Кубок лунника - Анна Клименко

…Брай Рутто вернулся поздним вечером. Стук подков далеко разносился по спящей Ловенне, и Малика, едва заслышав его, вскочила с постели и кое-как доковыляла до окна. Ей удалось разглядеть в потемках, как лунник перебросил через плечо громоздкий сверток и с ним вошел в дом. Сердце забилось, заметалось под ребрами как ищущий выхода зверек, а потом ведьма опустилась на ковер и расплакалась – уже от радости.

Легко скрипнули двери, и лунник – бледный, измученный – вошел и уселся на табурет.

– Вы были правы, – глухо произнес Брай, – как ни странно. Мой кузен еще жив… Да, пока что жив, не смотрите на меня так. То, что он чудом ожил, вовсе не значит, что он не умрет завтра. У него не осталось сил, чтобы регенерировать, и – клянусь Всеблагим! – уж лучше бы он тихо умер, не приходя в сознание, там, на дне ущелья…

– Йоргг, что вы говорите? Вы себя-то слышите? – Малика внезапно охрипла, – как вы можете так говорить? Ведь главное – вы его нашли. Живого. А это значит, что он поправится, обязательно поправится!

– С такими ранами, госпожа Вейн, не выздоравливают. И, боюсь, даже лучший лекарь Ловенны здесь не поможет.

Малика поднялась.

– Я хочу его видеть.

– Зачем? – Брай пожал плечами, – вы и без того испортили ему жизнь, как могли. Не испоганьте хотя бы смерть, дайте Альвену спокойноуйти.

Малика вдруг улыбнулась. И покорно опустила голову.

– Хорошо. Я останусь здесь и даже не буду с вами спорить, граф. Только обещайте мне, непременно обещайте, что устроите вашего кузена как положено!

– Обязательно.

Брай Рутто сидел на табурете, молчал, но уходить не торопился. Взгляд его желтых глаз прилип к ведьме словно пластырь, не отпуская ни на секунду. Наконец он поднялся, зачем-то отряхнул руки и, откашлявшись, поинтересовался:

– Откуда вы знали, что он еще жив?

– Я не могу вам этого объяснить, граф, – Малика улыбнулась, – я просто знала – и все.

– Спокойной ночи, госпожа Вейн, – и Брай, коротко поклонившись, вышел.

Малика так и осталась сидеть на ковре. Она улыбалась, шептала бессвязные слова благодарности Всеблагому и была совершенно, абсолютно счастлива. Пусть себе Брай считает, что его кузен больше не жилец – уж она-то уверена, что Альвен еще взлетит к самым высоким пикам гор! Надо только…

Дождаться, пока все улягутся спать.

Лунный зверь

Она слушала, прислонившись щекой к теплой деревянной стене, вдыхая бодрящий запах можжевельника и закрыв глаза. Мало что можно услышать из-за плотно закрытых дверей, но если терпеливо ждать, поглаживая отполированное до блеска дерево, если заставить себя забыть о существовании собственного тела, то можно – нет, не услышать – скорее почувствовать. Весь дом. Каждого, кто в нем находится. Даже самую маленькую дощечку. Это – насмешка Всеблагого, привилегия ведьмы, и специализация ничего не значит. На самом-то деле ошибаются честные этернийцы, приписывая ведьмам исключительно способность управлять нитями Полотна. Истинное предназначение ведьмы – знать чуть больше, чем прочие, только и всего.

Сознание Малики растекалось каплями ртути по дворцу Брая. Она смотрела тысячью глаз и одновременно была совершенно слепа, слушала сотнями ушей, но оглохла. Замерла, приникнув к теплому дереву – и не пошевелилась бы, случись землетрясение. Малика слушала, смотрела… искала и ждала.

Потом, когда взошла Ночная Странница, ведьма глубоко вздохнула и отлепилась от стены. Капли вновь стали целым, но – йоргг! – как же это было утомительно. Она едва дождалась, пока Брай перестанет мерить шагами роскошный кабинет и отправится в постель. Еще пару часов этот лунник ворочался с боку на бок, потом поднялся, опрокинул стаканчик с сонным снадобьем и только тогда заснул по-настоящему. Малика его прекрасно понимала. Как тут уснешь, когда под крышей твоего дома медленно, но неотвратимо угасает кровный родственник, а ведьма, которая должна была сгореть еще на закате, устраивает истерики и требует, чтобы ее пустили к умирающему? Брай Рутто попросту не знал, как поступать. Вернее, он понятия не имел, как поступить правильно – то ли не трогать Альвена, то ли пустить к нему ведьму, то ли наоборот, поскорее выставить госпожу Вейн за дверь и позвать лекаря? Вот и ворочался в постели, задаваясь все тем же вопросом: что делать такого, чтобы дальше все наладилось?

Малика не собиралась разочаровывать Брая. Хищно усмехаясь про себя, ведьма поклялась, что уж кого-кого, а праженскую госпожу Брай Рутто запомнит на всю оставшуюся жизнь – и потому она терпеливо ждала, пока успокоится дом, пока улягутся слуги, взбудораженные последними событиями.

Дождалась.

Быстро набросив на плечи косынку, ведьма осторожно приоткрыла дверь и выглянула в темный коридор. Никого – и только луна стелет по паркету лоскуты призрачного света.

Как была, босиком, Малика выскользнула из спальни и на цыпочках пошла вперед.

«Наверное, теперь я похожа на призрака», – иронично думала она, – «в белой рубахе, с обритой головой и лицом, исполосованным шрамами. Если кто увидит, точно испугается до смерти… такой-то красотки…»

Малика вздрагивала, когда под ногами поскрипывали половицы, замирала, боясь вдохнуть. Ей все казалось, что Брай Рутто только и ждет, чтобы выскочить из-за угла с воплем – а ну катись отсюда, проклятая ведьма. Конечно же, он имел полное право ее ненавидеть… потому что наверняка знал и мысли, и чувства своего кузена, а если и не знал, то догадывался о предмете тягостных размышлений Альвена.

Но ей повезло. Брай спал. Спали и слуги, утомленные долгим и полным суеты днем. Малика беспрепятственно добралась до заветной двери, потянула на себя бронзовую ручку. Петли предательски скрипнули, отчего замерло на миг сердце.

Но Брай по-прежнему спал, Малика не почувствовала его пробуждения.

Мысленно вознеся молитву Всеблагому, ведьма скользнула в комнату, где пахло йодом, камфорой и еще десятком бесполезных по большому счету снадобий.

Кровать под бархатным балдахином занимала большуючасть комнаты. Рядом стояло пухлое кресло, в углу почтительно замер столик на высоких ножках, заваленный склянками, круглобокими пузырьками и резными флаконами. На полу в свете одинокой свечи поблескивал медный таз, полный чистой воды…

Малика принюхалась.

И вдруг поняла, что явственно различает будоражащий запах крови, от которого вдруг дыбом встали волоски на предплечьях.

«Будоражащий? Ха! Как это я его… охарактеризовала. С каких это пор запах боли, страданий и смерти стал для меня будоражащим?»

Ведьма тряхнула головой, сжала кулаки. Помогло. По крайней мере она немного успокоилась.

Неслышно ступая по мягкому ковру, Малика подошла к постели, приподнялась на цыпочки, чтобы лучше видеть…