Кронос. Дилогия (СИ) - Николай Шмелёв

Бульдозер всю ночь носился с яйцами, портянками и другой органикой, синтезируя это хозяйство в строгой последовательности многократно, в течение всего сна. Закончив, начинал заново и, конца не было видно, этой эпопее с яичницей. Аминокислоты из кирпичей получаться отказывались — наотрез, по непонятной, для него, причине. Из портянок и носков — пожалуйста!

Ароматные, душистые — даже слишком! Из сапог и валенок, но не из камней! Во сне приходят гениальные решения, и даже открытия. Вот и сейчас, Бульдозеру пришла в голову отличная мысль — зачем стирать носки, если можно заказать новые. В аппарате…

Сутулый полночи определял, сколько килокалорий содержится в полене, и сравнивал результаты с энергетической ценностью кащеевского сапога. Попутно выяснилось, что ботинок до колена, полностью состоит из органики и не является дерматином, но ещё большее удивление вызвал шнурок, так же имевший биологическое происхождение, с небольшими синтетическими примесями. Вот эти вкрапления и не позволяли использовать его в качестве макаронных изделий. Родственные связи относили шнурок к среднеазиатским хлопчатникам, вольно произрастающим на безбрежных просторах орошаемой пустыни, в жертву которой, положили Аральское море. Хлопок процветает, а озеро-море загибается. «Впрочем, может быть, присутствуют американские корни?» — размышлял Сутулый. Сновидение принимало неопределённые контуры, и вот уже дехкане на плантациях рабовладельческого юга Америки, обрабатывают кусты, принадлежащие дяде Сэму… «Ерунда, какая-то!» — подумал Сутулый, даже во сне понимая, всю нелепость ситуации. Всплыла ещё одна деталь, не являющаяся небылицей: местный льняной холст, производящийся из сырья, произрастающего тут же, в данной местности, где живёт Сутулый со товарищи — стоит намного дороже сырья, завозимого из-за рубежа. А ведь хлопчатобумажный импорт — материал стратегический. Одна медицина, чего стоит: бинты, марля, вата, а изо льна, только мешки для муки годятся, да художникам на холсты. Ну, сумки нелепые сшить можно, а в целом — дерюга дерюгой: грубая, неудобная… «Бред полный!» — подумал Сутулый и проснулся.

Было темно и, все спали, как умели: кто храпел, кто ворочался во сне, не забывая, при этом, постанывать, а кто-то просто присвистывал.

— Казармы, настоящие, — пробурчал Сутулый и снова погрузился во власть морфея.

Во уже несут льняные бинты: то ли раны перевязывать, то ли его пеленать, как мумию. Принесли стекловату, потому что хлопчатобумажное сырьё — дефицитный импорт…

Крону, в эту ночь, чуть-чуть удалось прикорнуть и, даже созерцать переживаемое, в сновидении. Сюрреалистическая картина восприятия была завязана сюжетом на том, что он строил завод: большой, даже огромный, короче — всем заводам завод! Однако его не покидала здравая мысль — а на хрена?!

Глава третья Восточносибирский разлом

Утром Крон долго не мог прийти в себя. По всему было видно, что пора на свежий воздух. Ещё одно обстоятельство не могло не беспокоить: так же было ясно и то, что такие приборы не могли попасть в его материальный мир — ни при каких обстоятельствах. Подъём экономики гарантирован вместе с массовой безработицей. Если эту машину размножить, колоссальное количество народа останется без заработка. Так как этого не может быть, ни при каких обстоятельствах, то и сомнения в том, что они не в своей ветке временного фрактала, не отпускали ни на минуту, а даже наоборот — крепли, с каждым часом.

Народ, с утра пораньше, занимался ерундой: кто слонялся без дела, кто просто валялся, ожидая у моря погоды, а вот Комбат делал Доценту массаж. Доцент строил страдальческую рожу, как будто всю ночь разгружал секретное оборудование и, Крон задал резонный вопрос:

— Что случилось?

— Да вот — мышцы сводить стало, — ответил Комбат, массируя спину вдоль и поперёк, по всем правилам массажного искусства, довольно сильно дубася по бокам.

— Пить надо меньше, — мимоходом бросил фразу Кащей, следуя в неизвестном направлении и без определённой цели.

— В лесу раздавались удары по рёбрам, — по своему прокомментировал ситуацию Крон и ушёл справиться насчёт завтрака, оставив массажиста с подопытным заниматься своим делом, а классику предоставив возможность ворочаться в гробу. Но, так как избитую фразу никто не отменял, вертеться ему придётся ещё неопределённо долгое время.

— Отличная разминка, Ком, — оценил Доцент косметически-хирургическую вмешательство, — ты что, учился у костоправа?

