Саван алой розы (СИ) - Логинова Анастасия

Вечер был бесконечным и плавно перерос в ночь. Саша теперь уж рассказала сыщикам все – все, что знала. Обо всех подозрениях, догадках и мыслях. После Кирилл Андреевич отправился на Фонтанку, за маминым кольцом, а Степан Егорович повез ее домой. Туда, где должна была состояться вторая бессонная ночь. Вскорости туда же, в особняк, чуть не под конвоем, доставили Николашу, заспанного и ничего не понимающего – а после Степан Егорович попросил Сашу принести в гостиную, где собрали всех, малыша Александра.

Саша боялась это делать… страшно боялась. Однако Степан Егорович был рядом и обещал, что все будет хорошо. Саша ему поверила.

Когда она вошла с младенцем на руках в гостиную, Елена стояла в углу, в самой тени. С гордо вскинутой головой, уверенная в себе и чуточку надменная. Но услышала детский плачь. Увидела ребенка. Побледнела еще более обычного, сделала пару торопливых шагов навстречу Саше и – обессилив, упала без чувств на руки Николаю.

* * *

Мир Саши рушился, рушился на глазах, и она четко осознавала, что как раньше уже никогда не будет. И хотя это «раньше» являлось далеко не самым благостным, Саша все равно цеплялась за него изо всех сил, все равно было больно его терять. Она даже обозлилась на Степана Егоровича, который так жестко и бескомпромиссно обвинял сейчас Николашу в самых ужасных вещах!

А впрочем… наблюдая, как Николай неподдельно и искренне заботится о Леночке, как на руках отнес ее на диван, как интимно склонился над нею и называет по имени – ни у кого в гостиной не осталось сомнений на счет них двоих. Даже у Саши.

Слава Богу, Леночке помогли нюхательные соли – она вскорости пришла в себя и первым делом потянулась к малышу:

– Дай мне его… дай хоть на руках подержать, Сашенька…

Саша, конечно, не смогла отказать, и у нее разрывалось сердце, пока глядела, как Лена, всегда такая сдержанная, плачет и обнимает младенца, словно вовсе не замечая, что творится вокруг.

– Кто отец этого ребенка, Николай Васильевич? – негромко, но веско заговорил господин Кошкин.

Брат молчал и был похож сейчас на нашкодившего школьника. Прямого отвела он умудрился все же избежать:

– Велите Денису и Юлии выйти, – произнес Николай, глядя в сторону. – Я не стану говорить при них.

Денис попытался, было, воспротивиться, но Степан Егорович настоял.

Спустя мгновение в гостиной остались только сыщик, Саша с Николаем и Леночка на кушетке, крепко обнимающая сына. Николай заговорил в этот раз сам, почто что без обиняков.

– Я не хотел, чтобы Денис слышал… но мы с Еленой обвенчаны еще с прошлого лета. Тому есть свидетели и есть записи в церковных книгах. Денис, разумеется, был бы против, а потому он ничего не знал. Никто не знал, кроме моих ближайших друзей.

Елена на его слова и головы не повернула, а у Саши просто не осталось сил удивляться чему-то. Обдумав услышанное, она лишь обронила вопросительно:

– Так, выходит, Александр законный твой сын? Слава Богу…

– Александр? – брат дернулся и метнул быстрый взгляд в сторону ребенка.

Он смотрел на малыша не так, как Леночка. Саша догадалась, что он, наверное, и на руки его никогда не брал, да и чувств таких, как Лена, не питает. И имени, разумеется, не знает.

– Наша матушка хотела, чтобы малыша назвали Александром, – объяснила Саша. – Ведь ты не против?

– Наша матушка?! – Николай отчего-то разозлился. – Она не захотела помочь Елене, когда она носила ее внука под сердцем, когда умоляла о помощи! Но считает, что может давать ему имя?!

– Она уже ничего не считает, Николаша, она умерла, – тихо отозвалась Саша. Таким жестоким она не видела брата никогда.

– Да, благодарю, что еще раз напомнила, Саша! – раздраженно отмахнулся тот. – Наша мать умерла и не оставила нам ровным счетом ничего! Я даже не могу содержать ни супругу, ни собственного ребенка – все из-за нее! Думаешь, по доброй воле Елена оставалась гувернанткой в этом доме? Наша мать – эгоистичная и самовлюбленная натура, которой дела нет даже до собственных детей, даже до внука! Она всегда такой была!

– Это неправда…

– Правда, Саша! Если бы ты осмелилась открыть глаза хоть на минуту и трезво поглядеть на своих родственников, то согласилась бы со мной!

