Берия. Лучший менеджер XX века. - Сергей Кремлёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даже если бы он начал тянуть с ответом, это было бы для Сталина доказательством близости войны. Но Гитлер вообще сразу отказал. И Сталин понял: это — война. И для окончательной проверки посылает в разведку Захарова, а точнее — отдает соотвествующие распоряжения, подключая сюда и Берию.
Сведения же о предложении Сталина Гитлеру отыскиваются в дневнике начальника Генерального штаба сухопутных войск рейха Франца Гальдера. Этот нормативный для любого историка войны источник был опубликован ордена Трудового Красного Знамени Военным издательством Министерства обороны СССР в 1968–1971 годах, и на странице 579 тома 2-го среди других записей 20 июня 1941 года имеется следующая:
«Молотов хотел 18.6 говорить с фюрером».
Одна фраза…
Но эта фраза, достоверно фиксирующая факт предложения Сталина Гитлеру о срочном визите Молотова в Берлин, полностью переворачивает всю картину последних предвоенных дней!
Полностью!
Впервые этот феноменальный факт, ранее как-то ускользавший от моего внимания, я обнаружил в блестящем исследовании Арсена Мартиросяна: «Трагедия 22 июня: Блицкриг или измена? Правда Сталина» (М.: Яуза, ЭКСМО, 2006), за что я ему весьма признателен.
Так вот, не исключено, что дата 18 июня — как предлагавшаяся Сталиным, но отклоненная Гитлером — указана Гальдером по факту его осведомления, но само предложение Сталин сделал 17-го к вечеру, после некоего знаменательного разговора с Меркуловым и Фитиным, о котором — чуть позже.
После отказа Гитлера не надо было быть Сталиным, чтобы сделать тот же вывод, который сделал и полковник Захаров и который можно сформулировать в четырех словах: «со дня на день».
И Сталин поручает Наркомату обороны обеспечить срочную и эффективную воздушную разведку приграничной зоны с немецкой стороны. И подчеркивает, что разведка должна быть проведена опытным авиационным командиром высокого уровня. Возможно, он дал такое задание командующему ВВС РККА Жигареву, побывавшему в кабинете Сталина с 0.45 до 1.50 17 (собственно, уже 18-го) июня 1941 года, а уж тот позвонил в Минск Копцу.
Мог ли Копец выбрать лучшую кандидатуру, чем полковник Захаров?
С другой стороны, Сталин поручает Берии обеспечить немедленную и без помех передачу собранной этим опытным авиатором информации в Москву.
Вот почему Захарова на всем маршруте его полета, в зонах нескольких пограничных отрядов, под каждым кустом ждал пограничный наряд, даже не спрашивая — что это за самолет сел в пограничной полосе. Он ведь садился на «подходящих площадках» не по собственной инициативе. Ему, безусловно, было заранее сказано, что все сведения в реальном масштабе времени надо периодически передавать через пограничников, делая посадки через 30–50 километров.
Причем обязательно периодически, а не один раз в конце полета! Потому что, во-первых, время не ждало! В реальном масштабе времени сведений от Берии ждал сам Сталин. При
скорости «У-2» (позднее переименованного в «По-2») примерно в 120–150 километров в час фактор времени на 400-километровом маршруте уже был значимым.
А во-вторых… Во-вторых, Захарова в какой-то момент немцы могли и сбить. И тогда хотя бы часть оперативной информации до Сталина все равно через Берию дошла бы.
Она же дошла вообще полностью. И уже к вечеру 18 июня Сталин знал точно и окончательно: война на носу.
Возможно, впрочем, что приведенную мной реконструкцию событий надо кое в чем изменить (особенно если Захаров летал не 18-го, а 17-го), то есть, возможно, вначале был полет Захарова, а уж после него — обращение Сталина к Гитлеру. Возможно и параллельное совмещение этих событий. Но несомненна их взаимосвязь и взаимная обусловленность в реальном, подчеркиваю, масштабе времени.
Поняв, что Гитлер решился-таки на войну с Россией, Сталин немедленно (то есть не позднее вечера 18 июня) начал отдавать соответствующие распоряжения НКО, НК ВМФ и НКВД.
Это не могло не быть так или иначе замечено чужим глазом, что подтверждается и в записке Сталину, Молотову и Берии, направленной Меркуловым 21 июня 1941 года.
