Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный. - Полен Парис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это лучший из моих друзей.
Слуги поклонились, затем помогли рыцарю сойти с коня. Один принял его шлем, другой щит; вторая девица обернула ему плечи роскошным плащом и велела отнести в шатер его доспехи. Под пологом его было устроено прекрасное ложе, а рядом с ложем стол, уставленный кушаньями. Мессир Гавейн уселся; когда скатерти были убраны, первая девица предложила погулять по лесу. По дороге мессир Гавейн спросил ее, ради чего тут поставили этот шатер.
– Ради вас, сир; однако имени вашего тут не знают. Но как же обманулась дама, вас ожидающая, полагая, что ни одна женщина не достойна вашей любви! Я-то уже знаю, что об этом думать, – добавила она с улыбкой, – но будьте уверены, я не скажу, что заставило меня усомниться.
– Благодарю вас, сударыня! А вы знаете, куда уехал Грифлет?
– Он поедет отстаивать дело девицы, которая его очаровала. Эта особа долгое время любила одного рыцаря; после она узнала, что он ее разлюбил; она пришла забрать обратно памятные вещицы[145], данные ему. Вместо ответа рыцарь показал ей свою новую подругу, которую вырядил в них. «Я сумею вас заставить отдать их», – сказала возмущенная девица. – «Вы? Каким же образом?» – «Силами рыцаря, вас превосходящего». – «Ей-богу, хотелось бы мне это видеть; и чтобы вам угодить, я обязуюсь уехать отсюда не ранее чем через месяц. Ваш доблестный рыцарь может найти меня здесь». И вот одна служанка предупредила нас вчера, что мессир Гавейн сегодня поедет через этот лес с еще одним рыцарем из дома короля Артура. Мессира Гавейна легко будет узнать по его червленому щиту[146].
За такой беседой мессир Гавейн и девица вернулись в шатер. Там была приготовлена постель; девица не позволила никому другому снять с него шоссы; и когда он лег, она оставалась при нем, пока он не сомкнул глаз; тогда она легла в ногах его ложа и уснула сама. Когда настало утро, мессир Гавейн затребовал свои доспехи; два оруженосца помогли ему облачиться, и он выехал вместе с девицей. Они пробыли в пути большую часть дня и прибыли к укрепленному дому одной из тетушек девицы, где его почтительно приняли, не сочтя нужным выспрашивать его имя. Но пока они сидели за столом, вошли два юноши, один из них – сын, а другой – племянник хозяйки.
– Какие новости? – спросила дама.
– Прескверные: отцу лишь остается просить, чтобы вы молились за его душу; герцог Эсканс назначил на завтра его казнь.
Дама побледнела и сидела ни жива ни мертва.
– В чем дело? – спросил мессир Гавейн.
– Сир рыцарь, – ответил юноша, – мой господин отец – один из вассалов герцога Эсканса; во время войны, которую мы ведем по-прежнему, люди короля Норгалльского убили сына герцога. Моего отца даже не было с теми, кто нанес удар, но его обвинили в соучастии в убийстве, потому что за несколько дней до того он имел беседу с молодым королевичем. Сенешаль Камбеникский взялся быть его обвинителем, и Манассес – таково имя моего отца – не смог убедить придворных баронов в своей невиновности. По причине преклонного возраста сам он не может отстаивать свое дело против сенешаля, одного из сильнейших рыцарей страны; а страх, внушаемый обвинителем, отвратил всех шампионов от мысли выступить против него; стало быть, отец мой погиб.
Во время этого рассказа девица утопала в слезах.
– Друг мой, – сказал мессир Гавейн, – возвращайся к своему отцу, скажи ему, что один рыцарь завтра выйдет за него на поединок.
Оба юноши возблагодарили великодушного рыцаря и тотчас сели на коней, окрыленные нежданной надеждой.
В тот же вечер они приложили все свое усердие, чтобы герцогу Эскансу было доложено, что назавтра против сенешаля выступит боец. На широкой равнине, прилегающей к замку, где был назначен поединок, расставили барьеры.
Что же до мессира Гавейна, то, выспавшись за ночь, он встал и, дабы остаться неузнанным, спросил, нет ли другого щита, кроме того, что был у него при Ловерзепе. В доме нашелся всего один, старый, почерневший и полуразбитый. Мессир Гавейн остался им доволен, как если бы он был его достоин. Выйдя после мессы, он потребовал коня и направился туда, где перед барьерами стоял герцог. Принесли святые мощи; герцог первым поклялся учинить правый суд над тем, кого изгонят с поля; затем сенешаль и его гаранты клятвенно заверили, что Манассес причастен к гибели сына герцога; мессир Гавейн, напротив, обвинил сенешаля во лжи.
Затем они перешли широкий ров по подъемному мосту, который подняли обратно вслед за ними. Толпа, растянутая чередою вдоль рва, заняла весь склон горы, у подножия которой были расставлены барьеры. Жена Манассеса и девица, ее племянница, уединились в соседней часовне, дабы умолить Бога даровать победу защитнику правого дела.
И вот оба рыцаря берут разгон и налетают друг на друга. Щиты принимают первый удар, копья переломаны; по первой суровой встрече мессир Гавейн понял, что перед ним могучий боец.
– Сенешаль, – сказал он, – остановимся на этом, я вам советую. Было бы весьма печально для вас умереть во грехе лжесвидетельства; спасите свою душу, если вы о ней печетесь более, чем о теле; оставьте возводимую вами напраслину. Манассес невиновен, я это знаю; я берусь примирить вас с ним.
– Это тебе, рыцарь, пристало просить пощады, – ответил сенешаль, – не родился еще тот, кто меня одолеет.
И вот они переходят на мечи: мессир Гавейн наносит удар сенешалю, и тот оглушен; наносит другой, и земля краснеет от крови, хлынувшей из-под петель кольчуги. Но он не торопится закончить дело, ему по нраву отчаянный отпор врага. Те, кто столпился у рва, не столь терпеливы; один из стражей направился к храму уведомить дам, что битва продолжается и что исход ее еще не ясен. Племянница не могла совладать с нетерпением: она вышла из часовни и стала на пригорке над барьером, вся дрожа. При виде крови, ручьями льющейся из-под кольчуг, взор ее помутился, глаза закрылись, и она без памяти упала на траву.
Следя за перипетиями боя не менее пытливо и внимательно, поблизости стоял юный Лионель. Ему предстояло проехать через Ловерзеп, чтобы попасть из Сорелуа ко двору короля Артура, и он остановил коня в том самом месте, где упала девица. Но он до того пристально следил за обоими соперниками, что не заметил ее.
– Ну-ка, подайте назад! – резко окликнул его рыцарь, который подбежал ее поднять; и, схватив коня за повод,
