Том 3. Рассказы 70-х годов - Василий Шукшин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, не из-за их прекрасных глаз!
– Да. Мы собрались… поздравить нового кандидата, нашего Вячеслава Александровича. Просто – нашего Славу. И позвольте мне тут сегодня скаламбурить: слава нашему Славе!
Засмеялись и захлопали.
Курносый сел было, но тут же вскочил опять:
– И позвольте, товарищи!.. Товарищи! И позвольте также приветствовать и поздравить руководителя, который направлял, так сказать, и всячески помогал… и является организатором и вдохновителем руководящей идеи, которая заложена в основе. За вас, товарищ профессор!
Дружно опять захлопали.
– Трепачи, – сказал Владимир Семеныч Изольде Викторовне.
Изольда Викторовна тоскливо опять покивала головой.
Со всех сторон налегали на закуски и продолжали активно разговаривать.
Пожилой человек и человек с золотыми зубами наладили через стол дружеские пререкания. А так как было шумно и гремела музыка, то и они тоже говорили очень громко.
– Что не звонишь?! – кричал пожилой.
– А?
– Не звонишь, мол, почему?!
– А ты?
– Я звонил! Тебя же на месте никогда нету!
– А-а, тут я не виноват! «Не виновата я!»
– Так взял бы да позвонил! Я-то всегда на месте!
– А я звонил вам, Кузьма Егорыч! – хотел влезть в этот разговор Владимир Семеныч, обращаясь к пожилому, к Кузьме Егорычу. – Вас тоже не было на месте.
– А? – не расслышал Кузьма Егорыч.
– Я говорю, я вам звонил!
– Ну и что? А чего звонил-то?
– Хотел… это… Нам «Роджерсы» хотят забросить…
– Кузьма! А, Кузьма!.. – кричал золотозубый. Кузьма Егорыч повернулся к нему. – Ты Протопопова встречаешь?
– Кого?
– Протопопова!
– Каждый день!
– Ну как? – спросил Владимир Семеныч Изольду Викторовну. – Скучно?
– Ничего, – сказала она.
– Видите, какой разгул мещанства! Взял бы всех и облил шампанским. Здесь живут более или менее только вот эти два, которые кричат друг другу… Остальные больше показуху разводят.
– А я уж думал, тебя перевели куда-нибудь! – кричал Кузьма Егорыч золотозубому. – Куда он, думаю, пропал-то?!
– Куда перевели?
– Может, думаю, повысили его там!
– Дожидайся – повысят! Скорей – повесят!
– Ха-ха-ха!.. – густо, гулко засмеялся Кузьма Егорыч.
– Ну что, Софья Ивановна? – обратился Владимир Семеныч к женщине в голубом. Его злило, что ни его, ни его подругу как-то не замечают, не хотят замечать. – Все воюете там, с малышами-то.
Софья Ивановна мельком глянула на него и постучала вилкой по графину.
– Товарищи!.. Товарищи, давайте предложим им нормальный вальс! Ну что они… честное слово, неприятно же смотреть!
– В чужой монастырь, Софья Ивановна, со своим уставом…
– Да почему?! Мы же в своей стране, верно же! Давайте попросим сыграть вальс. Молодежь!..
– Не надо, – остановил Кузьма Егорыч. – Не наше дело: пусть с ума сходят.
– А вот это в корне неправильное решение! – восстала Софья Ивановна.
– Да хорошо танцуют, чего вы! – сказал человек с золотыми зубами. – Был бы помоложе, сам пошел бы… подрыгался.
– Именно – подрыгался! Разве в этом смысл танца?
– Ну, еще тут смысла искать! А в чем же?
– В кра-соте! – объяснила Софья Ивановна.
– А смысл красоты в чем? – все хотел тоже поговорить Владимир Семеныч. – А, Софья Ивановна? Если вы, допустим, находите, что вот этот виноград…
– Одну минуточку, Алексей Павлыч, вы что, не согласны со мной? – требовательно спрашивала Софья Ивановна золотозубого.
– Согласен, согласен, Софья Ивановна, – сказал Алексей Павлыч недовольно. – Конечно, в красоте. В чем же еще!
– Да, но в чем смысл красоты?! – вылетел опять Владимир Семеныч.
– Так в чем же дело? – Софья Ивановна упорно не хотела замечать Владимира Семеныча. – Алексей Павлыч!
– Ау?
– В чем же дело?!
Владимир Семеныч помрачнел.
– Пойдемте домой, – предложила Изольда Викторовна.
– Подождите. А то поймут как позу… Ну, кретины! Крохоборы.
– Саша, Саш! – громко говорили за столом. – У тебя Хламов бывает?
– Вчера был.
– Как он?
– В порядке.
– Да? Устроился?
– Да.
– Довольный?
– Ничего, говорит. А чего ты о нем?
– Пойдемте домой, – опять сказала Изольда Викторовна.
Владимир Семеныч вместо ответа постучал вилкой по графину.
