Рыцарь Курятника - Эрнест Капандю
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И со вздохом сожаления подал бриллиант незнакомцу.
— Он переходит к вам, — сказал незнакомец, — сохраните его как сувенир.
— Если бы и другие пуговицы сделали то же самое! — вскричал Морлиер. — Я теперь понимаю все, — прибавил он, — вы у меня поинтересовались: «Сколько ты стоишь?», а теперь я спрашиваю вас: во сколько вы меня цените?
— Это зависит…
— От чего или от кого?
— От того, что ты можешь сделать.
— Я могу сделать все.
— Даже то, чего не делают?
— Особенно то, чего не должно делать.
— Ты умен.
— Я живу моим умом.
— Ты можешь убить человека?
— Как выпить бокал шампанского.
— Ты не способен подчиняться тому, что дураки называют добрыми чувствами? Тебе не свойственны добро, великодушие, не легко ли тебя растрогать?
— Мои пороки совершенны и тверды, потому что им не приходится побеждать ни малейшего приступа добродетели.
Незнакомец сделал еще движение, и вторая пуговица оказалась на полу. Морлиер поднял ее еще проворнее, чем первую.
— Пара… — проговорил он в восторге.
Потом, положив вторую пуговицу в карман жилета, где была уже спрятана первая, он прибавил:
— Я отдам свою кровь до последней капли, чтобы узнать, кого я должен иметь честь благодарить.
— Графа А., — ответил незнакомец.
— Графа А., — повторил Морлиер, — прекрасное имя!
Тот, кто назвал себя таким странным именем, обратился к Бриссо, с которой на другом конце комнаты уже несколько минут тихо говорил виконт де Сен-Ле.
— Ну что? — спросил он.
— К вашим услугам, — ответила Бриссо с низким реверансом.
— Ты готова?
— На все.
— Раз так, сядем за стол и будем разговаривать за ужином.
Виконт де Сен-Ле позвонил, между тем как граф А. садился за стол. По правую руку от него сел Морлиер, по левую — Бриссо. Пришел слуга.
— Подавайте! — сказал Сен-Ле и тоже сел.
Слуга исчез, и через несколько минут стол был заставлен отборными кушаньями.
— Смерть моей жизни! — вскричал Морлиер. — В «Кабачке царя Соломона» великолепные ужины. Это первый кабачок во Франции.
— Давно вы его знаете? — спросил граф, который ничего не пил и не ел.
— Да.
— Если ваши воспоминания верны, то они могут относиться к давнему времени.
— Да…
— В 1725 году, в январе, в ночь под Новый год не ужинали ли вы здесь?
Морлиер ударил себя по лбу.
— Подождите!.. Подождите!.. — сказал он. — Мне кажется, что…
— Это было в этой самой комнате. Вас сидело за столом двенадцать человек, вы встречали Новый год.
— Что вы хотите мне напомнить?
— Тут были де Конфлан, де Креки — дядя нынешнего; де Коаньи, де Ришелье, де Лозен, Фиц-Джеймс, де Таванн, де Шароле, де Конти, де Рие, вы и еще двенадцатый человек, имя которого я забыл, но которого я назову бароном. Вы помните?
— Все так и было.
— Приближалась полночь. Ужин был в полном разгаре, бутылки опустели, и в головах начали возникать самые сумасбродные идеи…
— Откуда вы знаете все это? — спросил Морлиер.
— Условились, что когда пробьет полночь, то есть в ту минуту, когда закончится 1724 год и начнется 1725, будут пить за здоровье и высказывать друг другу всякие пожелания…
— Ну да, — закричал Морлиер, — Фиц-Джеймс пожелал мне сидеть в тюрьме, а через месяц я точно попал в тюрьму за долги.
— Условились, — продолжал граф, — что каждое желание должно быть выполнено, насколько бы странно и сумасбродно оно ни было, и все присутствующие без исключения должны были способствовать исполнению этих желаний.
— Именно, и я помню, что наш друг барон, имя которого вы забыли, назывался Монжуа.
— Именно, кавалер. Отчего же вы вспомнили об этом самом бароне Монжуа?
— Он изъявил графу Шароле самое забавное желание.
— Какое? — спросил виконт де Сен-Ле.
— Отбить через неделю любовницу у первого дворянина или буржуа, которого он встретит на другой день после полудня, или ходить в желтом костюме четыре дня.
— А! — сказал Сен-Ле со смехом. — В самом деле, странное желание!
— А что отвечал Шароле? — спросил граф. — Какое желание высказал он в свою очередь, вы помните?
— Не совсем, — ответил Морлиер с некоторым замешательством.
— Граф де Шароле, — продолжал граф, — пожелал, чтобы через месяц любовницей барона стала первая девушка, замужняя женщина или вдова, которую он встретит, выходя из кабачка, будь она стара, безобразна, дряхла, — или четыре дня носил парик из кабаньей кожи.
— Одно желание стоило другого! — сказал Сен-Ле, улыбаясь.
— В этом самом году, весной, — обратился граф к Бриссо, — вы продавали букеты в саду Пале-Рояль.
— Да, — ответил Бриссо с удивлением, — я этого не забыла. Но как вы это помните? Ведь я была цветочницей только полгода.
— Да, вы начали продавать цветы 12 января того года.
Бриссо вздрогнула, как будто воспоминание об этой дате произвело на нее неприятное впечатление.
— 12 января! — повторила она.
— В этот самый день вы продали ваш первый букет? — спросил граф.
— Да… Но откуда вам известно, что в этот день я продала свой первый букет?
Граф не ответил. Бриссо смотрела на него, не смея продолжать расспросы.
— Как вы много знаете! — сказал Морлиер, с наслаждением попивая превосходное вино. — Право, мне кажется, что вам известно все.
— Хотите иметь доказательство? — спросил граф.
— Ну да. Ничто так не способствует пищеварению, как беседа с человеком таких необыкновенных достоинств, как вы, граф.
Поклонившись графу, Морлиер начал второй бокал ронского вина. Бриссо смотрела на графа, стараясь вызвать былые воспоминания. С самого начала ужина и до тех пор, пока граф не заговорил с ней, она не принимала никакого участия в разговоре. Устремив на него взгляд, Бриссо пыталась вспомнить, где она видела этого человека, но тщетно. Сен-Ле, по-видимому, мало обращавший внимание на то, что происходило вокруг него, занимался только ужином: он накладывал кушанья, наполнял бокалы, ухаживал за своим соседом справа и соседом слева с живостью и увлечением, что очень нравилось кавалеру Морлиеру.
— Вернемся к вашему ужину в ночь на 1 января 1725 года, — резко сказал граф.
XXVI. ПРОТОКОЛ
— Когда все желания были высказаны, — продолжал А., — принц Конти, выбранный председателем собрания, велел написать на белом атласе протокол заседания в двенадцати экземплярах. Каждый собеседник должен был сохранить свой экземпляр в течение всего года. Вот один из двенадцати экземпляров.