Дворец для сероглазого принца - Татьяна Тронина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все из-за тебя, Дашка! – прошептала тетя Нина.
– Почему это из-за меня? – обиделась тетя Даша.
Дядя Митя открыл глаза.
– Изверги! – отчетливо произнес он. – Что ж вы делаете, а?.. Мама!
Алевтина Викторовна побледнела.
– Мама! – неистово позвал дядя Митя.
В комнате бабы Лизы что-то зашуршало, и она выскочила в коридор сама с упавшим на плечи платком. Увидела своего сына на полу и всплеснула темными негнущимися руками.
– Митенька!
– Бабушка, не надо, – попыталась перехватить ее Катя, но старушка оказалась неожиданно проворной.
– Мама, они меня убить хотят, – отчетливо произнес дядя Митя.
– Митенька! – рванулась вперед баба Лиза.
Насмерть перепуганные тетя Нина и тетя Даша пропустили ее вперед. Старуха шлепнулась на пол и, раскинув руки крестом, заслонила сына.
– Не дам! – неистово зашептала она. – Что хотите, делайте, а его – не дам!
Алевтина Викторовна зарыдала.
Катя стала поднимать бабу Лизу, но та отчаянно сопротивлялась, телом заслоняя сына. Кажется, она всерьез решила отдать жизнь за него.
– Да помогите же! – взмолилась Катя. – Мама! Теть Нин, теть Даш...
– Не дам! – вопила баба Лиза.
– Бабушка, да с чего ты взяла, что мы его убиваем? – закричала раздраженно Катя. – Мы просто хотим вынести его из квартиры!
– Не дам!
Тетки, обнявшись, зарыдали. Катя без сил опустилась на пол.
– Вас бог накажет, – торжественно произнес Дмитрий Родионович, приоткрыв один глаз. – Злыдни...
– Ты ужасный человек, дядя, – мрачно сказала Катя. – Ты испортил жизнь своим близким, из-за тебя чуть не погиб Мика, а теперь твои сестры с матерью вынуждены бежать из дома... Ты ужасный человек!
Дядя Митя снова закрыл глаз, изобразив полную отрешенность от мира.
Катя не знала, что еще может подействовать на него.
– Я тебе денег дам, – вдруг сказала она. – Мне сегодня зарплату дали. Все не отдам – самой на что-то жить надо, а вот пару тысяч – пожалуйста. С тем условием, что ты немедленно уйдешь отсюда.
Наступила тишина.
Баба Лиза продолжала, раскинув руки, лежать на груди у Дмитрия Родионовича. Алевтина Викторовна и тетки, забыв про слезы, озадаченно переглянулись.
– Три, – неожиданно изрек дядя Митя, не открывая глаз.
– Обойдешься! – Катя сердито толкнула его ногой. – Две.
Снова наступила тишина.
Дядя Митя зашевелился.
Тетя Нина с тетей Дашей помогли подняться бабе Лизе.
– Вот, мама, как с вашим сыном поступают... – с горечью произнес Дмитрий Родионович. – Родные люди от него деньгами хотят откупиться!
Держась за комод для обуви, дядя Митя попытался подняться на ноги. Комод не выдержал тяжести и опрокинулся – из открытых ящиков посыпалась обувь.
– Ты отказываешься? – хладнокровно спросила Катя, отшвырнув от себя валенки сорок пятого размера, которые непонятно для каких целей хранились Алевтиной Викторовной.
– С родным дядей так-то... – прочувствованно повторил он. – Это ж кому скажи...
– Да или нет?
– Да! – рявкнул он.
Катя быстро достала из сумочки кошелек, отсчитала купюры.
– Если бы ты вел себя как человек, никто бы тебя отсюда не выгнал, – сердито сказала она. – А ты...
Дядя Митя сосредоточенно пересчитал деньги.
– И не вздумай вернуться, – пригрозила она. – Я тогда придумаю что-нибудь более радикальное. Ты меня знаешь!
