Война послезавтра - Василий Головачев

Зернов помолчал.

— Вами, генерал? — Слово «генерал» Зернов подчеркнул.

— Мной.

— Я имею право обжаловать ваш приказ в инстанциях высшего уровня.

— Обжалуйте. «Изделие Д» должно быть в Чкаловском сегодня же.

Зернов встал.

— Разрешите идти?

— Идите. — Сойло попытался улыбнуться ещё раз. — Не обижайтесь, Денис Самойлович, во имя безопасности страны…

— Можно наступить на горло собственной песне, — закончил Зернов всё тем же ровным голосом.

— Вот именно. Вы хорошо понимаете ситуацию.

Зернов чётко повернулся и вышел, унося взгляд министра, в котором смешались озабоченность, грозные искры и полное отсутствие сочувствия.

В кабине дежурного «Мерседеса» Центра командующий ВГОР набрал известный ему номер. Не отвечали минуты три, хотя мобильный был на линии. Наконец после металлического щелчка в клипсе айкома заговорил голос председателя Совета безопасности России Тригоркина:

— Слушаю.

— Александр Всеславович, Зернов беспокоит. Возникла необходимость консультации.

— Как срочно?

— Срочней не бывает.

— Где вы?

— В Москве, на Знаменке.

— Я в Думе, подъезжайте, я на третьем этаже, к трём успеете?

Зернов посмотрел на часы — было без десяти три.

— Боюсь, что нет. Постараюсь к половине четвёртого.

— Начнётся заседание… хорошо, я подбегу к вам на пять минут, кабинет триста три, в пятнадцать тридцать.

— Благодарю. — Зернов посмотрел на водителя. — Митя, в Думу. Постарайся побыстрее, но без нарушений.

— Понял, Денис Самойлович.

Приехали в начале четвёртого.

Зернов зашёл в буфет на втором этаже, взял чай и булочку с маком, буквально на ходу (на него поглядывали — осанистая фигура в генеральском мундире) съел и ровно в половине четвёртого зашёл в триста третий кабинет.

Он был пуст. Однако не прошло пары секунд, открылась дверь, в помещение, где стоял длинный стол с рядами стульев и стол поменьше, образующий с первым букву «Т», чуть ли не вбежал седой мужчина с лицом хирурга, спешащего на операцию. На Зернова глянули прозрачно-серые цепкие глаза. Тригоркин четыре года возглавлял ГРУ Минобороны и считался человеком президента.

— Что случилось, Денис Самойлович? Что за спешка? — Рука председателя Совбеза была железной. — Садись.

Присели на стулья напротив друг друга.

— Я был у министра. — Зернов пересказал суть беседы. — Прошу поспособствовать перед президентом: приказ министра считаю необоснованным. Открытие неймса принадлежит нам, мы и будем работать с ним дальше, тем более что перспективы по подавлению климатак очень высоки. Конечно, у неймса великолепные возможности стать оружием номер один в России, и мы на эту тематику не замахиваемся, но испытывать «Шершень» на климдивах намереваемся и в дальнейшем.

Тригоркин бросил нетерпеливый взгляд на часы.

— Чёрт, нет времени… поговорить бы не спеша… мне понадобится полная информация по этому вопросу.

— Сброшу на защищённый е-мейл через час.

— Второй раз слышу от тебя о неймсе, он и в самом деле так эффективен?

Зернов усмехнулся:

— Я лично его испытывал.

— Он может пробивать танки?

— Он уничтожает танки! И любую другую технику! В зависимости от мощности излучателя и конфигурации электромагнитного пакета пробивает дырки в любом материале, а на дальности свыше километра превращает в пыль любой объект, будь это сарай или танк.

Тригоркин, с сомнением прищурясь, покивал:

— Понятна реакция Сойло, он хочет быть монополистом в применении такого эффективного оружия. Хорошо, Денис Самойлович, я на вашей стороне. Встречусь с президентом и объясню ему ситуацию. Покажете неймс в действии?

— В любой момент.

— Извини, убегаю. Жду материал.

Зернов протянул руку и встретил такую же крепкую ладонь председателя Совбеза.

Подмосковье, г. Королёв

9 октября, утро

Проснулись рано, однако нежились в кровати, пользуясь возможностью никуда не спешить, говорили о том, что лучше взять с собой в Кострому, заезжать ли в Судиславль, и о тысяче других важных и неважных мелочей. Перетягивали одеяло на себя, с хохотом, доперетягивались…

В начале восьмого пили кофе, опять же в постели, и ели яичницу, которую приготовил Афанасий.

И вдруг позвонил дед.

Афанасий, допивавший кофе, дистанционно — голосом — включил айком:

— Кто так рано?

— Не признал, внучок, по звуку? — раздался бодрый голос Геннадия Терентьевича.