Записка содержала текст беседы двух московских иностранных дипломатов, состоявшейся 20 июня. Точные данные относительно их гражданства в тексте записки, опубликованной в сборнике «Секреты Гитлера на столе у Сталина», Служба внешней разведки изъяла даже в 1995 году! Однако нам сейчас важен сам разговор, часть которого я ниже привожу:
«……………: Когда приехал ваш генерал-лейтенант?
……………: Вчера. Он видел Тимошенко и Жукова.
……………: <…> Вы с ним были?
……………: Я с ним был.
<…>
……………: Но он ничего не спрашивал? Тимошенко знал, что он от вашего генерала подходящего ответа не получит… А здесь все беспокоятся — война, война.
……………: Да. да. Русские узнали».
Да, русские узнали!
И узнали заблаговременно потому, что усилия множества крупных и мелких разведчиков, предпринимаемые в последние месяцы, увенчал личный зондаж Сталина!
В свете этого зондажа в истинном свете выглядит и Заявление ТАСС от 14 июня 1941 года о том, что «по данным СССР, Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского Пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы…»
Сталин Заявлением ТАСС от 14 июня как бы предварял, свое последующее предложение Гитлеру о немедленной посылке в Берлин Молотова.
То есть это была первая фаза зондажа.
Предложение о срочном визите Молотова было второй фазой.
Отказ Гитлера стал «лакмусовой бумажкой».
Полет Захарова и сведения от него, принятые пограничниками Берии и немедленно переданные последним Сталину, поставили последнюю точку.
Теперь надо было немедленно дать указание Тимошенко, Жукову и наркому ВМФ Кузнецову о срочном приведении — без особого шума — приграничных войск и флотов в боевую готовность и ждать развития событий.
Поскольку они нарастали, 21 июня Сталин санкционировал вторую директиву.
То есть, как и утверждали ранее Юрий Мухин и Арсен Мартиросян, первая директива о готовности к нападению была санкционирована Сталиным вечером 18 июня — сразу после полета Захарова.
Я подчеркиваю, что то, что читатель прочел, я не могу подтвердить чем-либо кроме того, что уже сообщил. Реконструкция событий с 14 июня, когда было опубликовано сообщение ТАСС, под вечер 18 июня, когда полковник Захаров прилетел в Белосток, есть итог прежде всего логического анализа, который дался мне непросто. Он растянулся на, пожалуй, пару лет и завершился лишь в ходе работы над этой книгой. И уж пусть сам читатель делает вывод о достоверности моей реконструкции.
Лично я считаю, что она полностью отражает то, что и происходило на самом деле. А при этом выявляет истинную роль Сталина и Берии в те дни. Они-то в тот час оказались полностью компетентными — каждый на своем уровне. В отличие от очень многих других.
Причем Берия в это время дважды оказался на высоте: во-первых, как организатор «муравьиной» разведки погранвойск, обеспечившей сбор стратегически важной и абсолютно достоверной (в целом) информации, а во-вторых, как организатор оперативной передачи Сталину сведений Захарова.
Есть и другие, косвенные, впрочем, подтверждения моей реконструкции.
Так, адмирал Кузнецов в своих мемуарах «Накануне» пишет:
«…Сообщение ТАСС от 14 июня звучит особенно нелогично теперь, когда мы знаем, как отреагировал на него Гитлер. 17 июня, то есть буквально через три дня, он отдал приказ начать осуществление плана «Барбаросса» на рассвете 22 июня. Просматривая сводки с флотов, можно убедиться в повышенной активности немцев на море именно с этого рокового числа — 17 июня…»
Однако тут как раз все логично! Если сообщение ТАСС было зондажным (а оно таковым и было), а 17-го была проведена вторая фаза сталинского зондажа с предложением о визите Молотова, то Гитлер после своего отказа должен был немедленно санкционировать «Барбароссу» окончательно. Он ведь тоже был не дурак. Войска рейха изготовлены. Фюрер еще, возможно, колебался, но когда увидел, что Сталин ставит его в ситуацию «момента истины», то сразу же понял — немедленно после его отказа Сталин должен будет предпринять срочные меры в приграничных военных округах. А это значит, что фактор внезапности нападения — под угрозой.
И Гитлер отдал окончательный приказ.
Причем имеется очень интересное, тоже работающее на мою реконструкцию, свидетельство с той стороны — в мемуарах Луитпольда Штейдле, бывшего командира 767-го гренадерского полка 376-й пехотной дивизии 6-й армии Паулюса. Накануне войны Штейдле командовал батальоном полка, дислоцированного в районе Белостокского выступа, и сообщает вот что:
