. Мальчик молча грел замерзшие пальцы над пламенем свечи. Он весь был в своем горе. Тавис накинул плащ и опустился на подушку напротив принца. Он хотел было коснуться лба мальчика, чтобы снять исходившее от него напряжение, но Джаван не позволил, покачав головой, и еще больше замкнулся в себе.

– Пожалуйста, не надо, – пробормотал он, плотнее заворачиваясь в плащ. – Больно – я хочу, чтобы так было. Мне не избежать того, что я должен тебе рассказать.