Мученик - Клементс Рори

— Меня сюда привезли люди Уолсингема? Я думал, что нахожусь в камере, куда меня бросил Ричард Топклифф.

Джейн встала с табурета и засуетилась вокруг него, разглаживая простыни и поправляя подушки.

— Вы не ели три дня, если не больше. Врач сказал, что, когда вы очнетесь, вам нужен покой и немного пищи и питья.

Шекспир приподнялся на локте.

— Джейн, я не младенец, с которым надо нянчиться. Расскажи то, что мне нужно знать.

— Господин, Топклифф запер вас у себя в камере. Мы боялись худшего. Но Болтфут отправился к господину секретарю Уолсингему, и он тут же послал своих людей с предписанием освободить вас. Когда вас привезли сюда, вы были едва живы, весь в крови и грязи, а дыхание было таким слабым, что я едва его слышала.

Шекспир попытался собраться с мыслями. Он вспомнил, как помчался из «Клинка» на Билитер-лейн, столкнулся лицом к лицу с персевантами, затем последовал страшный удар в лицо и по голове. Дальше он ничего не помнил, кроме отблесков свечи в пыточной Топклиффа и Николаса Джонса, его мерзкого подмастерья.

— Кэтрин здесь?

Джейн деловито принялась отпирать створку окна.

— Сейчас ее здесь нет.

— Где она?

Джейн отвела взгляд. Она посмотрела в окно на маленький садик в глубине внутреннего двора. Через открытое окно доносилось пение птиц.

— Она в доме своего хозяина в Доугейте. Кэтрин оставила вам письмо.

Она передала Шекспиру письмо, после чего поторопилась к двери.

— Джейн, подожди.

Шекспир осторожно срезал печать ножом, который всегда лежал на столике рядом с его кроватью. Письмо, написанное четким почерком, было недлинным, но казалось, ему понадобится вечность, чтобы прочитать его.

«Джон!

Если ты читаешь это письмо, значит, ты пришел в себя, за что я благодарю Господа, который услышал наши молитвы. Но у этой истории нет счастливого конца. Мне не хватает слов, чтобы рассказать, как печально мне писать тебе это письмо. Мой хозяин, Томас Вуд, теперь дома в Доугейте, и я должна отправиться к нему с детьми. Он изувечен, не может ходить, даже руку поднять, чтобы поесть, не в состоянии. Он находился на грани смерти и уже никогда не выздоровеет. Мне придется стать его сиделкой, а также матерью и гувернанткой для Эндрю и Грейс. Это мой христианский долг.

Ты знаешь, как я люблю тебя, Джон. Не сомневайся. Несколько коротких часов мы были единым целым, и я всегда будут помнить ту ночь. Но я не могу быть твоей, ибо им я нужна больше. Не сердись на меня, и не приходи за мной в Доугейт. Слишком больно снова говорить тебе „прощай“.

Джон, ты помог освободить моего хозяина, и я благодарна тебе за это. Я сожалею о том, что наговорила тебе, и знаю, что ты — хороший человек. Я также должна поблагодарить Джейн, твоего брата и его актеров. Я напишу им всем, ибо они спасли меня и детей от ужасной судьбы. Прости меня, Джон.

Спустя некоторое время Шекспир поднял взгляд. Он глубоко вздохнул.

— Ты знаешь, что в этом письме, Джейн?

— Да, господин. — У нее перехватило дыхание, она продолжала отводить взгляд. Джейн отерла слезу со щеки.

— Думаешь, можно надеяться на то, что она изменит решение?

Джейн покачала головой. Слезы потекли у нее по лицу, и она уже не могла говорить.

— Никакой надежды?

Она снова покачала головой.

— Спасибо, Джейн. Иди.

Она выбежала из комнаты. Шекспир услышал рыдания удаляющейся Джейн. Он смял письмо и бросил на пол. Через несколько секунд Шекспир, пошатываясь, встал. Равновесие держать было трудно, но он смог пересечь комнату и подобрал скомканный листок. Он поднес его к окну, разгладил бумагу и перечитал.

Глава 47

— Есть новости от Дрейка? — спросил Уолсингем.

— Пока никаких, ни хороших, ни плохих, — ответил Джон Хокинс. — Он так и хотел.

Уолсингема это не убедило.

— Но я желал бы иначе, господин Хокинс. Я хочу, чтобы он направил ваши корабли к Лиссабону и поджег испанский флот, прежде чем испанцы успеют покинуть порт, ибо мы не в состоянии противостоять им в открытом море.

В комнате повисла тишина. Все, сидевшие за длинным столом в библиотеке дома Уолсингема на Ситинг-лейн, знали, о чем он говорит. Оборона Англии была к всеобщему прискорбию весьма недостаточной. Если закаленные в боях испанские войска высадятся в Суссексе, Кенте или Эссексе, они сметут недавно сформированное королевское ополчение и двинутся к Лондону, словно стая львов. Испанцы устроят такую кровавую резню на полях и в городах Англии, какой еще не бывало в стране за последние пять сотен лет.