– Друзья! – обратился он ко всем. – Минуточку, друзья!.. Давайте организуем летку-енку! В пику этим…
– Да что они вам?! – рассердился Алексей Павлыч, золотозубый. – Танцуют люди, нет, надо помешать.
Владимир Семеныч сел.
Помолчал и сказал негромко:
– Ох, какие мы нервные! Ах ты, батюшки!.. – Взял фужер с вином и выпил один.
– Что это вы? – удивленно спросила Изольда Викторовна.
– Какие ведь мы все… культурные, но слегка нервные! – не мог успокоиться Владимир Семеныч. – Да? Зубы даже из-за этого потеряли.
Никто не слышал Владимира Семеныча, только Изольда Викторовна слышала. Она со страхом смотрела на него. Владимир Семеныч еще набухал в фужер и выпил.
– Какие мы все нервные! Да, Софья Ивановна?! – повысил голос Владимир Семеныч, обращаясь к Софье Ивановне. – Культурные, но слегка нервные. Да?
Софья Ивановна внимательно посмотрела на Владимира Семеныча.
– Нервные, говорю, все! – зло сказал Владимир Семеныч, глядя в глаза строгой женщины. – Все прямо изнервничались на общественной работе! – Владимир Семеныч искусственно – недобро – посмеялся.
– Что, опять? – спросила Софья Ивановна значительно и строго.
– Да вы только это… не смотрите на меня, не смотрите таким… крокодилом-то, – сказал Владимир Семеныч. – Не смотрите – мы же не в детсадике. Верно? Имел я вас всех в виду!
К Владимиру Семенычу повернулись, кто был ближе и слышал, как он заговорил. Повернулись и смотрели.
– Имел, говорю, я вас всех в виду! – повторил для всех Владимир Семеныч. – Очень уж вы умные все, как я погляжу! Крохоборы…
– Володька! – предостерегающе сказал курносый Сергей.
– Что – «Володька»? Я тридцать четыре года Володька. Я вас всех имел в виду. – Владимир Семеныч еще налил в фужер и выпил. – Вот так. – Он оглянулся – Изольды Викторовны рядом не было. Сбежала. Владимира Семеныча пуще того злость взяла. – Я вам популярно объясняю: вы все крохоборы. Во главе с Софьей Ивановной. А она просто дура набитая. Мне жалко ребятишек, которыми она там командует… Вы все дураки!
Теперь все за столом молчали.
– Ду-ра-ки! – повторил Владимир Семеныч. И встал. – Мещане! Если вас всех… все ваши данные заложить в кибернетическую машину и прокрутить, то выйдет огромный нуль! Нет, вы сидите и изображаете из себя поток информации. Боже мой!.. – Владимир Семеныч скорбно всех оглядел. – Нет, – сказал он, – я под такой работой не подписываюсь. Адью! Мне грустно.
Он вышел на улицу и стал звать:
– Изольда Викторовна! Изольдушка!.. – Он думал, она где-нибудь близко – ждет его. Но никто не отзывался. – Изольдушка!.. – еще покричал Владимир Семеныч. И заплакал. Выпитое вино как-то очень ослабило его. В голове было ясно, но так вдруг стало грустно, так одиноко! Он хотел даже двинуть к подруге жены, чтобы поговорить с женой… Но одумался.
– Нет, – говорил он сам с собой, – нет, только не это. Этого вы от меня не дождетесь, крохоборы. Нули. Этой радости я вам не сделаю.
Он шел по неосвещенной улице, как по темной реке плыл, – вольно загребал руками, и его куда-то несло. От горя и одиночества хотелось орать, но он знал и помнил, что это нельзя, это, как выражаются кандидаты, чревато последствиями.
Принесло его как раз к дому. Он вошел в опостылевшую квартиру и, не раздеваясь, стал ломать «Россарио». Открывал дверцы и заламывал их ногой в обратную сторону: дверцы с хрустом и треском безжизненно повисали или отваливались вовсе. И этот хруст успокаивал растревоженную душу, это как раз было то, что усладило вдруг его злое, мстительное чувство.
– Вот так вот… крохоборы несчастные, – приговаривал Владимир Семеныч. – Пр-рошу!. – Хр-р-ресть, – еще одна дверца отвалилась и со стуком упала на пол. – Пр-рошу!.. Мещане! – И еще одна гладкая, умело сработанная доска валяется на полу. – Нулики! Пр-рошу!..
Но что удивительно: Владимир Семеныч ломал «Россарио» и видел, как это можно восстановить. В мебельном магазине, где работал Владимир Семеныч, работал же золотой краснодеревщик, дядя Гриша, он делал чудеса с изуродованной мебелью. И опытный глаз Владимира Семеныча отмечал, где надо будет поставить латку и пустить под морилку, где, видно, придется привернуть металлические полоски, чтобы было куда крепить шарнирные устройства. Но все же дверцы Владимир Семеныч выломил все. И после этого лег спать.
Внезапные рассказы*
Мечты