Возвращение - Геннадий Ищенко

Глава 10

— Сегодня вас собрали по одному единственному, но важному вопросу, — сказал Суслов. — Перед каждым из вас лежит папка. Прошу вас, товарищи, ознакомиться с ее содержимым. Много времени это у вас не займет.

Шестнадцать мужчин раскрыли папки и начали читать вложенные в них документы. Лишь некоторые из них имели представление о том, что в них может быть, для остальных это оказалось полной неожиданностью. Брежнев с Сусловым ждали, пока остальные ознакомятся с бумагами. Ждать пришлось минут десять.

— Что, правда, что ли? — спросил Рашидов, увидев, что все уже закончили чтение. — Откуда эти сведения?

— А вы думаете, Шараф Рашидович, — сказал Брежнев. — Что мы специально вас оторвали от дел и собрали здесь для того, чтобы дать почитать заведомую ерунду? К моему глубокому сожалению, указанные в списке члены нашей партии совершили уголовно наказуемые поступки. Есть мнение, что это не единичный случай.

— Ни черта себе единичный! — высказался Шелест. — Сто тридцать восемь ответственных работников!

— Хочу вас поставить в известность, что в списках еще не все, — сказал Суслов. — Есть несколько лиц, занимающих еще более высокое положение в партии. Вопрос по ним уточняется, и, пока идет следствие, их фамилии не разглашаются. Выборочные проверки показали, что в ряды партийного руководства проникли люди, чуждые не только нашим идеалам, но даже элементарной порядочности. Поэтому вам предлагается проект постановления ЦК о введении аттестации партийного руководства, начиная с секретарей горкомов партии.

— И заканчивая кем? — спросил Шелепин.

— Вас, Александр Николаевич, мы проверять не будем, — пояснил Брежнев, сделав упор на слове «мы». — При ЦК уже создается комиссия, которая будет осуществлять проверки по письмам и жалобам рядовых коммунистов и руководителей партийных организаций. В «Правде» и ряде других газет будет опубликовано мое обращение к коммунистам с призывом принять участие в чистке наших рядов. Особо хочу подчеркнуть, что все сигналы будут проверяться самым тщательным образом, чтобы не пострадал безвинно ни один из наших товарищей.

— А зачем, Леонид Ильич, что-то создавать, когда уже есть Комитет партийного контроля? — спросил Пельше.

— Затем, уважаемый Арвид Янович, что мы собираемся заняться не любителями зеленого змия или чужих жен, а более серьезными нарушениями, — ответил за Брежнева Суслов. — Вашему Комитету эта задача явно не по плечу.

— Давно пора кое-кому прижать хвосты! — одобрительно сказал Шелест. — Я только «за».

— Я ознакомился со всеми материалами и полностью поддерживаю это решение, — сказал Косыгин. — Совет министров окажет всю возможную помощь.

— Я давно говорил, что нужно наводить порядок, — сказал Полянский.

— Вот мы ваше мнение и учли, Дмитрий Степанович, — сказал Суслов. — Кто-то еще хочет высказаться?

— Я бы хотел знать, что мы будем делать с этим? — потряс распечатками Мжаванадзе.

— По материалам следственных органов возбуждены уголовные дела, — сказал Брежнев. — А мы, естественно, снимаем их со всех постов и рекомендуем на исключение из партии. Все это найдет отражение в печати. Еще вопросы?

— Может быть, лучше этот вопрос обсудить на декабрьском пленуме? — предложил Демичев.

— Не декабря нужно ждать и заниматься говорильней, Петр Нилович! — резко сказал Воронов. — Если встал вопрос, его нужно решать. А уж пленум потом пусть оценивает наши действия. Лично я «за».

— Тогда все возьмите проект постановления и внимательно прочитайте, — сказал Суслов. — Сегодня все в сборе, кроме заболевшего Виктора Васильевича. Если после прочтения будут вопросы, я вам на них отвечу. Если будут предложения по изменению текста, мы их с вами обсудим. Но сегодня непременно нужно будет проголосовать.

Сегодня было воскресенье двадцать восьмого и до школы оставалось еще три дня. С утра вся семья была дома. Отец просматривал вчерашнюю газету «Известия», а я рядом с ним листал свою книгу, разглядывая иллюстрации Сергея.

— Давно пора было этим заняться! — сказал отец, отложив газету.

— Ты о постановлении? — спросил я.

— Да, у нас о нем вчера много говорили, а ты, что, прочитал?

— Сразу же, как только принесли газету. Меня не столько само постановление интересовало, сколько то, как его появление обосновал в своей статье Брежнев. У вас как ко всему этому отнеслись?

