Хмельницкий. Книга вторая - Иван Ле

Конецпольский задержался и в Белой Церкви, послав свои войска следом за Каневскими казаками. «Что за люди эти приднепровцы! Какая-то загадка для Короны, а может, угроза для знатной шляхты?» Эти тревожные мысли не оставляли его в покое на протяжении всего длинного пути к Днепру. «Знатная шляхта… Знатная или же самая закоренелая в своем убеждении превосходства над посполитыми людьми?» — роились мысли у него в голове. Не ошибется ли он, делая ставку на таких людей, как Хмельницкий? Ведь украинский народ не может слепо покоряться разным Юриям Збаражским и чужим для них королям. До сих пор еще королей избирают и навязывают им ненавистные враги — шляхта типа Збаражских… Короне следовало бы не озлоблять этот народ оружием и средневековыми казнями, а проводить более гибкую политику, расположив его к себе.

— Я, сын украинского воеводы, такого же мнения, уважаемый пан Станислав, — сдержанно сказал Конецпольскому его первый адъютант Станислав Хмелевский. — Не вооруженными силами нам надо бы сопровождать папскую буллу на окатоличивание этой богатой страны с воинственным народом. Нужны государственная мудрость и благосклонное отношение к ним!

— Еще о «но-обилитации» забыл, пан Станислав. Но-обилитацию ввести, как и в землях старой Польши! Шля-яхетство выдающимся и… дове-ерие людям! — задумчиво соглашался коронный, направляясь далеко не с мирными целями на Приднепровье.

— Вашей милости, коронному гетману, и решать бы эту проблему! Как говорится, вам и карты в руки!.. Пускай себе молятся, как кому хочется. А оружием вряд ли удастся королю завоевать сердце этого воинственного народа, — снова подчеркнул адъютант, вызывая на откровенность и коронного гетмана.

— Силой, уважаемый па-ан Станислав, и медведя за-аставляют плясать…

— А колечко в носу продергивают?

— Не-е верю я в расположение плебса, по-окоре-ен-ного оружием. К тому же са-ам этот плебс прославился во всей Европе своим оружием.

И умолк, тяжело вздохнув. Да, видно, не оставляли его в покое тревожные мысли. Ведь он идет усмирять людей, которых неразумной политикой в области религии довели до самосудов. Схизматики, как он убедился в этом после разговора с Хмельницким в Каменце, наконец перешли грань страха перед правительственными войсками. Схизматики повторяют то, что было при Наливайко! Они подымаются на кровавую борьбу с католицизмом, теперь уже со значительно большими силами и опытом, чем их солоницкий сказочный герой. И снова силой, а не мудрым королевским словом, решается эта кровавая ссора!..

Предаваясь таким размышлениям, Конецпольский никак не мог избавиться от надоедливой мысли о Хмельницком. Этот молодой казак глубоко запал ему в душу. Может, просто зависть? Воевал, как лев. Даже в неволю попал не от бессилия, а из-за какой-то благородной солидарности!.. Сын простого отца, с не хлопской амбицией и достоинством знатного шляхтича… Неужели и он?..

Гетман все время напоминал адъютанту Хмелевскому, чтобы он узнал, не возвратился ли Скшетуский.

— Пан Стась, должно быть, и сам по-онимает, как соученик и друг сотника Хмельницкого, что он может стать на-астоящим воином… и го-осударственным мужем!

— Вы не только правы, ваша милость, но и проявляете благородство, давая объективную оценку украинцу! Если бы пан гетман видел этого спудея в коллегии, когда я, освистанный, оказался один против всех легатов, против одураченных соучеников!..

— Зна-аю, слыхал об этом бла-агородном поступке схизматика! Порой ду-умаю, что если сам гетман вооруженных сил Речи Посполитой ошибся в этом ка-азаке, то… — Конецпольский сделал паузу, подыскивая более веские слова. — Лучше уж было бы-ы и гетманскую булаву отдать кому-нибудь другому!

— Кому? О чем говорит ваша милость? — с детской непосредственностью спросил Хмелевский.

— Да ра-азве я знаю — кому. Может… Князю Зба-аражскому!.. — и громко засмеялся…

Уже был на исходе октябрь. Наконец-то Конецпольского разыскал его доверенный гонец, ротмистр Скшетуский, вернувшийся из Чигирина. По его внешнему виду можно было судить, что возвращался он не с увеселительной прогулки. Конь весь забрызган грязью, осунувшееся лицо, давно не бритое, потрепанная одежда с чужого плеча…

— Пан сотник Богдан Хмельницкий, уважаемый пан гетман, не присоединился к взбунтовавшимся войскам. Да… пне присоединится! — тут же доложил разведчик.

— Са-ам сказал об этом или пан ро-отмистр только так предполагает? — с улыбкой, располагавшей к непринужденному разговору, спрашивал коронный гетман.

