Больше, чем страсть - Татьяна Алюшина

– Нет, – покрутила головой дочь и замялась, – я это… хотела спросить…

– Что? – подтолкнула ее вопросом Надя.

Глашка помялась, помялась еще, собираясь со смелостью, и выпалила, глядя прямо на Даниила, покраснев при этом:

– Вы мой папа?

– Да, – спокойно ответил он.

– Да? – переспросила девочка и смутилась еще больше, и заспешила: – Мне просто надо было узнать обязательно. Ну очень. Прямо сейчас, а то я ждать не могла больше, а вы тут сидите и сидите, и не идете никак… – Она тараторила, жестикулировала, не зная, куда себя девать, и заторопилась сбежать. – Ну ладно, ну тогда… я пойду, – махнула рукой, резко развернулась и пошла.

– Эй! – окликнул ее Казарин. – Глафира!

Девочка замерла, острые плечики поднялись, голову втянула, словно ждала нагоняя. Постояла так, затем медленно вернулась, подошла к краю подиума, на котором лежал матрас, и посмотрела настороженно на Даниила.

– Ты куда это рванула? – спросил удивленно он. – А обнимашки? – раскрыл ей свои отцовские объятия и предложил: – Давай к нам!

И Глашка, постояв в нерешительности всего пару секунд, осознав происходящее и что он ей предлагает, разулыбалась, взвизгнула от счастья и сиганула к ним снарядиком вперед. А отец – ее отец! – поймал девочку на лету, прижал к себе и поцеловал в макушку. Она откинула голову, посмотрела на него восторженными, счастливыми глазами и переспросила еще раз на всякий случай:

– А вы точно-точно мой папа? В том смысле, что родной?

– Роднее не бывает, – заверил Казарин.

– И что мы теперь со всем этим будем делать? – глядя на этих двоих, со вздохом спросила Надюха.

– Ура! – закричала ее дочь. – Жить будем, мамочка! Любить все вместе! В цирк пойдем! – ответила она на все вопросы и поделилась счастьем: – Как же клево, что ты мой папа! Просто полный отпад!

Казарин стоял на верхней ступеньке лестницы, спускавшейся между рядами зрительских кресел к манежу, держал за руку Глашу, чувствовал, как щемит сердце и перехватывает дыхание, и пытался справиться с застрявшим в горле комом и накатывающими слезами.

Он не ожидал, что испытает такое потрясение!

Думал, знал, что, наверное, будет непросто, и размышлял, что почувствует, когда вернется сюда, но чтобы так, с такой силой хлынули эмоции и чувства – честно не ожидал! Уже при виде купола цирка, что-то предательски сжалось внутри и потяну-у-уло за душу, потянуло.

Казарин не был здесь двадцать два года.

Двадцать два года он не видел арены цирка! Вот этой – своей, родной, в опилках которой родился! Арены его побед и краха всех надежд. Арены, взрастившей из него мужчину и по большому счету научившей вставать, как бы больно ни падал.

А теперь Даниил пришел сюда с дочерью.

На манеже работали репетицию сразу несколько групп артистов – воздушные гимнасты оттачивали на земле поддержки, акробаты репетировали свой номер. Отец уже много лет занимал пост директора цирка, сменив Элеонору Артуровну, а мама была его первым замом и главной помощницей во всем. И вроде как им, при таких должностях и занятости, проводить тренировки артистов не полагалось, да и времени не хватало, но каждый день они приходили на занятия и принимали участие в тренировках акробатов.

– Пап! – Глаша дернула Казарина за руку и, придвинувшись поближе, зашептала, затараторила горячо: – Я их знаю! Это же знаменитые Архаровы! Архаровы, пап! Они офигительные! У меня есть на диске запись номера, с которым они во Франции первое место и Гран-при взяли в конкурсе. Обалденный номер! Очень-очень крутой! Па, а ты их знаешь?

– Знаю, – наклонившись к ней, тихо ответил Даниил и распорядился: – Глаш, сядь на кресло и посиди. Подожди, пока я тебя позову.

– Папа! – визжала шепотом от восторга неугомонная Глашка, до которой вдруг дошло, зачем они здесь. – Ты меня им хочешь показать?! Да?!

Это же!..

– Так, дочь, – включил строго отца Казарин, еле сдерживая улыбку, – давай-ка договоримся: ты сидишь смирно, а я пойду поговорю. Потом покажешь свою программу, как мы планировали и отрабатывали, и будешь помалкивать до поры. Поняла?

– Поняла! – радостно кивнула она, усаживаясь на ближайшее кресло и, разумеется, не удержалась и шепотом же спросила: – А ты с ними, да, работал?

– Да, – улыбнулся он, погладил девочку по волосам, поцеловал в лоб и напомнил: – Помалкиваешь.

Она кивнула, светясь восторгом, сделала жест двумя пальчиками, застегнув рот, и демонстративно уселась поглубже в кресле – всем видом изображая послушную дочь, правда, с непослушными чертенятами, скачущими в глазах.

Но Даниил уже отвернулся и улыбаться перестал, глядя на манеж, в котором работали родители. Им обоим исполнилось по шестьдесят, но они находились в великолепной форме и, продолжая тренировать артистов, сами способны были еще многое показать и сделать – гибкие, подтянутые, энергичные, спортивные.

Первым его заметил отец. Он подошел к жене, приобнял ее за талию, что-то сказал ей на ухо. Она резко повернулась к Даниилу. От удивления у нее расширились глаза и подозрительно начали посверкивать, наполняясь слезами.

– Перерыв десять минут! – крикнул артистам Антон Илларионович.

Взял за ладошку жену, и они направились к бортику арены навстречу сыну.

– Данечка! – Мама смотрела на него радостным и в то же время настороженным взглядом, сложив почти молитвенно ладошки на груди. – Ты пришел в дом!

Домом их семья частенько называла свой цирк. И это было истиной гораздо в большей степени, чем те дома и квартиры, в которых они жили. Цирк, по сути, и являлся их единственным домом и смыслом существования.

– Пришел, – улыбнулся он грустно, переступил через барьер и обнял ее, отстранился, не выпуская из рук, посмотрел в лицо и признался: – Но по делу.

– Главное, что пришел, – сказал отец.

Даниил чмокнул маму в щеку, повернулся к Антону Илларионовичу, они пожали руки друг другу и тоже обнялись. Постояли так чуть-чуть.

– Двадцать два года не был, – сказал Казарин, отпуская отца, – даже сердце защемило.

– А ты подыши, подыши духом родным, оно и отпустит, – посоветовал отец, положив руку на плечо сына.

– Что за дело, Данечка? – забеспокоилась вдруг мама. – Приехал и не предупредил. Случилось что?

– Нет, – поспешил успокоить Даниил, но задумался и хмыкнул. – Хотя, как сказать. – И тут же переключился на деловой тон: – Я тут девочку одну привел, хотел чтобы вы ее посмотрели.

– Девочку? – недоуменно переспросила Стелла Ивановна.

– Девочку, – подтвердил Казарин и пояснил: – Ей десять лет, и мне кажется, что у нее очень хорошие данные, но она занималась у фигового преподавателя, который больше навредил, чем научил. Кое-какие элементы мы причесали, но до идеала далеко. Я хотел, чтобы вы посмотрели, насколько она перспективная.