Босфорская война - Владимир Королёв

Английские же посольские материалы говорят о заходе казаков вовсе не в Кафу, а в Гёзлев, и это выглядит вполне логичным. Согласно «Известиям о турецких делах» от 12 июня, казаки после нападения на Трабзон «удалились и вошли в порт Гёзлев, принадлежащий татарам, что увеличивает опасение, что они объединятся». Уже после возвращения из Крыма упоминавшейся галеры в Стамбуле получили сообщение, что «татары и казаки строят некоторые планы относительно Кафы, важнейшего места и порта Эвксина»[352].

До обнаружения новых источников остается полагать, что изложенные события и слухи вокруг них трансформировались с известными искажениями в сообщениях Ивана, Р. Леваковича и других современников о захвате казаками Кафы.

Те же самые сообщения утверждают, что от нее казачья флотилия снова вернулась к анатолийским берегам. По Р. Леваковичу, она сначала зачем-то заходила в Азовское море («Меотидское болото»), а затем, «огибая Малую Азию», направилась к Синопу, «городу древнему, известному и, как пишут, построенному Милезием, на полуострове недалеко от пролива, с обеих сторон которого находятся весьма замечательные порты, пригодные для какого угодно войска».

Синоп «без особого труда» попал в руки казаков. Как говорит Р. Левакович, Яхья «тут задержался несколько дней, сжег 11 талионов, которые там строятся, и 14 галер, которые также делаются там из-за удобства доставки различных сортов древесины, необходимой для изготовления кораблей». Цифры и типы сожженных судов францисканец взял из рассказа Ивана. О захвате и ограблении Синопа Яхьей сообщают также итальянский документ XVII в., письма Л. Фаброни 1646 г. и Д. Дзаббареллы 1657 г., причем в предпоследнем источнике упомянуто сожжение казаками синопского арсенала, а последний документ относит захват города к 1627 г.

Вместе с тем, как и в случае с Кафой, есть сомнения в реальности взятия Синопа в рассматриваемой экспедиции. По крайней мере, Т. Роу и Ф. де Сези молчат об этом предприятии. Пока известно, что осенью 1625 г. запорожские чайки (утверждают, что их было 300) и 27 донских стругов совершили набег на Трабзон, Самсун и Синоп[353] и что этот поход не имеет отношения к рассматриваемому. Он, однако, мог повлиять на рассказы о приключениях Яхьи. Впрочем, в конце концов нельзя полностью исключить и двукратное нападение казаков на один и тот же пункт в течение одной кампании, так что и здесь для устранения сомнений требуются новые источники.

Далее Р. Левакович пишет: «Находясь в том же порту (в Синопе. — В.К.), 16 августа, в день, который был очень благоприятным для султана (Яхьи. — В.К.), все войско вышло на берег, чтобы слушать службу в церкви, поскольку это был праздник Преображения, и султан с обычной охраной, которая была бдительна, дал возможность воинам поразвлечься в этот день и повеселиться». Мы наблюдаем здесь резкое несоответствие последующим датам, приводимым тем же францисканцем: 8 августа флотилия выступила из Синопа, а затем 6 августа состоялось морское сражение. Получается сбой сразу целого ряда датировок, причем в одну «обратную» сторону.

В. Катуальди после даты 8 августа ставит знак вопроса, а относительно даты 16 августа делает следующее замечание: «Автор считает… что это описка, поскольку эта дата не вяжется с двумя другими, которые упоминаются немного дальше; он (автор. — В.К.) думает, следовательно, что вместо 16 августа надо читать 16 июля»[354]. Предложенное объяснение, однако, невозможно принять по той простой причине, что православные отмечают день Преображения именно 16 (6) августа, и Р. Левакович, придерживаясь григорианского календаря, датировал этот праздничный день совершенно верно. Но и дата морского сражения 6 августа (27 июля) в принципе, как это будет показано ниже, вполне может соответствовать реалиям. Таким образом, еще раз складывается впечатление о выдуманности обстоятельств, связанных с захватом Синопа.

Это впечатление еще усиливается, когда Р. Левакович подробнейшим образом начинает рассказывать о том, что якобы последовало дальше. После праздничного обеда некоторые «самые осторожные» казачьи полковники, «будучи навеселе», завели с Яхьей разговор о дальнейшем ходе экспедиции, «потому что приближалось время отправиться на Константинополь». Они заверили «царевича» в своей верности, преданности, любви и желании следовать за ним, но предупредили, что в их многочисленном войске существует «великое различие настроений».