— Нет, я, собственно, с ним не встречался. Но мне рассказывали, что сотник живет на своем Субботовском хуторе, занимается хозяйством и милуется со своей молодой женой и дочкой. Чигиринским казакам, известившим его о всеобщем восстании и возможной войне, сказал — это уже точные сведения, прошу: «Не время, говорит, панове, затевать междоусобную войну! Казачество осталось голым и босым, а их семьи, чтобы не умереть с голоду, вынуждены искать милости у панов осадников! Разве вы сможете устоять против такого сильного противника? Что касается меня… я по горло сыт и Хотинской войной».

— Не время, говорит Хмельницкий? Ко-огда же наступит «вре-емя», пан ротмистр, он не сказал? — улыбаясь, иронизировал Конецпольский, радуясь, что не ошибся в своих предположениях. Значит, только ослепленное войной казачество противостоит ему, а не народ.

— Не сам же я, уважаемый пан гетман, разговаривал с ним с глазу на глаз, а передаю со слов доверенного человека в Чигирине. Сам я его так и не видел, — оправдывался ротмистр Скшетуский, довольный, что наконец-таки угодил влиятельному гетману.

17

Полки Николая Потоцкого в боевом пылу прорвались к Днепру. Полковнику не хотелось сдерживать своих воинов, да и тяжело было удержать их. И он дал им полную свободу. Столько времени они шли сюда — и наконец добрались до прибрежных казацких хуторов и сел. Свободные от командирского глаза жолнеры пошли… усмирять!

Усмиряли больше тех, кто сидел дома. Это были женщины, дети да старые казаки. Ротмистры подстрекали, а жолнеры усмиряли! Польские командиры называли это первым налетом на казаков.

Как только жолнеры Потоцкого ворвались в казацкие села, тотчас поднялся крик, плач женщин, вопли детей. После такого первого «налета» вспыхивали соломенные крыши, в небо вздымались столбы пламени и клубы черного дыма. Горели не только хаты, но и скирды необмолоченного хлеба.

Людей наказывали ни за что! Может, за то, что они не были католиками? Нет. Вы хотите называть украинскую землю своей? Хотите хозяйничать на ней? Как полноправные хозяева, без шляхтичей и их экономов?

Вот за что истязали украинских людей королевские войска, донося гетману о первых победных столкновениях с казаками…

Девушки первыми убегали из сел на прибрежные луга. Это они наскочили на каневских и черкасских казаков, которые шли вдоль Днепра на соединение с запорожцами.

— Ой, люди добрые, казаки наши родненькие! Спасайте наши души! Ляхи нагрянули! — звали девчата.

— Все-таки нагрянули, проклятые? — остановились казаки.

Девушки заголосили еще сильнее. Каневские казаки едва успокоили их, расспрашивая, что творится в селах. Дым и пламя, поднимавшиеся в небо из-за густых дубрав и перелесков, подтверждали их слова.

Казаки спешили к полковым хоругвям, где старшины держали совет. Сюда прибежали теперь старики и казаки, выписанные из реестра.

— Налетели, ровно звери. Грабят, женщин бесчестят, жгут наши хаты — хуже басурманов!.. — захлебываясь, кричал пожилой казак, едва переводя дух.

— Много их? Толком говорите: справимся мы с ними или нет? — допрашивали старшины.

— Да разве их сосчитаешь, люди добрые? Забирают скотину, позорят…

— Жена Карпенка бросилась защищать соседскую дивчину, так он, проклятый, рубанул ее саблей… А мою усадьбу сожгли, когда я сказал: «Что же это вы… — побей меня бог, так и сказал, — вы, панове ляхи, — говорю им, — точно басурмане, убиваете нас?» Он и замахнулся саблей! Едва успел отскочить… А тут чья-то девка с узлом показалась. Так он, клятый, и погнался за ней…

Сотники передавали свои сотни помощникам, пропуская их с возами, груженными казацким снаряжением. Приглушенно по нескольку раз повторяли:

— Двигайтесь на Табурище, а уже оттуда, может, и на Крылов.

Полковник поджидал сотников. Он решил послать четырнадцать молодых старшин, по одному от каждой сотни, навстречу войскам Потоцкого. В сумерках присматривался к каждому. Наконец тихо произнес:

— Немедленно отправляйтесь! До наступления темноты встретите их! «Мы, скажете, не воевать идем с королевскими войсками». Но потребуйте, чтобы они прекратили басурманские наскоки на хутора! Скажите, что с минуты на минуту должны подойти запорожцы во главе с наказным с Низа. Пускай паны шляхтичи с ним договариваются. Но надо, чтобы жолнеры прекратили грабежи. Вон как набросились на беззащитных казацких детей. Наших женщин бесчестят, как неверные, грабят имущество, сжигают хаты. За что? Не его» ли величество король приказал так отблагодарить казаков за их помощь коронным войскам в битве под Хотином?