— Скорее наоборот, да и военная специальность — не конфеты раздавать.

За столом компания делилась ночными впечатлениями, переводя тему разговора в ненужный трёп.

— Всю ночь глюки снились! — подал голос Сутулый, заглушая звон стаканов и клацанье вилок об тарелки.

— Вот, был хороший композитор Глюк! — отозвался Пифагор. — Интересно, что он такого насочинял, раз его фамилией, теперь обозначают галлюцинации?

— Он просто писал музыку, укладывая её на ноты, не задумываясь ни о чём, — предположил Бульдозер, выражая общее мнение. — Композитор был весь в музыке — там… А сюда он вообще не заглядывал!

— Лучше быть сталкером, — задумчиво произнёс Кащей. — Ищи себе…

— Что именно? — задал вопрос Крон, волнующий любого члена данного сообщества.

— Да хрен его знает! — ответил Кащей, — Выступают тут все провокаторами.

— Сталкер ищет сам себя, — спокойно заявил Комбат, обрисовав ситуацию несколькими словами, выдав на собственную братию, заодно и реноме. — Многие ушли, так и не поняв этого.

— Ушли домой? — не понял Кащей.

— Отсюда не уходят домой, а только пропадают навсегда. Бесследно…

Почтальон оглядел осунувшихся товарищей, которым порядком надоело бесцельно скитаться по необъятным просторам, лабиринтам, коллекторам и прочим объектам народного зодчества, и выразил другое родственное мнение, о котором предпочитают не говорить:

— Сталкер — это пожизненно, без права выбора. Это турист — не всегда турист.

— Ну, и какой вывод, — спросил его Дед, — хорошо это или плохо?

— Кто его знает?

— Всю жизнь жить без права переписки, — вмешался в разговор Бармалей. — То же, как-то неуютно. Неужели мы все контуженные?

— А тебя это смущает? — удивился Почтальон. — В нашем мире право выбора имеют очень немногие, если вообще, кто-то имеет! Единственно достоверный факт, где ты можешь реализовать такое право, это отношение с Богом. Ты можешь признать его господином, а можешь не признавать. Беспрекословные рабы ему не нужны.

— Роботы, лишённые человеческого начала? — уточнил Доцент.

— Именно! — подтвердил Крон. — Только личный выбор сердцем, без принуждения — вот основа основ, и если ты не признаешь Его, насильно в рай не поволокут, а из этого следует: ты там не будешь не потому, что не достоин, а потому что сам не захочешь. Свобода выбора.

— Многие предпочитают посредников, в виде мёртвого хлама, исключая личное общение, — добавил Комбат. — Но это самообман. В грехе жить намного проще и многие говорят — я на подходе к осознанию, но это ложь, которую они тщательно маскируют, в том числе и от самих себя, доверяя посредничество третьим лицам и предметам, которым твоя судьба до фонаря. Это и нужно сатане, который искушает благами земными, и обнадёживают неправдой, обманывая заблудших. Большинство, пусть и подсознательно, представляют Рай в строгом соответствии со своими представлениями: условностями, мировоззрением — исключая смирение и прочее, перенося личные блага вместе с собой, в новое место. Сюда, в их понимании собственной идеологии, входят: нынешнее положение, богатство и остальное. Этот Рай и обещает дьявол, вводя: кого в заблуждение, а кого, заманивая ложными посулами. «Где будешь ты? — Там, где твоё сокровище!»

— Что-то вас с утра, на философские изыскания потянуло! — очнулся от оцепенения Бармалей. — Вероятно, под впечатлением ночных кошмаров. Надо дожёвывать и готовиться к выходу.

— Точно — под впечатлением, — согласился Дед. — Настроение такое, что сюда потребно бы цыган.

— Кордебалет закажи! — угрюмо промычал Почтальон. — Скоро, если я не ошибаюсь, будем выслушивать тунгусские народные частушки.

— Дед, ты зачем так много соли сыпешь? — раздался голос Пифагора. — Вредно же!

Его заявление, явно не отвечало заданной теме разговора, и все разом уставились на него. Последняя фраза прозвучала, несколько извиняющимся тоном. Возмутитель спокойствия с удивлением разглядывал вперившиеся на него лица друзей и виновато повторил:

— Вредно ведь…

— Да пошёл ты! — дружелюбно отослал его Дед, куда подальше.

— Знаете, сколько мы её за год съедаем? — не сдавался Пифагор. — А это небезопасно!

— Слушай Пиф — достал! — уже устало отмахнулся от него дедуся, как от назойливой мухи. — Так это же за год. Какой идиот это придумал: белая смерть, сладкая смерть. Если следовать таким исчислениям, то подумай — сколько раз в году ты ходишь в сортир? Согласно твоей теории, ты попросту должен раствориться в клозете, изойдя на…