Кровь богов - Конн Иггульден

– Нам он нужен, Агриппа, – нарушил долгую паузу Меценат. – Только он связывает все воедино.

– Имя Цезаря… – начал было Виспансий.

– Не только имя. И не только кровь, – возразил Цильний. – Люди тянутся к нему. Боги, и он ведет себя так, будто рожден для этого! Такую огромную армию никогда не собирали, если не считать той, что противостоит нам. Занимайся этим Марк Антоний, мы бы до сих пор оставались в Риме, и ты это знаешь.

Меценат небрежно отбросил ногой камень.

– Он взял на себя командование легионами на Марсовом поле… и они его приняли. Если бы он захотел вырезать Сенат, то мог бы это сделать, там и тогда. Только чувство чести остановило его, а так он в одну ночь стал бы императором. Клянусь богами, Агриппа, подумай об этом! Он обратился к римским легатам после того, как погибли консулы, и они присоединились к нему. Именно тебе Октавиан поручил создание флота. Кто еще с этим бы справился? Возможно, у него все-таки есть что-то в крови! Но он нужен нам сейчас, иначе эта армия станет армией Марка Антония, и все, что сделал Октавиан, само упадет ему в руки.

– В прошлый раз он быстро оклемался, – наконец, ответил Агриппа.

Меценат устало вздохнул.

– В прошлый раз не было лихорадки. Этот приступ более тяжелый, эта болезнь страшнее. Я молюсь, чтобы завтра он поправился, но, если этого не случится, нам все равно придется двинуться дальше. Марк Антоний на этом настоит.

– Я смогу сделать носилки, – ответил Агриппа. – Может, подвесим их между двух лошадей… – он замолчал, уже прикидывая, как это осуществить. – Такое возможно.

К заре следующего утра Антоний уже прислал гонцов, чтобы выяснить, куда подевался его арьергард. И, словно зная, что Октавиан по-прежнему без сознания, его соправитель приказал как можно быстрее догнать его.

Виспансий Агриппа работал быстро, разобрав на доски водовозную телегу и используя захваченные с собой инструменты. Солнце едва показалось над горизонтом, когда он забил последний гвоздь и удовлетворенно осмотрел творение своих рук. Конечно, ничего изысканного не получилось, но навес прикрывал носилки от прямых лучей солнца, и Виспансий отдал указание по пути регулярно смачивать губы Октавиана водой.

Их друг не подавал признаков жизни, когда носилки закрепили к седлу одной лошади. С другой стороны Агриппа поставил своего коня, но вся конструкция сильно шаталась, поэтому он сдался и подозвал легионеров, чтобы они держали носилки по очереди. Несколько раз они с Меценатом сменяли легионеров, наблюдая за больным.

Весь этот долгий, трудный день они шли на восток под палящим солнцем. В полдень на очередной остановке Агриппа и Меценат намеревались передать носилки двум легионерам. Они не удивились, когда к ним на глазах легионов подъехали два легата – Флавий Силва и Буччо. Буччо был одним из тех, кто предпочел поднять мятеж, но не нападать на занявшего Форум Гая Октавиана. Он поставил будущее на Цезаря, и на его лице, естественно, читалась тревога. Флавий Силва отдал свою честь в руки этого молодого человека, когда принес ему клятву верности на Марсовом поле. Ни один из них не хотел, чтобы Октавиан потерпел неудачу, пройдя столь долгий путь.

Меценат воспользовался моментом, когда легаты стояли рядом с Агриппой, загораживая его больного друга от всех.

– Пожалуйста, постойте на этом месте, – попросил он их, после чего осторожно развязал ремни, удерживающие Октавиана на носилках, сунул руки под простыню и достал наполовину наполненный бурдюк для вина. Буччо в недоумении уставился на него, но тут же сообразил, что это значит.

– Умно, – прокомментировал он.

– Это придумал Агриппа, – ответил Цильний. Он отошел к кустам, чтобы вылить мочу, и сразу же вернулся. – Самое трудное – пристроить бурдюк вновь. Кто-нибудь хочет попробовать?

– Нет-нет, – ответил Силва. – Такое могут делать только близкие друзья.

Меценат вздохнул.

– Никогда не думал об этом… ну да ладно, он ведь и есть мой друг. Я попрошу вас закрыть меня от ненужных взглядов. И если можно, никому об этом не говорите.

Молодой человек вернул пустой бурдюк под простыню, и его лицо напряглось. Какое-то время он шевелил там руками, потом вытащил их, уже пустые, и завязал ремни.