Дядя Митя укоризненно покачал головой и, спотыкаясь о разбросанную обувь, зашагал к двери.
– Митенька! – всплеснула руками баба Лиза, которая, судя по всему, ничего не поняла. – Куда же ты?
– Куда-куда... – проворчал он. – На улицу Труда!
Дверь за ним захлопнулась.
Тетя Нина и тетя Даша счастливо переглянулись.
– Катенька! – обняла дочь Алевтина Викторовна. – Ты... ты просто не представляешь, какое ты доброе дело сделала! Ведь мы, можно сказать, три недели как в кошмарном сне прожили...
– А куда он? – проскрипела баба Лиза. – Я чего-то... Аля, куда он ушел?
– К Леониде своей, наверное... С ним все в порядке, мама! – Алевтина Викторовна, осторожно придерживая за локоть мать, повела ее в комнату. – Ты же видела, он у Кати денежек занял и побежал Леониде за подарком...
– Дай бог каждой такого мужа! – истово пробормотала баба Лиза, с трудом передвигая ноги. – Ты знаешь, Алечка, я бы сейчас полежала. Устала чего-то...
* * *Сумерки – тихие, теплые, пыльные, вполне осязаемые – точно ватой окутывали город.
Катя шла по пустой улице к своему дому. Окна первых этажей были распахнуты, и в золотисто-оранжевом свете, за шторами, смутными тенями двигались люди. Пахло жареной картошкой...
Из-за кустов возле подъезда выдвинулась черная фигура.
– Катя? – спросил бесцветный голос.
Катя ахнула, с трудом справляясь с желанием убежать.
– Вы кто? – спросила она.
Фигура ступила в свет фонаря.
– Не узнаете? – тихо спросила Нелли.
«Ее все-таки отпустили! – смятенно подумала Катя. – Что же теперь делать? Надо срочно Ганина предупредить...»
– Мой сын далеко, – на всякий случай погрозила пальцем Катя. – Вы его не найдете!
– Я поговорить хотела, – сказала Нелли. В черном кружевном платке она была похожа на привидение – так контрастировало с этим платком абсолютно белое, ненакрашенное лицо.
– О чем? – потихоньку отступая назад, спросила Катя.
– Ты не бойся, – равнодушно сказала Нелли. – Мне не нужен твой сын. И ты мне тоже не нужна. Я просто хочу поговорить. Пожалуйста...
Сердце у Кати невольно дрогнуло. «Она не виновата. Это все ее брат... И вообще – ведь именно она отпустила Мику!»
Они стояли под фонарем, друг напротив друга.
– Хорошо, – тихо сказала Катя и протянула ей руку. – Идемте...
Нелли осторожно и неумолимо отстранилась – словно Катя своим прикосновением могла передать ей какую-то болезнь.
– Идемте, – сухо повторила Катя.
Они вместе вошли в подъезд, вместе поднялись в лифте, глядя в разные стороны. И лишь дома у Кати Нелли немного оживилась.
– Хорошо у тебя... – вздохнула она. – А это что?
Она указала на стеллажи с фигурками лошадей.
– Так, ерунда... – пожала Катя плечами. Включила маленькую лампу на столе, которая разогнала сумерки. – Садитесь, я вас слушаю.
Нелли опустилась в кресло, продолжая оглядываться. Она как будто искала кого-то.
– Алексея здесь нет, – сказала Катя.
– Да? А где он?
– Я не знаю.
Они в первый раз посмотрели друг другу в глаза.
– Правда, не знаю... – торопливо заговорила Катя. – Я... Господи, вы напрасно считаете, что я от вас что-то скрываю! На самом деле все не так, как вы думаете...
– Я уже ни о чем не думаю, – прошелестела Нелли.
Кате было ее так жаль. Она уже не боялась Нелли – потому что от этой обреченной фигуры в черном исходила только тоска. Одна безутешная, бесконечная тоска. И никаких других чувств.
