Лабиринт Ванзарова - Антон Чижъ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ванзаров сел рядом с вдовой.
– Вы все знали и врали. Не выдали Чухонцева потому, что сами хотели воспользоваться его умением. Чухонцев и вам заморочил голову. Что он обещал достать оттуда? Принца или сразу «короля-солнце»?
Полина Витальевна закрыла лицо.
– Я так люблю брильянты, – пробормотала она. – Он обещал достать целую гору брильянтов… Простите… Простите…
Иногда чиновник сыска не знал прощения.
– Тот, кто пришел ночью, сказал, что от Чухонцева?
Она тихонько кивнула.
– Вы узнали его?
Вдова молитвенно сложила руки.
– Родион Георгиевич, клянусь… Спасением души клянусь… Никогда его не видела… Так испугалась, когда он ввалился и стал требовать альбом, что себя не помню… Закатал меня в скатерть… Простите, Родион Георгиевич… Что мне теперь делать?
Глазки ее были так хороши и наивны, как бывают хороши глазки, умытые слезами. Мужское сердце не могло устоять. Обычное – да, но выкованное из стали осталось бесчувственным.
– Перед визитом господина в шинели у вас были гости. Кого привезла Клубкова?
Мадам Морозова раскрыла ротик, чтобы соврать, но не смогла.
– Вы что, сквозь стены видите? – спросила она.
– Жду ответ.
– Ариадна приехала с каким-то поляком, называла его пан Франек… Сказала, что модный спирит. Он ничего не смог показать… Только карточные фокусы.
– Пан Франек не показался вам знакомым?
– Он, – Полина Витальевна запнулась, – похож на Стефана Самбора. Я подумала… Ариадна сказала, что это случайность. Поляки все на одно лицо.
Аполлон Григорьевич пробурчал нечто научное о сходстве рас. Чего лучше не знать.
– Ваш муж обещал оплатить сеанс Самбора потому, что перестал верить Чухонцеву, – сказал Ванзаров. – Посчитал, что модный спирит покажет, как выходить в четвертое измерение. Чухонцев тоже должен был оказаться на сеансе?
Полина Витальевна помотала растрепанной головой. Довольно милой…
– Алексею Николаевичу надоел самоучка, как он называл Чухонцева. Хотел ознакомиться с настоящим медиумом. Тем более из Варшавы. Готов был оплатить, если Самбор придет к нам в дом и покажет, на что способен… Рейс договорилась с Самбором, Клубкова обещала помогать… Я была уверена, что все получится… Когда увидела Алексея Николаевича мертвым… В общем, не стала менять планы. Мне были нужны деньги, чтобы заплатить Самбору… Пыталась подкупить Хомейко, чтобы не лез… Открыла магазин, где вы меня поймали… Родион Георгиевич, что теперь будет?
– Где живет Чухонцев?
Мадам Морозова назвала дом на углу Казанской улицы и Столярного переулка. Заверила, что много лет не съезжал с квартиры. Родственник оплачивал.
– Родион Георгиевич, как же теперь со мной?
– Решать приставу Хомейко, – ответил он. – Сочтет, что скрыли важные сведения, или пожалеет.
– А вы за меня замолвите словечко?
Глазки вдовы обещали так много и так откровенно, словно в волшебном зеркале. Только Ванзарову ничего не было нужно. Во всяком случае, из того, что могла предложить Полина Витальевна.
Выйдя на Апраксин переулок, Лебедев помахал ладонью, демонстрируя восторг.
– Доктору Котту надо у вас поучиться ясновидению, друг мой.
– Гордиться нечем. Я ошибся, – ответил Ванзаров.
– Ошиблись? Все бы приставы так ошибались. Нераскрытых дел не осталось бы…
– Предположил неверное решение, которое случайно привело к правильному результату. Должен был сразу соединить факты: Морозов считал всех докторов сумасшедшими, у него погибла сестра. Он и Федор Алексеевич позволили себя связать человеку, которого давно знают и доверяют.
– На мой вкус этого маловато.
– Ключевой факт: кража альбома. Кому могли понадобиться старые снимки? Тому, у кого они кончились. Чухонцеву нужна была фотография жены.
– Так просто, что, кроме вас, никто бы не увидел. – Лебедев вытащил сигарилью, намереваясь освежить Апраксин переулок. – Надеюсь, теперь мы вышли из лабиринта?
– Древние считали, что из лабиринта нельзя выйти, – ответил Ванзаров.
– Умеете обрадовать, друг мой, – Аполлон Григорьевич прикурил сигарилью и выпустил ядовитое облако. Стая воробьев шарахнулась, спасая жизни. – А ведь хороша вдова, ай как хороша. Когда к соблазну добавляется состояние, как не покуситься.
