Скрытый террор - Дж. Лэнггут

Когда из Парижа пришло известие о том, что Филип Эйджи пишет книгу, это было воспринято как дурное предзнаменование для ЦРУ, как предвестник того, что 30-летняя эпоха его привилегированного положения подходит к концу. Свое последнее задание по линии ЦРУ Эйджи выполнял в Мехико. Именно там он и изменил, радикальным образом свои политические убеждения и стал придерживаться крайне левых взглядов. Он развелся с женой (для католика это серьезный шаг) и порвал с ЦРУ (еще более серьезный шаг для человека, давно «разменявшего» четвертый десяток и не умевшего делать ничего, кроме «грязных дел»). Но самым серьезным шагом для человека, еще дорожившего своей жизнью, было решение сесть за мемуары.

Соблюдая исключительную осторожность (а этому он научился еще в Лэнгли), Эйджи сумел восстановить в памяти и подробнейшим образом наложить на бумаге все, что произошло с ним за время службы в ЦРУ. Богатство документального материала (вернее, перспектива затяжных судебных баталий с ЦРУ) отпугнуло от книги большинство издателей в США. Но история Эйджи все же имела два счастливых конца. С большим успехом его книга была издана сначала в Лондоне, а затем и в Нью-Йорке. А в Париже он встретился с Анжелой Камарго Сейшас, которая стала его спутницей жизни.

В июле 1970 года тюремный охранник сказал Апжеле, что если та подпишет заранее составленное признание, то предстанет перед судом — военным трибуналом из трех человек. Анжела так ничего и не сказала на допросах, но «признание» все же решила подписать. Охранник предупредил: если она скажет хоть слово о пытках, то снова окажется в тюрьме.

Судья отнесся к девушке с пониманием (одна из школьных подруг Анжелы была дружна с его сыном), и она не удержалась и рассказала о пытках. До начала судебного процесса ее снова поместили в тюрьму, по теперь уже никто над ней не издевался.

Суд начался только через год и проходил в тюрьме «Вила милитар». Анжелу признали виновной в нарушении какого-то институционного акта и приговорили к двум годам и одному месяцу тюрьмы. И обвинение, и защита обжаловали приговор. К тому времени, когда военный верховный суд сократил ей срок тюремного заключения до 12 месяцев, Анжела уже просидела в тюрьме два с половиной года.

Выйдя на свободу, Анжела попыталась было остаться в Бразилии и воспользоваться всеми теми свободами, которые были обещаны Жан-Марку в том случае, если тот откажется уезжать за границу. Однако с первых же дней за ней стала неотступно следовать полиция, и она вскоре поняла, что лишь компрометирует тех, с кем встречается. Подумав, Анжела решила уехать в Париж. Там она стала изучать экономику в Сорбонне. В начале сентября 1972 года на одной из вечеринок, где были в основном французы и бразильцы, она встретилась с Филипом Эйджи, переживавшим в то время острейший эмоциональный и финансовый кризис.

Когда наконец вышла в свет книга Эйджи, читатели смогли прочесть следующее посвящение: «Анжеле Камарго Сейшас и ее товарищам в Латинской Америке, ведущим борьбу за социальную справедливость, национальное достоинство и мир».

Когда на пост президента США был избран Ричард Никсон, Линкольн Гордон ушел из государственного департамента и некоторое время работал президентом Университета Джона Гопкинса. Там он время от времени вел дискуссии со студентами, досаждавшими ему вопросами о его личной причастности к установлению военной диктатуры в Бразилии. Гордон пытался было оправдаться тем, что во время правления военных там в течение ряда лет наблюдался промышленный бум. Однако студенты в ответ приводили статистические данные, свидетельствовавшие о том, что временное процветание было достигнуто за счет бразильской бедноты. Так, за первые 10 лет военной диктатуры реальная заработная плата в стране упала на 55 %. Гордон говорил тогда, что, поскольку военные пришли к власти лишь в 1964 году, еще слишком рано подводить итоги их правления. Конечно, военные власти пытали людей с неугодными политическими взглядами, но это же лучше, чем если бы у власти в Бразилии было коммунистическое правительство.

В течение 70-х годов из Бразилии по-прежнему поступали сообщения о пытках заключенных. Весомость последнего аргумента Линкольна Гордона значительно снизилась, как только Джимми Картер вступил в должность президента. Именно в это время нз Бразилии поступили сообщения об аресте полицией Сан-Паулу 28 304 человек по простому подозрению.

