Проклятие Индигирки - Игорь Ковлер

Его будущее не вызывало сомнений – и он, и младший брат Рэм станут геологами и пойдут по стопам отца с матерью. Они не представляли для себя другой жизни, веря, что эта жизнь и эта работа единственно правильные на земле.

Петр Рощин умер, когда братья еще не закончили учебу, – перенапряжение маршрутов, спирт и чифирь в бессонное военное время быстро изнашивали сердца.

Вернувшись после учебы, Артем сделал безрадостное для себя открытие: повторить ту жизнь невозможно, поколение геологов, к которому принадлежал отец, не оставило ему места для больших открытий, его честолюбивые мечты неосуществимы. Он готов был рисковать, терпеть, как те, шедшие с отцом. Ему казалось, он знает, какая нелегкая гнала их, как и тех русских мужиков из далеких веков – мореплавателей и землепроходцев, – уходивших навсегда из родных мест столбить восточные границы России. И вот пришло осознание, что ничего этого не нужно, маршруты ему прочертили другие, а не хочешь – разведывай открытые россыпи. Он по-печорински приготовился нести в себе горечь неудовлетворенности и поэтому на приглашение в инструкторы райкома партии, не раздумывая, согласился.

Рэм был полной противоположностью брата, его не разъедало честолюбие. Они часто ссорились – старший Рощин не понимал, как мог Рэм так легко смириться, изменить их мечтам и делать вид, будто ему доставляет удовольствие эта плебейская беготня по исхоженным долинам.

Вскоре Рэм стал баловаться водкой. И это окончательно развело их – старший посчитал его неудачником. Но геологи к Рэму, также выросшему на их глазах, относились с молчаливой снисходительной симпатией. Он неплохо знал профессию, честно тянул лямку и никому, кроме себя, не причинял вреда, являл собой существо безобидное и добродушное, а не любил, пожалуй, лишь одного человека на земле – старшего брата. Правда, проявил одну странность – завел дружбу с местными бичами.

После смерти Данилы Рэм не выполнил его наказа, не отдал тетрадь Артему – он не верил ему и долго молчал про тетрадь, хотя сам внимательно прочитал, особенно места об отце и знакомых. Когда до него донеслись отголоски новой волны споров об Унакане, он пошел к старшему брату.

– Я слышал, ты хочешь вернуть интерес к Унакану, – сказал Рэм. – Зачем тебе? – Они прошли на кухню, Артем достал бутылку водки, наполнил рюмки. Рэм недоверчиво посмотрел на брата, не стал дожидаться, пока пожарится яичница, выпил, заев соленым огурцом. – Мне казалось, тебя больше не интересует практическая геология.

– Ты же пришел не для того, чтобы упрекать меня. – Голос Рощина звучал доброжелательно. – Так что давай не задираться. Ты ведь знаешь об Унакане от Вольского больше, чем все мы. Кстати, его отчет тридцать девятого года таинственно исчез. Говорят, он уточнял что-то для докладной о методе разведки.

– Место известно. – Рэм пожал плечами. – Старатели сколько лет вокруг россыпи моют, хороший съемщик в два счета разберется. В чем проблема?

– Ты не прав, никто в голову Вольского проникнуть не может, – задумчиво произнес Рощин, – в его интуицию. А у стариков она заменяла многое, в том числе и статистику, они мыслили не как мы. Они интуиции доверяли, вспомни рассказы отца. Вольский был убежден в своей правоте. Почему? Понять бы ход его мыслей, аргументы.

– И за чужой счет обрести уверенность?

– Я же просил не задирать друг друга, – поморщился Рощин, внешне сохраняя дружелюбие.

Узнав про интерес к Унакану, он вдруг почувствовал, что судьба дает ему шанс. Если интуиция Вольского не подвела и не кто-то, а он, Артем Рощин, доведет дело до разведки, для него свершится главное, о чем он когда-то мечтал. Но на пути нежданно встал Деляров с бездарной затеей пройти выработкой по рудному телу. Почему бы не остановить его, хоть это и Деляров. На днях он разговаривал с Ямпольским. «Не знаю, – сказал тот, – смогу ли я во всем поддержать вас, но против его затеи буду точно, не сомневайтесь».