– Вам ничто не мешает.
– Обидеть хотите?
– Не имел такого намерения…
– Я к тому, что недолго ей во вдовах ходить. Охотники найдутся. Другое изумляет: как жадность людям затмевает глаза. Прожженный купец верит, что из четвертого измерения ему достанут древние вещи. Сынок его проще: ему золото подавай. А милая вдовушка мыслит практично: хочу гору брильянтов… Никто из них не шевельнул мозгами: а если обман? Если нет никакого четвертого измерения… Правы доктора: сумасшествие заразительно…
– Чудо заманчиво, – сказал Ванзаров. – Прогуляетесь со мной до Казанской?
От такого предложения Аполлон Григорьевич никогда бы не отказался. Его любопытство, как известно, вовсе не порок, а часть профессии. Горе тому, кто подумает иначе.
70
Радость дворника – жильцы тихие и послушные. Чтобы платили вовремя, не мусорили, не скандалили, не дрались, пьяными под воротами не валялись, девок не водили, а на праздники подарки дарили. Таким чудесным экземпляром, по твердому мнению дворника Прокопа, был жилец из квартиры номер восемнадцать.
Прокоп расписал его в лучшем виде, не забыв упомянуть, что с рождественским подарком в эти праздники жилец оплошал. Да и то сказать: последнюю неделю на глаза не попадался. Может, по гостям гуляет или дела сердечные завелись. Ему позволительно: мужчина одинокий, ни жены, ни детей. Господин небогатый, в одном костюме круглый год ходит, зато вежливый. Чем занимается жилец, Прокоп доподлинно не знал, но был уверен, что он доктор психических наук, лечит сумасшедших частным порядком. А вот человека в длинной шинели, шарфе и черной фуражке не примечал. Однажды к ночи показалось, что промелькнул, но такого жильца в их доме не имеется. В этом вопросе дворник держался уверенно. Прокоп старался не ради чиновника сыска. Статный господин роскошного вида с желтым саквояжем произвел впечатление, показался большим начальником. А может – полицмейстером. На всякий случай дворник расстарался.
– Квартира, которую снимает Чухонцев, имеет выход на черную лестницу? – спросил Ванзаров, оглядывая окна, смотревшие во двор.
– Как оно тому по расписанию полагается. Токмо лестница прямиком на улицу следует.
– Жилец сейчас у себя?
Дворник пожал плечами:
– Сего мне доподлинно неведомо по причине полной неизвестности.
Прокоп считал, что в присутствии важного лица надо выражаться высокопарно. Как начальство привыкло меж собою болтать. А вот господина из сыскной не одобрял. Такой строгий, что только держись. Когда же тот потребовал проводить до квартиры, захватив запасные ключи, разонравился Прокопу окончательно: где это видано людей праздничным утром тревожить.
Упираться дворник не посмел, повел на третий этаж.
– Извольте пожаловать, – сказал он, протягивая руку к двери, давно требующей покраски. При этом поглядывал на важного господина, ожидая, когда тот начнет командовать.
Ванзаров трижды повернул рычажок механического звонка. Колокольчик звенел и прятался в тишине.
– Аполлон Григорьевич, не чувствуете?
Мощные ноздри криминалиста осторожно втянули воздух, как гурман пробует редкое вино. Странным образом сигарильи не отбили нюх, а сделали удивительно острым. В запахах Лебедев разбирался тоньше охотничьей собаки. Правда, не настолько, чтобы идти по следу. Да и как бы это выглядело: почтенный господин на коленях обнюхивает тротуар. Что напишут газеты! Не говоря о том, что скажут дамы… Но мы отвлеклись.
– Да, похоже на то, – сказал он, присел перед дверью и приблизил нос к замочной скважине. Чем поразил Прокопа: где это видано, чтоб начальство замки нюхало?
Сняв перчатку, Ванзаров приложил ладонь к неплотной щели меж створками двери.
– В квартире давно открыто окно или форточка.
Прокоп хотел возразить: напускать холодный воздух при такой дороговизне дров никому в голову не придет. Выразиться ему не дали. Потребовали открыть дверь запасным ключом. Дворник окончательно возмутился. Возмущение его задушили таким манером, что осталось прикусить язык, вынуть из-под фартука большое кольцо, на котором болтались дубликаты, и отпереть. Заглянуть внутрь Прокопу не дали. Господа вошли и захлопнули дверь перед ним.
– Никаких сомнений, – сказал Лебедев, принюхиваясь в тесной прихожей. – Можно делать ставки.
В гостиной Ванзаров оказался первым. Было холодно, как на улице. Изо рта шел пар. На стеклах не было морозных узоров. Из форточки, распахнутой настежь, дул ледяной ветер. В окна светил
