Бриллиант - Шарон Сэйл

— Ни разу.

— Вот и прекрасно. — Твайла улыбнулась. — Я доставлю тебя туда через час. Как только переоденешься, позвони мне, я приеду и захвачу тебя. Если по дороге не растеряешь аппетит, жалеть потом не придется, можешь мне поверить. Они там кое-что такое готовят — пальчики оближешь.

— Но у меня нет телефона, — снова напомнила Даймонд.

— Теперь уже есть, сказала Твайла и протянула девушке компактный черный сотовый телефон с короткой антенной. — А твой собственный будет доставлен тебе завтра. Пока пользуйся моим. Только вечером не забудь захватить его с собой.

Даймонд расплылась в улыбке.

— Хочешь наповал меня сразить?

— Нет, просто у тебя действительно начинается совершенно новая жизнь.

С этими словами Твайла вышла, а, Даймонд принялась осваиваться в новой квартире, ожидая, когда привезут коробки с вещами.

Некоторое время она смотрела на лежавший рядом телефон, затем легко потрогала клавиши, при помощи которых можно было бы соединиться с Джессом. Но прежде чем позволить себе такой импульсивный поступок, Даймонд решительно отодвинула от себя телефон. В ее новой жизни нет места для старой любви.

— Я обязана выбросить тебя из головы. Возврат к старому невозможен. Это только повлечет за собой новые ошибки, — прошептала Даймонд, машинально трогая пальцами номер его домашнего телефона.

Но Джесс был сейчас далеко отсюда и не мог слышать ее слов; не мог он знать и того, о чем думала Даймонд, в чем пыталась себя убедить.

Однако очень скоро должно было прийти время, когда Даймонд поймет, что одно дело — сказать, и совсем другое — сделать.

— Оууу!

Только это и смогла вымолвить Даймонд, когда их с Твайлой проводили к столику. «Сток-ярд» оказался еще более потрясающим, чем предупреждала Твайла. Интерьер представлял собой сногсшибательную смесь античности и современного элегантного дизайна: сделанные под старину полы, изумительные льняные скатерти. То, что раньше представляло собой закутки закупщиков скота, которые приезжали сюда со всей страны, теперь было превращено в изящно обставленные кабинеты. Владельцам ресторана удалось сохранить значительную часть былого очарования этого места, но они добавили современный комфорт и множество разных удобств.

Порции тут подавали очень солидные, накладывали в тарелки до краев. Даймонд откинулась на спинку стула и довольно улыбнулась, оглядев начисто обглоданные ребрышки. От десерта она чистосердечно отказалась: места в желудке совершенно не осталось.

— Конечно, нужно было остановиться после первого блюда, — призналась Даймонд, вспоминая большую порцию наваристого овощного супа с говядиной. — Но, увы, я наелась просто до отвала: и салат весь подъела, и стейк с овощами. Все было очень вкусным. Но всего так много!

Твайла улыбнулась:

— Иногда можно себя побаловать. Если ты не знаешь этого, то скоро, надеюсь, поймешь.

— Когда я была маленькой, у нас и речи не могло быть о том, чтобы побаловать себя, — призналась Даймонд. — Только и думали, как свести концы с концами.

Твайла чуть приподняла брови. Это была ее единственная реакция на то, что Даймонд впервые приоткрыла завесу над своим прошлым.

— А когда ты подросла, тебе часто приходилось разъезжать?

Даймонд кивнула.

— Раз по пять в год мы перебирались с места на место, пока наконец Джонни не осел в Крэдл-Крике. Не знаю даже почему: то ли деньги у него кончились, то ли переезды осточертели. Мне тогда было лет восемь-девять. А может, в нем совесть наконец заговорила: дескать, хватит колесить по стране, таскать нас за собой, как хвост.

— Джонни, ты сказала?

— Мой отец. Мы всегда только так его называли. Не знаю почему, так уж повелось. — Даймонд постаралась отогнать воспоминания о том, как в последний раз видела своего отца, постаралась не думать о белом сосновом гробе, о комьях сырой земли, которые барабанили по его крышке, когда могильщики принялись зарывать яму.

— Мне неловко спрашивать, но иначе ведь никак не поймешь… — Твайла смущенно улыбнулась, желая скрыть свое желание знать как можно больше о Даймонд. — Скажи, вот ты все время говоришь: «мы», а кто это — «мы»?

Даймонд улыбнулась.

— Мои сестры. Нас было три сестры, мы росли вместе. Я средняя. Хотя возраст у нас роли не играет. Денег у нас не было, развлекаться мы почти никуда не ходили, просто сидели дома, занимались своими делами. Одни общие дела на всех троих.

— А ваша мать? Ты о ней никогда не упоминала.

Даймонд опустила взгляд на салфетку, лежавшую на коленях, затем подняла глаза и в упор посмотрела на Твайлу.

— Я почти не помню ее. Мы с Лаки были еще совсем крошками, когда она ушла от Джонни. Куин вырастила нас обеих.

Твайла усмехнулась.

— Куин? Даймонд? Лаки? Что за странные имена.

Даймонд лишь плечами пожала.

— Джонни был картежником, заядлым игроком. Ничем другим он заниматься не мог и не хотел. А вот карты любил. Ну а кроме карт, он, конечно, любил всех нас. Наверное, так ему удавалось сочетать любовь к нам и к любимому занятию своей жизни.

— И ты, судя по всему, пошла в отца, как думаешь?

Не ожидавшая такого вопроса, к тому же произнесенного столь естественным и спокойным тоном, Даймонд даже рот приоткрыла от удивления. Она долгое время раздумывала, не зная, что и сказать.

— Господи, да ничуть не бывало! С чего это ты вдруг взяла?!

Твайла пожала плечами:

— Мне это показалось совершенно очевидным. Джонни играл на деньги, ты тоже играешь, но в данном случае ставкой является слава. Не вижу большой разницы.

Даймонд притихла и так долго сохраняла молчание, что Твайла забеспокоилась: уж не обиделась ли она? Но все оказалось совсем по-другому. Когда Даймонд наконец подняла глаза, на ее лице расцвела такая ангельская улыбка, что Твайла год жизни отдала бы только за то, чтобы запечатлеть эту улыбку и поместить ее на конверт диска. Зеленые глаза Даймонд так и сверкали, придавая и без того красивому лицу неземное совершенство. Улыбка была воздушная, лучистая, просто великолепная! Так улыбается женщина, которую долго-долго нежно целовали и наконец дали перевести дух.

— Знаешь, Твайла Харт, а ведь ты, пожалуй, права. Я как-то даже не задумывалась об этом. Но мне удивительно приятно ощутить, что во мне и правда есть живая частичка Джонни.

— Когда станешь богатой и знаменитой, можешь вернуться в свой городок и утереть всем нос как следует, — сказала Твайла. — А хозяину бара, в котором ты работала, в первую очередь.

— Нет уж, в Крэдл-Крик я больше никогда не вернусь, — заявила Даймонд. — Джонни умер, сестры разъехались. Мне остается только надеяться на то, что в один прекрасный день мы вновь сможем воссоединиться. А пока меня согревает надежда, что сестры помнят обо мне, что они любят меня.