Выдумщик (Сочинитель-2) - Андрей Константинов

А потом он допустил еще одну ошибку, которой стал его звонок майору Назарову — с предупреждением о «контролируемости» поставки «Абсолюта»… В этом случае у Серегина просто сдали нервы — он ведь был просто-напросто человеком, а не безжалостным, лишенным эмоций киборгом… Дело в том, что Обнорский осторожно навел справки об Аркадии Сергеевиче — и от всех своих источников получил одни только положительные отзывы о майоре. По всему выходило, что Назаров был всю жизнь честным служакой, сломавшимся лишь под конец карьеры… Андрей хорошо понимал, что если придуманная им «карусель» завертится — тогда майору, скорее всего, придется очень несладко… Он окажется между двух огней. С одной стороны, рано или поздно вся история выплывает на поверхность и заинтересует коллег Назарова, с другой стороны — на него будут «косяк вешать» ребята из «ТКК» за найденную «тему», обернувшуюся большими проблемами…

Обнорский весь извелся, думая о практически незнакомом ему «комитетчике» — и в результате сорвался, позвонил… С Катериной этот звонок-предупреждение согласован, естественно, не был — он ведь мог сорвать всю комбинацию… Серегин, конечно, не стал объяснять Аркадию Сергеевичу все напрямую — Андрей просто-напросто хотел дать майору последний шанс… Именно поэтому Обнорский и намекнул в телефонном разговоре на то, что коллеги Назарова из ФСК знают о «левой» поставке и контролируют ее… Серегин рассуждал так — либо Аркадий Сергеевич воспользуется брошенным ему «спасательным кругом» и успеет что-то предпринять (поговорит, например, с руководством «ТКК», чтобы оно срочно переоформило сделку из «левой» в легальную), либо… Либо этот анонимный звонок просто внесет еще большую путаницу в последующие попытки «тэкакашников» разобраться в ситуации, а следовательно — еще больше осложнит поиск реальных виновников возникшей «непонятки»… Намудрил, конечно, Обнорский, намудрил… Впрочем, в этой истории с «Абсолютом» ошибки совершали все подряд — и не сказать ведь, чтобы ошибающиеся были людьми глупыми или неопытными.

О том, что похищение контейнеров с водкой все же состоялось, Обнорский узнал быстро — от своих источников в порту, где новость очень «широко разлетелась по очень узким кругам». Дальше следовало сделать только одну простую вещь — позвонить генеральному директору «ТКК» Бурцеву и «кивнуть» на Плейшнера… А потом нужно было ждать и отслеживать развитие ситуации, потому что «детонатор» сработал и «цепную реакцию» уже, наверное, не мог остановить никто… Она и пошла, эта «цепная реакция» — Обнорский собирал всю криминальную информацию по городу, отфиксировал и смерть сотрудника «ТКК» Гришина (Андрей, как и многие другие, даже мысли не допустил о том, что его гибель была случайной), и последующее исчезновение Плейшнера, и покушение на Антибиотика, и убийство Бурцева… Что Обнорский испытывал в душе — об этом, наверное, лучше вообще не говорить… Андрей просто ел себя изнутри — плохо ему было, муторно… Время от времени он звонил Катерине и информировал ее о новостях — Катя по голосу Серегина чувствовала, что с ним творится что-то неладное, она пробовала его морально поддержать, даже захотела приехать в Питер. Но тут уж «уперся рогом» Обнорский. Он заявил, что ее задача — сидеть в Стокгольме и «держать базу», которая может понадобится на случай возможного экстренного ухода из Петербурга…

После разговора с Назаровым, Андрей решил, что его раскрыли, и собирался срочно вылететь в Стокгольм — но перед бегством нужно было запустить последнюю фазу комбинации. Обнорский позвонил Никите Никитичу Кудасову, начальнику пятнадцатого отдела РУОПа, и договорился с ним о встрече на Сенной — там он собирался передать своему другу весь расклад по последней в городе мясорубке… Единственно, чего Андрей делать не хотел — это «светить» Катерину и ее роль во всей этой истории… Обнорский придумал красивую «легенду» о том, как попала к нему информация… Встретиться же именно на Сенной Серегин предложил потому, что именно там, в комнате коммунальной квартиры дома номер 2 по Московскому проспекту (откуда Андрей и Катя видели гибель старика Кораблева в ноябре 1993 года), хранил он свои записи и досье… Собственной квартире и рабочему кабинету Обнорский не доверял уже давно.