– Экий вы иногда бываете смелый да трезвый, Николай Васильевич… – холодно обронила Леночка, на миг оторвавшись от ребенка.

Взгляд, которым она на него смотрела – на своего мужа, выходит – в нем определенно не было любви. Было только презрение и холод. А еще слезы.

– Так вы рассчитывали получить наследство после смерти вашей матери? – спросил Степан Егорович у Николая.

– Конечно! – ответил он не таясь. – Я уже говорил вам об этом и по-прежнему уверен, что меня банально ограбили!

– Понимаю вас, – пожал плечами господин Кошкин. – И все же, пока ваша мать была жива, вы о ее завещании не знали и, заметьте, имели вескую причину желать ей смерти. Особенно, учитывая наличие у вас молодой жены и сына. Не так ли?

Николай сперва согласно и уверенно кивнул – и лишь потом осознал, в каком страшном преступлении обвиняет его полиция. Брат опешил:

– Что?! Вы хотите сказать, будто это я убил свою мать из-за наследства?.. – Николай побледнел, отшатнулся, и в какой-то момент Саше показалось, что он тоже упадет сейчас в обморок. И тон его высокопарных речей немедленно сменился: – нет-нет, уверяю, я этого не делал! Я, конечно, обижался на мать, сочувствовал Елене, злился на Дениса – но и только!.. Я бы никогда не посмел и подумать о таком! Елена, Саша, да скажите же!

Саша не знала, что сказать, а Леночка некоторое время глядела на своего мужа с той же смесью презрения и холода.

Она как будто что-то ждала от него. А Николай явно не понимал что.

– Это правда, он ни в чем не виноват, – в конце концов, молвила Елена чуть слышно. – Саша, возьми ребенка, пожалуйста.

Голос ее сел, но она прокашлялась, прогоняя хрипоту, устроилась на диване удобнее, вскинула голову и тотчас стала похожа на себя прежнюю. Гордую, уверенную, неприступную. И, ничуть не смущаясь, глядела господину Кошкину точно в глаза.

– Это все я. Не вижу смысла более отпираться. Это я убила Аллу Соболеву.

– Елена… – опешил брат. – Что ты такое говоришь?..

– Помолчи, пожалуйста, Николай, – не поворачивая головы, осадила она его. И ровным голосом продолжила. – Полагаю, раз вы принялись обвинять Николая, Степан Егорович, вам известно не так уж много. Да и то, что известно, вероятно, рассказала Саша? Так?

Подруга (подруга ли?) посмотрела вопросительно, будто это ее действительно волновало, и Саша, несмело оглянувшись на сыщика, попыталась оправдаться, оттого что остро почувствовала себя сейчас предательницей:

– Я сказала им про Крым, Елена… что тебя там не было. Я не могла не сказать, пойми.

Елена в ответ улыбнулась и ответила наставительно, как говорила обычно:

– Не унижайся оправданиями, Саша – ни перед кем, даже перед теми, кого любишь. И себя не вздумай винить. Если тебе станет легче, то я скажу, что не раскаиваюсь в убийстве твоей матери ничуть.

Сашу это и впрямь обескуражило. Как она может так говорить? Саша словно и не знала Елену никогда…

А та продолжала:

– Я росла сиротой, вы знаете, Степан Егорович. И с малых лет понимала, что рассчитывать могу только на себя. На свой ум, на свою силу, на свою обаятельность и красоту. Николай… это правда, все, что он сказал. Мы состоим в законном браке. Он проявил ко мне известный интерес, а я сочла его подходящей партией.

Саша услышала шумный почти мучительный вздох брата следом за этими словами и не устояла, чтобы спросить:

– Ты даже не любила его?..

И увидела заминку на лице Елены. Гордая и неприступная, она старательно отводила глаза и будто подыскивала нужные слова.

Степан Егорович, должно быть, тоже это заметил и, дабы не накалять обстановку, сказал:

– Это не особенно относится к делу, Александра Васильевна. – Он попросил Елену: – продолжайте.

– Да, я любила его, Саша… по крайней мере, тогда. Мне так казалось. Но, как вы верно заметили, Степан Егорович, это к делу не относится. – Прошлым летом я была счастлива и в какой-то момент вовсе полагала, что вытянула счастливый билет. Что отныне все пойдет как по маслу. Его семья была бы против, разумеется… я знала это, но считала, что Николай сумеет сказать им что-то… уговорить… уладить все. Он не смог. Николай попросил меня молчать пока что и дождаться, когда его мать умрет.