Теория культуры - Коллектив Авторов

Понятие «интеллигенция» истолковывалось в отечественной науке советского периода в двух аспектах: социальном – как образованный слой, работающий по найму в сфере профессиональной занятости, и в аксиологическом – как группа, обладающая высокой духовной культурой и «культурностью». Отечественные обществоведы соответственно выделяли научную, инженерно–техническую, творческую интеллигенцию и в качестве отдельной подгруппы – интеллигенцию, занятую в сфере специализированных услуг – юридических, медицинских, образовательных. Культурные различия между ними заключались в основном в специфике норм, ценностей, интересов, обусловленных принадлежностью к профессиональной группе.

Следует отметить, что «интеллигенция» как социально–демографическое понятие не имеет аналогов в зарубежных социогуманитарных науках. В социальной типологии, широко распространенной на Западе, образованный профессионал, работающий по найму и обладающий высоким уровнем доходов, причисляется к «среднему» классу, кроме которого в обществе выделяются «высший» и «низший» классы. Вопрос о внутриклассовых культурных различиях (т. е. о выявлении социальной специфики культуры) ставится в аспекте построения многомерной социальной стратификации, учитывающей образование, доход, уровень и качество жизни и т. д. Чем длиннее оказывается список критериев, определяющих принадлежность к страте, тем более дробной будет социальная стратификация, которую метафорически можно уподобить фотоснимку общества в разрезе.

В современной отечественной и зарубежной науке принято выделять, кроме больших социальных групп, средние (например, предприятие или учебное заведение, насчитывающие в своем количественном составе сотни и даже тысячи человек) и малые (до 40 членов). Культурная специфика средних социальных групп обусловлена функциональным содержанием деятельности их членов, корпоративными нормами поведения и ценностями, образом жизни, характерным для того социального слоя, к которому принадлежит группа.

Специфика малой группы – трудового подразделения в рамках фирмы, учебной студенческой группы, школьного класса, воинского коллектива и т. д. – зависит, во–первых, от культурных особенностей той более крупной социальной общности, в которую группа включена. А во–вторых, от социально–психологических факторов, способствующих или противодействующих приобщению членов малой группы к корпоративным целям, нормам, ценностям, интересам и идеалам.

Суммируя итоги рассмотрения вопроса о социальной специфике национальной культуры, отметим следующее. На каждом историческом этапе своего существования национальная культура функционирует как социально дифференцированная система, обусловленная структурой общества, т. е. как культура больших социальных групп (общественных классов и социальных слоев), средних (профессиональных сообществ, корпораций, предприятий и организаций) и малых (трудовых, воинских, учебных и прочих подразделений какой–либо более крупной структурной единицы).

Социальная специфика культуры воплощается в феномене культурных различий между социальными группами, доступном наблюдению и аналитическому изучению. Однако эффективность (конкретная содержательность) культурологического анализа этого феномена во многом зависит от социологической методологии определения социальных групп – выбора критериев, в соответствии с которыми выявляется факт принадлежности людей к той либо иной социальной совокупности.

На уровне психологического переживания и индивидуального самоопределения социальная специфика культуры выражается в феномене социокультурной идентичности. При этом принадлежность к большой социальной группе не обязательно осознается индивидом, а социокультурная идентификация со средней или малой группой может варьироваться по степени выраженности.

7.6. Возрастная специфика и тендерные аспекты культуры

Сравнительное изучение культур, выделившееся в ХХ в. в относительно самостоятельную отрасль социогуманитарных исследований, внесло значительный вклад в теоретическое понимание возрастной специфики и гендерных аспектов культуры.