– Пойми, – убеждал Рощин Рэма, – я хочу это сделать хотя бы в память о родителях, чтобы наша фамилия не затерялась в пыльных архивах пустых отчетов. Это мое, наше с тобой право, мы его заслужили.

– Чем? – В голосе Рэма послышалась насмешка. – Тем, что родились здесь? Кстати, ты забыл про Данилу. Ну да ладно… – Он достал из кармана несколько исписанных листков с рисунками, сделанными от руки. – Здесь идея и замысел Вольского, уже с учетом данных отработки там россыпей. Это тебе поможет.

– А остальное, где остальное? – вскричал Рощин, выхватывая листки.

– Это все, – покачал головой Рэм, – дальше сам. Последуешь за Вольским, получишь тот же печальный результат, взгляни иначе на идею в целом, ищи свои аргументы и не цепляйся за Вольского – мой тебе совет. Нельзя лезть в драку со старым багажом. Пока у тебя есть только мифические сто тонн, противники тебя высмеют и уничтожат.

– Раньше я их уничтожу. – Рощин растянул рот в злой улыбке. – Мне плевать, кто они, желающие полакомиться за наш счет и, если хочешь, за счет государства. – Он криво усмехнулся. – Я недавно спросил себя: чего я хочу? Так вот: мне неинтересно жить весело, любить напропалую баб, ездить по заграницам. Я хочу разведать это золото, показать, что наверху засели трусливые мерзавцы, у которых одна забота – не попортить собственную шкуру. Пусть мне скажут, что плетью обуха не перешибешь, я все равно буду рад, что полез в драку, поэтому отдай мне бумаги – знаю, они у тебя. Ты, наверное, по-своему прав, но, поверь, нет времени.

Слушая Рощина, Рэм почему-то вспомнил Елену – молодую одинокую женщину, с которой познакомился года два назад. Однажды Артем увидел ее у него, а спустя несколько недель рассказал про странные отношения с какой-то женщиной. Он говорил о ней с нехорошим блеском в глазах, не стесняясь, с непонятным злорадством смакуя подробности. Рэму было противно слушать их, особенно о полном ее подчинении Артему, по его словам, она исполняла любое желание. Потом он случайно забрел к Елене, что и сыграло с ним злую шутку – дверь открыл брат. Возвращаясь, он с тоской размышлял не столько о поступке Рощина, сколько о его рассказах. И сейчас, видя опять горящие похожим блеском глаза Артема и прислушиваясь к себе, Рэм упрямо покачал головой.

– Последний совет: побывай у Остаповского – тебе потребуются союзники. – Он налил водки, выпил, подцепил со сковородки кусок остывшей яичницы и, не прощаясь, вышел.

Рэм плелся по раскисшей улице вдоль Индигирки под нудным дождем, пытаясь понять: почему одни люди страдают оттого, что они не хозяева жизни, считая, будто все вокруг не принадлежит им лишь по чистой случайности, а другие и в испытаниях умеют находить радость и смысл. Ответ мучил невнятностью, но вдруг странным образом отлился в четкую простую формулу: одни мирятся почти со всем, другие не мирятся почти ни с чем. Такой в ту минуту представилась ему граница в мировоззрениях абсолютного большинства людей. Он даже остановился, поежившись, втянул голову в плечи, поправляя поднятый воротник плаща. Как раз в этот момент низкие тучи, закрывшие половину склона Юрбе, чуть раздвинулись, и в узкую щель ударило солнце. Лучи били в одну точку, в небольшой полуостров, выходящий почти на середину Реки. Всюду висели едко-чернильные тучи, отчего вода в Реке и горы казались особенно темными. И только позолоченные кроны лиственниц на полуострове горели немыслимым лимонно-апельсиновым светом. Вскоре на небесах что-то опять поменялось, свет выключился так же внезапно, по склонам по-прежнему волочились темные, набухшие тучи, поливая дождем землю.