— Дедуля!

— Именно что. Мне принесли известие, что ты с жёнкой собираешься ехать в Судиславль. Правда, что ли?

Афоня перевёл взгляд на Дуню, фыркнувшую в ответ на слово «жёнка».

— Кто принёс?

— Сорока на хвосте.

Афанасий засмеялся. Прибауточки деда всегда улучшали настроение, и он вдруг понял, что соскучился по родственнику. В последний раз они виделись ещё до перевода Геннадия Терентьевича в Чкаловский.

— Собирались сегодня в Кострому.

— Чего в Кострому?

— Вообще-то едем в Русиново, к Дуниным родичам, но решили заехать и в Кострому.

— А на родину не хошь заехать?

Афанасий с Дуней переглянулись. Она кивнула.

— Заедем, если надо.

— Меня отпустили на пару дней в Судиславль, просил хозяйство проверить, кое-что забрать хочу, в баньку к Мишке напрошусь, да и вообще распоряжения дам по дальнейшему уходу.

— Значит, возвращаться к прежнему образу жизни ты не планируешь.

— Планирую, но позже, так захватишь с собой?

— В любое время, когда скажешь.

— Да чего мне собираться, кожушок накинул и в путь. Когда вы хотели выезжать?

— Часов в десять.

— В Чкаловский не по пути?

— Заедем, бешеной собаке сто вёрст не крюк.

— Узнаю родственные речи, — хрюкнул дед с удовлетворением. — Запоминай адрес: улица Зелёная, одиннадцать. Подъедешь — позвони, моя хоромина на территории заведения, мы выйдем.

— Мы?

— Да охранника ко мне приставили, — с досадой сказал Геннадий Терентьевич, — иначе не отпускают. Уместимся? Молодой парнишка.

Дуня кивнула.

— Хорошо, не переживай, люди заботятся о великом изобретателе, ты же главный по нашим тарелочкам.

Пахомов выключил телефон, развёл руками:

— Честное слово, я не хотел…

Дуня прижала пальчик к его губам.

— Я ничего не имею против твоего дедули, он хороший человек, мы его все уважаем. Собираемся?

— Да! — сказал Афанасий, целуя любимую.

В принципе долго собираться не пришлось. Дуня заранее приготовила личные вещи, осталось только присоединить одежду и обувь по погоде да позаботиться о питье и бутербродах на дорогу.

Снесли сумки в «Ниссан». В начале одиннадцатого выехали из Королёва, в половине первого были в Чкаловском, наблюдая, как на военном аэродроме слева садятся самолёты. Подъехали к дому номер одиннадцать, а точнее, к огороженной высоким забором территории с комплексом зданий, которые принадлежали Министерству обороны и назывались, как знал Афанасий, «закрытым объектом номер шестьдесят семь», или «Технотроном». Здесь же располагалась и лаборатория, в которой работал теперь дед.

Он вышел ровно в час, одетый в чёрную зимнюю парку с капюшоном. Рядом с ним шагал скромно одетый молодой человек с чубчиком, загорелый, симпатичный, на лице которого застыло стеснительное выражение. У него был нос пуговкой, крутой лоб и прозрачно-серые глаза. С виду телохранитель Геннадия Терентьевича не производил впечатление крутого спеца, но Афанасий заметил, как он идёт, упруго и раскованно, как несёт сумку и держит тело, и понял, что перед ним боец высокого класса.

— Вот, знакомьтесь, — подошёл к машине изобретатель неймса, обнял вышедшего внука. — Степан.

Парень кивнул, бросив на Афанасия оценивающий взгляд; в этом взгляде было столько профессионального опыта, внимания и сосредоточенности, что Афанасий абсолютно укрепился в правильности своего восприятия.

— Афанасий. — Рука парня оказалась сухой и твёрдой, как деревяшка. — А это Дуня.

Девушка, раскрасневшись, — она тоже вылезла из кабины, — разулыбалась.

— Ну и хорошо, — приобнял её Геннадий Терентьевич, — выглядишь божественно! Поехали, что ли?

Таким образом они и оказались на родине, поменяв планы, но нисколько не пожалев о потере времени, так как и Афанасий, и Дуня не отпускали память о детстве, проведенном на окраине Судиславля.

Впрочем, уже позже Афанасий пожалел-таки о посещении дедова дома, хотя и по другой причине. А пока они с радостными воспоминаниями устроились в доме — приехали к пяти часам вечера, ещё засветло — и пошли в гости к дяде Мише, родному дядьке Дуни, встретившему их с радостно-удивлёнными объятиями, потому как он вовсе не ждал племянницу, да ещё и с мужем. А узнав, что приехал и Геннадий Терентьевич, дядя Миша и вовсе растрогался.