Договорившись о встрече с Кудасовым, Серегин сделал еще один звонок — он анонимно сообщил по «02» о готовящихся взрывах на двух складах и указал «мотивацию»: дескать, взорваны склады будут потому, что на них находится украденный «Абсолют»… Конечно, никаких бомб на этих складах не было… Более того, и насчет ворованного «Абсолюта» Андрей точной информацией не располагал… Просто два склада — бывшая овощебаза в Калининском районе и коммерческое хранилище рядом с мясокомбинатом у Московского проспекта — были названы в свое время Катериной как «доверенные склады» Антибиотика — предположительно, именно в них могли разместить на «отстой» украденную водку. В преддверии «Игр Доброй Воли», которые должны были проводиться летом 1994 года в Петербурге, любой звонок с угрозой взрыва должен был тщательно отрабатываться — а при поиске взрывных устройств не нужно получать специальных санкций на осмотр помещений…

Под «сурдинку» должна была сработать и информация о ворованной партии водки — если она действительно находится на одном из двух «заминированных» складов… Если «левая» партия «Абсолюта» будет обнаружена, тогда… Тогда за эту нитку можно тянуть дальше — и она может привести к Антибиотику. И — вот вам, пожалуйста, мотив заказных убийств Гришина и Бурцева… Впрочем, детально продумать дальнейшее развитие комбинации Обнорский уже не успевал — он рассчитывал, что эту работу проделает Никита. Хотя, честно говоря, Андрей затруднялся прогнозировать реакцию Кудасова, когда тот узнает о его «партизанских» действиях… Серегин предполагал, что начальник пятнадцатого отдела, скорее всего, страшно разозлится на него… Уверен Обнорский был только в одном — Никита никогда его не выдаст.

Но встреча с Кудасовым не состоялась — Андрея похитили… Ему не хватило всего пары часов… Как глупо все получилось…

Серегин еще раз обошел по периметру свою «тюрьму», ощупал стены руками и сжал зубы, пытаясь противостоять заползавшему в душу отчаянию.

«А может, это меня Бог наказывает? — пришла ему в голову мысль. — Может быть, это воздаяние за все, что я устроил, за все эти смерти?… Оно, конечно, погибшие сами выбирали свою дорогу, но ведь я тоже приложил руку к тому, чтобы все вышло именно так, а не иначе? Да, я хотел уничтожить смрадного гада, но… Благими намерениями, говорят, дорога в ад вымощена…»

От этих размышлений Андрея зазнобило — они отнимали силы и желание сопротивляться… С огромным трудом Обнорский заставил себя прекратить бесполезные нравственные терзания и начать думать о вещах сугубо практических: рано или поздно его все-таки должны были вынуть из мешка — и к этому нужно было приготовиться заранее…

Андрей не строил никаких иллюзий, относительно ожидавших его перспектив. Кто бы его ни похитил — люди Палыча или «комитетчики», — в любом случае будет жесткий допрос, а когда из него выдернут всю информацию — тогда… Тогда понятно что — пуля в затылок или удавка на горло… «Комитетчики» в данном случае заинтересованы в сохранении жизни опасному свидетелю ничуть не больше Антибиотика.

«Так, — сказал Обнорский сам себе и несколько раз быстро сжал и разжал пальцы рук. — Так, спокойно… Без паники… Дела говенные, но пока-то я еще жив… И руки-ноги целы… Пока… После допроса состояние здоровья может резко измениться… Стало быть — нужно попробовать бежать перед допросом… Шансов мало — но попытка не пытка, как товарищ Берия говаривал… Терять мне нечего… Знать бы еще, где нахожусь… Эх, бля… Спокойно, спокойно… Так — а ведь я совсем забыл: Катька же должна позвонить Никите, если я не прилечу в Стокгольм. Она предупредит его, что я — в жопе… Вот именно — предупредит… Самолет-то в Стокгольме еще, наверное, не сел — не сутки же я здесь парюсь… Пока то да се… Нет, Никита ничего не успеет… И время тянуть — очень опасно… Если они начнут допрашивать правильно, с применением всех средств и методов воздействия — тогда…

Обнорский подумал о том, что «химическая терапия» может заставить его проговориться о Катерине — и от этой мысли ему стало совсем плохо, страшнее, чем когда он думал о своей смерти…

«Нет, надо бежать — пытаться прорваться сразу же, как из ямы вытянут… Я расслаблю их, кину „отвлекушку“, разыграю слизняка… А потом… Потом — как Бог даст…»

Внезапно что-то в окружавшей Обнорского чернотой изменилось — нет, света не прибавилось, но по воздуху, казалось, прошли какие-то колебания, какие-то глухие звуки донеслись сверху. Серегин напрягся — там, наверху, похоже, кто-то ходил или топтался… Послышались приглушенные голоса, а потом вдруг в темноту «мешка» хлынул ярчайший свет — «тюремщики» открыли люк, в который давеча сбросили Андрея… Наверное, свет был не таким уж и ярким, но он ощутимо ударил Обнорского по глазам — так оно всегда бывает после длительного пребывания в полной темноте. Серегин непроизвольно зажмурился, отшатнулся к стене и попытался защититься от беспощадного света выставленной вперед и вверх ладонью… Наверху заржали.