Бродячие собаки - Сергей Жигалов

Из облаков проглянула молоденькая луна. Над тушей лося клубился густой пар. Псы скалили окровавленные морды. Рыча, заныривали в мрак разорванной грудины, терзали еще трепещущее сердце…

Волчица, припав к горлу лося, как запойный пьяница, цедила быстро густевшую кровь.

Добычи хватило на всех. Красавец сеттер, нахватавшись парного мяса, теперь уже не дрожал. Майконг с хряском разгрызал кости своими страшными челюстями. Раненый гончак лизал кровь. Кавказец со шматом легкого заглотил сплющенную пулю. Растопырив передние лапы и угнув башку, он срыгивал на снег целые куски мяса…

Ясная луна сквозь ветви старого дуба поглядела на это пиршество и поплыла себе по небу: «Ну что с них взять, звери они и есть звери…»

… Разоспавшегося в кабине трактора Вовку егерь на руках занес домой. Раздел, уложил в постель. Малец, разметавшись во сне, звал Найду. Вытянутыми перед собой ручонками комкал простынку: «На колени, подонки, с вами будет говорить мой кольт!»

Глава одиннадцатая

Егерь весь подобрался, когда вечером к воротам подкатила девятка, осветив через окно комнату. Быстро оделся, сунул в карман пистолет. Бесшумно вышел на крыльцо. Прислушался.

— Вот тут он живет. Только сами стучитесь. У него баба сердитая, — сказал кто-то знакомым голосом.

Егерь нарочно громко хлопнул дверью. Подошел к воротам.

— Чего надо?

— Вениамин, тут ребята вот из города. Белого сеттера ищут. Ты меня не узнал? Эт я, Колюня Колотилин, ну, Подкрылок.

— У меня нет никакого белого сеттера.

— Он со стаей убег, где Найда твоя. Поймать надо.

— Вот и лови. Я при чем?

— Вениамин, подожди. У тя «Буран».

— Вы не по адресу, ребята, спокойной ночи.

— Подожди. — В тот же момент черная фигура, блеснув кожаной курткой, перемахнула во двор. Это был Шило.

— Р-руки на забор, — передернул затвор пистолета егерь. — Кому сказал? Лицом к забору! Дернешься, положу на месте, — шепотом приказал, боясь напугать Танчуру.

— Все. Стою, как памятник, — как показалось Веньке, весело так же шепотом отозвался парень в кожаной куртке. — Ствол у меня в левом кармане.

Венька одной рукой, держа гостя на прицеле, вытащил у него пистолет.

— А теперь той же дорогой. Духу твоего чтоб не было.

— Остынь, командир. Сеттер мой убежал с бродячей стаей. Поможешь поймать, тыщу баксов. Пятьсот прямо тут и пятьсот, когда поймаем.

— Давай, земляк, той же дорогой. Забери пистолет. Обойму я тебе потом кину.

— Две тыщи.

— Давай отсюда по хорошему.

— Помочь, — раздался густой голос с другой стороны забора.

— Постой. Торг уместен. — Шило начинал злиться. — Три тыщи. Три тыщи баксов. Девяносто тыщ в деревянных.

— Ты мне дуру не гони, — начал заводиться и Венька. Езжайте спать по-хорошему.

— Долго ты из себя целку будешь строить? — оскалился Шило. — Чо ты мне свой пугач тычешь? Ща с «шмеля» по твоей хибаре двину, угли одни останутся.

— От тебя тоже.

— Помочь… — Над забором высунулась здоровенная голова. Увидев, нацеленный в лоб пистолет, заморгала, скрылась. — Во бля.

В тот момент в кармане у Шило запел сотовый.

— Да, нашли, — быстро сказал он в телефон. — Нет. Бегает вокруг деревни с какой-то стаей… Надо на снегоходе. С егерем каким-то. Бык уперся. Щас у него. Вениамин. Даю. На, — сунул егерю телефон.

Пенальчик в черном футляре зашелся знакомым кашлем.

Егерь сразу вспомнил этот кашель. Однажды под утро в больнице он очнулся от чьего-то взгляда. В предрассветном сумраке на фоне серой стены больничной палаты чернела человеческая фигура. «Опять Камуфляжья Лапа», — спросонья подумал Венька. Сунул руку под подушку за пистолетолм. Но скрипнули под ногами призрака паркетные дощечки. Окончательно очнувшись, егерь разглядел предутреннего гостя. Это был сутулый подросток в темном старомодном костюме и лакированных туфлях. Силуэт четко выделялся на фоне светлой стены, лицо же сливалось с ней. И будто из глубины стены в егеря целились сощуренные жесткие глаза.

Венька разжал пальцы на рукоятке пистолета, вытащил пустую руку из-под подушки, сел на кровати.

Нет, гость никак не походил на Камуфляжью Лапу. Вошедший молча смотрел на егеря. Этот взгляд из стены, казалось, впился в мозг и считывал, скачивал из его памяти нужную ему информацию до тех пор, пока пришельца не согнул пополам злой приступ кашля.

Так он познакомился с Развалиной. Разговор получился короткий. После его ухода егерь ощутил в себе злую холодную силу. И еще никогда ранее не испытанное чувство нежного отчаяния и любви.

Позже егерь узнал, что пожаловал к нему сам Развалина. Последний из могикан, вор в законе старого закала. Он презирал и ненавидел беспредельщиков вроде Камуфляжьей Лапы. Терпеливый и мудрый, низлечимо больной и потому абсолютно бесшабашный, он правил бал и в молодом криминальном мире.

— Накатили они на тебя, сынок? — просипел телефончик.

— Нормально. Конкретные ребята, — усмехнулся егерь.

— Я помню свой должок. Помню. Мне нужна эта собака, сынок, — сипел экранчик. — От хрустов не отказывайся. За мной… — Экранчик погас.

— Извини, командир, я не въехал, — мотнул головой Шило. — Ведь это ты Бобариху завалил? Я торчу. Виноват.

— Слыш, Костян, я пошел в машину. Простыну, — кашлянул за забором Лом. Хлопнула дверца.

— Подожди, щас в гостиницу вас устрою, — сказал егерь. — Вас сколько?

Пока одевался, проснулась Танчура.

— Куда собрался?

— Охотники приехали. В гостиницу отвезу.

— Опять до утра пьянствовать, — забубнила она. — Ночь-полночь. Лезут. Ни стыда, ни совести…

Венька долго колотил в дверь гостиницы ногой, прежде чем дежурная, узнав его голос, открыла. Она привыкла: егерь селил охотников и днем, и ночью. При виде молодых мужиков встрепенулась. Отомкнула угловой номер, но посидеть с гостями отказалась.

Венька тоже хотел уйти.

— Обижаешься за давешнее командир? По сорок капель за знакомство. — Он глядел на егеря шалыми глазами так, будто егерь был его лучшим другом. — Присаживайся. Лом, Пашок, коробки из машины быстро! А ты чего там встал, проходи, — кивнул он увязавшемуся за ними Подкрылку.

Сидя в кресле, Венька, будто из скрадка, наблюдал за гостями, как наблюдал бы за тетеревиным током или за стадом кабанов, вышедших к кормушке. Самое большое любопытство вызывал Малек. Он был самый молодой из четверых. Четвертый — рослый сумрачный парняга, Пашок, все время молчал в готовности исполнять любую команду Шила.

Малек выделялся стремительными и одновременно мягкими движениями. Когда его кто-нибудь окликал, он тут же оказывался рядом с этим человеком. Прямой взгляд в глаза собеседнику и подобие узкой улыбки отбивали охоту подначить.