Большинство исследователей, изучавших различные этнические общности, национальные культурные традиции, пришло к выводу, что возрастная дифференциация культуры особенно отчетливо прослеживается в области социализации. Некоторые теоретики в силу этого даже склонны определять этнографию детства как отдельную субдисциплину. Но необходимо подчеркнуть и роль возрастной психологии в понимании процессов социализации. Благодаря вкладу этой научной дисциплины в фокусе сравнительных культурных исследований оказались такие важные теории возрастного становления личности, как теория интеллектуального развития ребенка Ж. Пиаже, теория морального развития Л. Кольберга, «эпигенетическая концепция жизненного пути человека» Э. Эриксона. Именно они строятся на материале различных культур и соотнесении эмпирических данных.[233]

Исследования возрастной специфики культуры учитывают, как правило, типологию культур, разработанную классиком мировой этнологии М. Мид. Будучи продолжательницей идей этнопсихологического направления в этнологии США, представленного трудами Р. Бенедикт и А. Кардинера, М. Мид рассматривала культуру как конфигурацию элементов, определяемую системой тех идеалов и ценностей, которые господствуют в каждой конкретной культуре и определяют поведение ее носителей.

Типологически противопоставляя преобладающие модели поведения в локальных бесписьменных этнических общностях и современных обществах, М. Мид ввела теоретическое представление о «постфигуративных» и «кофигуративных» культурах. Постфигуративный тип культуры функционирует в тех социумах, где общественные изменения растянуты во времени настолько, что старики, мечтая о взрослении своих новорожденных внуков, не способны увидеть в их будущем ничего принципиально отличного от их собственного прошлого. Соответственно в силу крайнего консерватизма постфигуративных культур вопросы о том, как человек должен говорить, есть, спать, общаться с окружающими, любить, добывать средства к существованию, встречать свою кончину, считаются предрешенными, не подлежащими пересмотру. Поскольку прошлое взрослых выступает будущим для каждого нового поколения (т. е. детям и внукам предстоит повторить жизненный путь отцов и дедов), проблема социокультурного самоопределения на индивидуальном уровне не возникает. Именно жизнь стариков как наиболее авторитетной социальной группы оказывается тем законченным образцом жизни, которому должны следовать молодые.[234] Кофигуративный тип культуры характерен для динамично изменяющихся обществ, где традиции утратили свой былой авторитет, а картина мира – свою стабильность, трансформируется хозяйственно–экономический уклад, внедряются инновации в повседневной жизни – устройстве жилища, пищевом рационе, оформлении внешности, в воспитании и обучении детей и т. д.

Образцы поведения, ассоциированные с эпическими фигурами предков, выступают в кофигуративных культурах не в качестве нормативного стандарта, а только как элемент общей исторической памяти, помогающей индивиду осознать свою принадлежность к социуму. Выстраивая собственный жизненный путь, люди ориентируются прежде всего на современников, а не на социокультурный опыт дедов и прадедов. Тем не менее благодаря сохраняющимся культурно–историческим константам – общему языку, религии, единству исторической судьбы этноса – связь поколений в кофигуративных культурах не прерывается.[235]

М. Мид утверждала, что в середине ХХ в. наметилось зарождение совершенно нового типа культуры – префигуративного. Сущностным признаком префигуративных культур, которые разовьются, по мнению М. Мид, в будущем, станет разрыв межпоколенной связи. Стремительные общественные изменения абсолютно обесценят значимость образцов поведения предков и современников для взрослеющего юношества. Отвергая жизненный опыт родителей, сын скажет отцу: «Ты никогда не был молодым в мире, где молод я, и никогда им не будешь».[236]

Похоже, этот прогноз начинает сбываться: социально–экономические, политические и культурные изменения протекают ныне настолько быстро, что социокультурный опыт матери едва ли способен помочь дочери решить ее собственные проблемы. Да и советы старшей сестры (при возрастной разнице более пяти лет) зачастую кажутся младшей неактуальными, бесполезными.

Но молодежь не может существовать изолированно от остального общества и конструировать свою жизнь вне отношений с людьми других поколений. А это означает, что, несмотря на быстротечные инновации, у юношей и девушек сохраняются и будут сохраняться потребности в межпоколенной солидарности, основанной на признании ценности опыта старших – заботливых родителей, умных и компетентных учителей, наставников в профессии. Кроме того, без устойчивых, проверенных поколениями представлений о стыде и совести невозможны самовоспроизведение и саморегуляция человеческого социума.