За столом сидел Хокинс, создававший новый флот, сам Уолсингем, его секретари Артур Грегори и Френсис Миллз, специалист по шифрам Томас Фелиппес и Джон Шекспир.

— По крайней мере, нам удалось отправить его в море, — нарушив наконец тишину, произнес Уолсингем, — за это мы должны благодарить господина Шекспира.

Все, кто был за столом, кивнули Шекспиру. Миллз сложил ладони, словно желая поаплодировать.

— Господин Миллз, больше, чем о чем-либо, я беспокоюсь о ваших тайных агентах.

Миллз покраснел.

— Господин секретарь?

— Да, когда в последний раз вы устраивали собрание агентов — без господина Хокинса, вы доложили о событиях вокруг убийства Уильяма Молчаливого в Делфте. В основном ваш доклад был полезным и верным, но в нем была одна деталь, в описании которой вы допустили, как я теперь понимаю, роковую неточность. По правде говоря, я бы даже назвал ее ошибочной и вводящей в заблуждение. Я искренне надеюсь, что это произошло неумышленно. Вы сказали, что у того убийцы, Балтазара Жерара, был сообщник и что у вас есть сведения, предположительно из Голландии, что этот человек, имени которого вы не назвали, известен тем, что избивает проституток, а одну забил до смерти, изувечив ее тело религиозными символами. Прошу вас, сообщите, где вы добыли эту информацию?

Миллз принялся что-то бессвязно бормотать, очевидно, не зная, что ответить. Его острые маленькие глазки в панике расширились, когда на него устремились взгляды остальных присутствующих.

— Эти сведения я добыл через своих голландских информаторов, господин секретарь.

Уолсингем покачал головой.

— Я воспользовался возможностью и поговорил с властями Делфта и Роттердама. Они не подтверждают ваши сведения. Да, они уверены, что у Балтазара Жерара был сообщник, но не считают, что он имеет отношение к убийству той женщины. Зато им известно, что этот сообщник Жерара был флагеллантом и нанимал проституток, чтобы те пороли его. Но их он никогда не трогал и не вырезал религиозных символов на теле той убитой женщины.

— Я… я не понимаю. Мои сведения…

— Вы уверены, господин Миллз, что не получали эти сведения здесь, дома? Например, от господина Топклиффа или его помощников?

Миллз был загнан в угол. Шекспир наблюдал за ним. Зрелище обладало той же жестокой притягательностью, как и травля медведей, когда один из медведей, Сакерсон или Ханкс, хватал собаку и сокрушительной силой своих лап ломал ей хребет. Миллз признал поражение и обреченно кивнул.

— Он сказал, что сведения ему передали его информаторы в Голландии. Признаюсь, мне следовало все проверить.

— Следовало, господин Миллз, а еще подумать, почему господин Топклифф именно вас выбрал для того, чтобы сообщить эти сведения. Сомневаюсь, что подобное лежит в сфере его полномочий. — Уолсингем обратился к Шекспиру. — Вы не согласны со мной, Джон? Полагаю, вам пришлось бы немного легче без этого ложного следа.

— Простите меня, — произнес Миллз. Он встал. — Господин Топклифф сообщил, что у него есть сведения по этому делу от священника, которого он допросил, и что я не должен разглашать, откуда они у меня. Не стоило полагаться на эти сведения без проверки или, по крайней мере, выяснения их источника. Прошу принять мою отставку, господин секретарь. Я подвел вас и заслуживаю вашего осмеяния.

— Нет, господин Миллз, я не приму вашу отставку. Но я принимаю ваши извинения и полагаю, что господин Шекспир тоже. Пусть это послужит уроком всем нам. Точность наших сведений — превыше всего. Мы обязаны подвергать сомнению любые сведения и выяснять мотивы тех, от кого они поступают. Вы должны всегда сообщать мне о ваших источниках. Пусть каждый из вас сделает собственные выводы о мотивах господина Топклиффа относительно этого дела. А сейчас рассмотрим другие, связанные с этим, вопросы. Во-первых, Джон Даути, брат Томаса Даути, который много лет тому назад был казнен Дрейком где-то на далеком побережье. Мы знаем, что несколько лет тому назад Джон Даути замышлял заговор против Дрейка, так как хотел отомстить за смерть брата, не говоря уже о двадцати тысячах дукатов, обещанных ему в награду от Филиппа Испанского. Джон Даути был пойман и отправлен в «Маршалси». Но, похоже, никто не знает, что с ним случилось потом, и я, полагаю, господину Шекспиру интересно знать, не могли он оказаться на свободе и участвовать в недавнем заговоре. Что ж, теперь мы можем сосредоточиться на том, чтобы расследовать это дело. Господин Грегори, прошу вас…