Время от времени военные власти, правда, просили подать в отставку отдельных офицеров, злоупотреблявших своим положением. Так случилось, например, после смерти в тюрьме журналиста Владимира Герцога. Однако совсем иная судьба ожидала командира подразделения, пытавшего американского священника Фреда Морриса. Через полтора года после освобождения Морриса этот офицер был назначен на высший военный пост в Бразилии, несмотря на то что инцидент получил широкую огласку.

Президента Уругвая Пачеко Ареко сменил политической деятель по имени Хуан Мария Бордаберри. Но еще до истечения срока полномочий нового президента уругвайские генералы сначала ограничили его полноту власти, а в 1976 году вообще сместили. Таким образом, не прошло и 10 лет, как сбылось пророчество «гунамарос»: в Уругвае, бывшем некогда образцом демократии, большо уже «никто не танцевал».

Весной 1977 года военный трибунал рассмотрел дело Антонио Mac Mac — «тупамаро», обвинявшегося о убийстве Дэна Митрионо. За это, а также за предполагаемое участие в организации похищения Джефри Джексона он был приговорен к 30 годам тюремного заключения.

В полицейских казармах Рио-де-Жанейро офицеры, прошедшие подготовку в Международной полицейской школе, часто с теплотой вспоминали Дэна Митрионе, считая его символом эры, когда Вашингтон все еще был преисполнен решимости бороться с коммунизмом. Теперь же, говорили они, Соединенные Штаты превратились в декадентскую страну, где слишком много свободы. Эстафету пришлось подхватить военным и полицейским Бразилии. Теперь уже они должны защитить полушарие, и рука у них не дрогнет.

В полицейских гаражах Рио стояли черные неуязвимые стальные крепости на колесах стоимостью в 100 тыс. долларов каждая. Они были специально сделаны для того, чтобы доставлять войска, вооруженные автоматами и пулеметами, в самую гущу демонстрантов. Они имели пуленепробиваемую обшивку и такую низкую посадку, что перевернуть их было просто невозможно. Им не страшны были и бутылки с зажигательной смесью. Кабина была оснащена кондиционером, чтобы защитить экипаж от воздействия собственного слезоточивого газа. Если бразильские студенты посмеют еще когда-нибудь бросать камни в полицию, то им уже вряд ли придется увидеть плачущего на обочине полицейского.

Последний удар по Управлению общественной безопасности был нанесен кинофильмом. Греческий режиссер Коста-Гаврас предложил итальянскому сценаристу Франко Солинасу написать сценарий, и они вместе отправились в Латинскую Америку, чтобы отснять там фильм о гибели Дэна Митрионе. Солинас, член Итальянской компартии, был автором сценария «Битвы за Алжир», фильма, поставленного Джилло Понтекарно.

Прилетев в 1972 году в Монтевидео, Коста-Гаврас не стал отвечать на вопросы журналистов по поводу своего будущего фпльма и тут же приступил к сбору докумепнтального материала. Через французского писателя Алена Лабрусса он получил уже потускневшие от времени фотокопии протоколов допроса Бенитеса.

Солинас отправился в Доминиканскую Республику, где пытался тайно встретиться с Генеральным секретарем ДКП. Это ему не удалось. Однако встреча с представителем партийного руководстпа все же состоялась. Тот рассказал Солинасу о полицейском терроре в Доминиканской Республике и утверждал, что после американского вторжения в 1965 году именно Дэн Митрионе создал мощный полицейский аппарат в Санто-Доминго.

Именно с этого времени Митрионе стал приобретать репутацию главного американского эксперта по пыткам. Британский журнал «Нью сайентист» в одном из номеров описал приспособление под названием «жилет Митрионе». Перед допросом заключенный надевал специальный жилет, куда потом медленно накачивался воздух. Это делалось до тех пор, пока у того не начинали трещать кости. (Следует сказать, что другие известные методы пыток, которые применялись в застенках Бразилии, Уругвая и (несколько позже) Чили, были не менее жестокими, чем жилет.) Однако ни один заключенный (по меньшей мере ни один из тех, кто вышел из тюрьмы живым и выступал потом с показаниями в Международном трибунале, заседавшем под председательством Бертрана Рассела в Риме, или перед организацией «Международная амнистия») не подтвердил существование такого жилета. Друзья Митрионе тоже никогда не говорили, что замечали за ним склонность к такого рода «изобретательству».