— Кто-то доволен, кто-то опасается. Написать можно все, как только будут выполнять. Зря ты не выключаешь свой магнитофон. И головки быстро сотрешь, да и соседу твою музыку слушать весь день… Если даже поставили микрофоны, их могли поставить и в прихожей. Оттуда провода можно вывести без проблем, в коробках их явно больше, чем нужно.

Мы поговорили по поводу прослушивания сразу же, как только я приехал, и решили себя ни в чем не ограничивать. Ничего такого мы не говорили, так что черт с ними — пусть пишут. Но я все равно из вредности поставил на табуретке у стены куратора купленный магнитофон и крутил на нем весь день классическую музыку. Куратор пока молчал. При случае я все равно решил высказаться по поводу этого дебилизма.

— Письмо Сергею написал? — спросил отец. — Хороший парень, жаль, что вы с ним разъехались. Я бы на твоем месте не терял с ним связь.

— Я и не собираюсь, — ответил я. — А письмо написано, сегодня отдам соседу. Тоже глупость, если подумать, ваши же письма не проверяют.

— А ты хочешь, чтобы везде и все было по уму? У государства на все случаи жизни есть инструкции. Раз положено — значит делают, умно это или нет. Не хочешь погулять с Люсей? Смотри, какая замечательная погода!

— А куда? В кино неохота, театры я не люблю. Точнее, не сами театры, а в них ходить. Москва мне и в той жизни надоела, хоть я мотался только в центре, да в метро.

— Скучный ты человек! — сказала мне Таня. — Самому не интересно, хоть бы о Люсе подумал! Не хочешь в кино, отвези ее в какой-нибудь парк. Погуляете немного, все лучше, чем сидеть в квартире. Еще насидитесь, когда пойдут дожди. Сразу видно, что человек в возрасте!

— Ладно, устыдила, — сказал я, откладывая книгу. — Пойду к Черезовым, а от них позвоню.

— Уже соскучился? — встретила меня Надежда. — Иди в комнату, дочь сама к тебе собиралась бежать.

Она все никак не могла свыкнуться с мыслью, что скоро ее дочь станет женой. Ничего, рано или поздно дочери все равно уходят, а у нее еще останется Ольга.

— А я собралась идти к тебе, — сказала Люся. — Учебники надоели, хочется заняться чем-нибудь другим.

— В парк не хочешь? — спросил я.

— Еще как хочу!

— Тогда собирайся, а я пойду звонить.

Машину ждали у подъезда всего минут пять.

— Здравствуйте, ребята, — поздоровался шофер, открывая свою дверцу. — Садитесь на задние сидения.

Рядом с ним сидел спортивного вида парень лет двадцати пяти.

— Как вас хоть зовут? — спросил я. — Как я понял, нам с вами постоянно ездить, а в прошлый раз так и не познакомились.

— Виктор, — представился он. — Охрана у вас может меняться. Сегодня со мной Сергей.

Лет ему было за сорок, но если хочет, чтобы его называли по имени…

— Куда положить сумки? — спросила Люся.

— Положите прямо на пол так, чтобы не мешали, — сказал он. — Куда едем?

— Мы хотим немного погулять в парке, — сказал я. — Все время в четырех стенах, уже надоело. Сами выберите, куда ехать, я Москву почти не знаю.

— Поехали в Тимирязевский парк, — решил он. — И недалеко, и парк хороший. Захлопните хорошо дверцу!

— Мне приказали спросить, нет ли у вас проблем, — сухо спросил наш охранник.

По-моему, он был недоволен поездкой.

— Недовольны, что приходится тратить на нас время? — спросил я его. — Изливайте недовольство на свое начальство, а не на нас. — Я тоже от вашей опеки не в восторге и прекрасно воспользовался бы метро. Беда только в том, что ни с вами, ни со мной никто не стал советоваться.

— Мне приказали спросить, нет ли у вас каких просьб, — не отвечая мне, сказал Сергей. — Если хотите, можете передать через меня.

— У меня есть к вам только одна просьба, — сказал я. — Передайте своему руководству, а оно пусть отправит выше. Я хочу, чтобы вы сняли прослушку и с моей квартиры, и с квартиры Черезовых. Ставить нам микрофоны это идиотизм. Не уберете сами, обращусь на самый верх и найду, как вас отблагодарить.

— Не понимаю, чем ты так недоволен, — неприязненно сказал Сергей.

— Не понимаешь, значит, тупой! — рассердился я. — По-твоему, я должен писать кипятком от счастья, что вы прослушиваете мою спальню? Что вы там такого хотите услышать? Стоны Люси? Хрен вам! Вы, может быть, и в туалете повесили микрофон, чтобы записывать, как мы пускаем газы? А ты не красней, пусть они краснеют! Вот, козлы! Поставили микрофоны в квартире и хотят, чтобы я радовался! Вы бы еще кинокамеры догадались повесить!