«Мы, — сказали они, — хорошо знаем, что хотя большая часть казаков, которые находятся здесь, имеет желание пролить кровь за православную веру и служа в[ашему] в[ысочеству], все же имеются еще и такие, которые больше думают о своих собственных интересах, чем о служении и усердии к христианской вере. Значит, чтобы не появилось никаких неприятностей и особенно когда будем штурмовать Константинополь, чтобы в то же самое время злонамеренные не стали грабить предместья и, захватив добычу, не убежали, уложив ее в лодки и бросив дело и отряд, пусть в[аше] в[ысочество] велит собрать всех казаков, указав, в который час, а мы их предупредим, и попросит, чтобы сразу как только мы достигнем Босфора Фракийского и сойдем на берег, где вам понравится, они сожгли бы все лодки, чтобы кто-нибудь не подумал покинуть предпринятое дело».

«Султан (Яхья. — B.K.), — по Р. Леваковичу, — очень похвалил за эти предупреждения и приказал полковникам и капитанам лодок[355] собрать все войско в поле, потому что ему надо изложить им много важных вопросов. Они сразу же собрались на Синопском поле, и султан вышел на средину и сказал громким голосом по-рутенски следующие слова». Далее Р. Левакович приводит полный текст речи «царевича». Извинившись перед читателем за длинные цитаты, воспроизведем основные положения этой речи и мы.

«Господа полковники и славное войско, еще свежо в памяти обещание, которое вы мне дали на Запорожье, и живет в вашей груди ваше героическое решение; я уверен, что вы не нарушите обещания, более того, уверен, что вы будете мужественно сражаться и умрете (если потребуется) вместе со мной за веру христианскую православную; также совершенно не сомневаюсь в том, что мы с благословения и помощью божией одержим славно победу. Итак, поскольку подошло время, когда нам надо высадиться на Босфоре Фракийском, чтобы напасть на императорский город Константинополь и храбро драться, будучи смелы духом и непоколебимы намерением, и либо победить, либо умереть.

Раз мы приняли это твердое решение, я как главное орудие этого святого дела, видя впереди некоторые неприятности, которые могли бы возникнуть в войне и легко привести к нашему концу, хочу, чтобы мы по общему согласию избежали этого, чтобы мы, руководя этим очень героическим делом, могли заслужить у всемогущего Бога бессмертную славу, а в мировой истории оставили потомкам вечную память о себе. Будьте же последовательны, о уважаемые поборники своего слова, и еще до того, как я вам объясню, чего я от вас желаю, подтвердите еще раз клятву следовать за мной до самой смерти».

После этих слов все войско будто бы закричало: «Да, да, повелевай нами, о король Александр, приказывай все, что хочешь, чтобы мы сделали, так как мы здесь для того, чтобы слушаться тебя». Яхья поблагодарил казаков и продолжал:

«Я хочу от этого славного войска и от каждого из вас, чтобы, когда наше войско высадится в Топхане (отсюда мы впервые узнаем место предполагавшейся высадки. — В.К.), вы сразу сожгли свои лодки, и это ради того, чтобы всем вместе сражаться и быть твердыми в намерении либо победить, либо отдать свою жизнь и чтобы ни у кого не было причины потерять мужество или покинуть дело и спастись бегством. Но поскольку с общего согласия мы намерены воевать за веру православную и [хотим], чтобы понравилось Богу выполнение наших желаний и использование наших сил против наших врагов, я вас уверяю, что когда турки увидят нашу твердую решимость, нашу сплоченность и упорство [в намерении] либо победить, либо умереть, многие из них побегут как женщины, а многие сочтут за величайшую милость сдаться».

Далее Яхья предложил в случае своей гибели в сражении избрать «вождем» М. Пилато и завершил речь следующим образом:

«Потом, если нашему Господу Богу будет угодно, что0ы мы, как я надеюсь, победили наших противников и взяли город Константинополь, не будет недостатка в лодках для тех, кто захочет вернуться на родину. Все же я вас прошу до поры, не только ради завоевания, но также и ради защиты города, держаться меня, пока не объединятся с нами наши братья болгары, сербы, албанцы и все другие воинственные люди, последователи православной веры, и пока я им не дам возможность вооружиться, чтобы увеличить наше войско, защищающееся от азиатских армий, выступающих против нас[356]. Ибо, если поступить по-другому, без сомнения, будет постыдно и с ущербом утрачено то, что было завоевано нами с такой славой и такой ценой».