– До вечера хватит. Меня так и подмывает дать этот бурдюк Марку Антонию, когда он в следующий раз пожелает выпить вина, – усмехнулся он.

Буччо рассмеялся, но, посмотрев на остальных, увидел только тревогу за судьбу человека, который лежал на носилках без сознания, и принял решение.

– Думаю, я какое-то время понесу носилки. Составишь мне компанию, легат Силва?

Его коллега кивнул, поплевал на ладони и взялся за рукоятки.

Меценат удивился тому, как сильно тронул его этот естественный порыв. Легаты подняли носилки, а легионеры, которые находились поблизости и видели, что они собирались делать, одобрительно кивали и улыбались.

– Тогда вперед, – сказал Буччо. – Так или иначе, Филиппы мы увидим.

Он щелкнул языком, давая лошади команду следовать за ним, и все вместе они двинулись дальше мимо легионов, которые строились, чтобы продолжить марш. Мецената и Агриппу порадовало, что солдаты громкими криками приветствовали своих легатов, несущих Цезаря в битву.

Марк Антоний пребывал в мрачном настроении, изучая лежащие перед ним карты. Конечно же, он не мог назвать их точными, но они появились благодаря усилиям сотен разведчиков и экстраординариев, потративших на получение этих данных всю прошлую неделю. Парфянские лучники собрали хороший урожай, но многие все-таки выжили, чтобы ползком или верхом вернуться к нему и описать увиденное картографам. Самые лучшие сумели даже кое-что зарисовать углем на пергаменте, затаившись в болоте или выглядывая из-за вершины холма.

Полученная карта обошлась в тридцать семь жизней, не говоря уже о минимум десяти солдатах, которых теперь лечили от нанесенных стрелами ран. Марк Антоний понимал, что многих подробностей не хватает, и задавался вопросом: не может ли быть так, что лучшими разведчиками были именно те, кто погиб под стрелами парфянцев? Он не находил слабых мест в позиции, выбранной Кассием и Брутом.

– Что думаешь, Понтий? – спросил он. – Посмотри свежим взглядом. Надеюсь, ты увидишь скрытое от меня.

Его заместитель подошел к столу, на котором расстелили карту, придавив ее кусками свинца. Он видел мощный гребень, возвышающийся над болотом, а также ломаную линию крепкого частокола, защищающего подход к крепостным стенам с юга. На самом гребне квадратики помечали расположение вражеской армии. Определить ее численность не представлялось возможным, но раньше Марк Антоний надеялся, что его армия больше, а теперь видел, что ошибся.

Понтий не ответил сразу. Поэтому триумвир задал вопрос, ответ на который интересовал его больше всего.

– Покажи мне, откуда я могу атаковать, не считая запада. Боги, и как они только нашли такое место? Море и горы с двух сторон, болото с третьей. И можно не сомневаться, Понтий, что они подготовились к нашему наступлению с запада. Если мы выберем этот путь, людей поляжет немерено, и без всякой гарантии победы.

Он уже начал думать о том, что эту военную кампанию преследует злой рок. Сначала Цезарь свалился с какой-то загадочной болезнью: это же надо, на поле боя его принесли на носилках! Марк Антоний поехал к Октавиану, когда тот прибыл в лагерь, и увиденное совершенно его не порадовало. Он лучше других знал, как это важно – иметь Цезаря на своей стороне. Разве он сам не лишился двух легионов? Они дали бы им огромное преимущество… А умри триумвир до битвы, легионы и вовсе восприняли бы случившееся как очень дурной знак. Антоний скрипнул зубами. Он бы легче перенес смерть Цезаря, отыскав способ прорвать оборону легионов Кассия и Брута на гребне у города.

Он помнил, какой хитрый лис этот Кассий. Ему было известно и о том, что Брут – сильный полководец, умело использующий экстраординариев, но такое!.. Здесь везде чувствовалась рука Кассия Лонгина. С учетом того, что подчинялись ему римские легионы, в подготовке обороны ошибок быть не могло. Кассий и Брут с удовольствием будут защищать свои позиции, дозволяя Марку Антонию биться головой о стену.

– Как я понимаю, ты проводил разведку болота? – внезапно спросил Понтий.

– Конечно, – ответил триумвир. – В некоторых местах вода по шею, а черная грязь может засосать лошадь. Там пути нет. Я удивлен, что они потратили столько времени на постройку частокола. Честно говоря, такого препятствия, как болото, больше чем достаточно… – и он замолчал. В Галлии Юлий Цезарь переправлялся через широкие реки. Марк Антоний это видел. А что такое болото в сравнении с теми переправами? Оно гораздо более мелкое, чем река, и нужна всего лишь тропа…