Течет река Мойка. Продолжение путешествия… От Невского проспекта до Калинкина моста - Георгий Иванович Зуев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Правда, свои покои Монферран украсил довольно скромно. Старчевский так описал спальню зодчего: «При входе с парадной лестницы в первый этаж помещалось передняя, имевшая одну сажень ширины и две с половиной сажени длины с одним окном, выходившим во двор; эту-то переднюю Монферран избрал себе спальнею, разгородив ее пополам хорошенькою ясеневою перегородкой в виде трех одиночных дверей; часть комнатки, оставшаяся между окном и перегородкой, служила для прохода в комнаты, занимаемые г-жою Монферран, а темная конурка в четыре аршина с половиною служила спальней знаменитому строителю Исаакиевского собора… Комнатка была отделана белыми гладкими обоями; у стены, против двери, стояла одиночная черная кровать».
Парадные интерьеры дома Монферрана располагались во втором этаже дворового восточного флигеля. В них званые гости зодчего могли пройти, поднявшись по необычайно миниатюрной «бронзовой» лестнице, названной так из-за ее блестящих бронзовых перил. Парадную лестницу дома Монферрана украшали колонны и лепной плафон.
Слева располагался большой «золотой» зал, обильно украшенный позолотой. Зодчий потратил на его украшение более 30 000 рублей. Он представлял собой подобие зала замка Фонтенбло, декорированного в стиле Людовика XV. Кессонированный потолок зала в изобилии украшала замечательная фигурная лепнина. Его стены были обиты ярким малиновым штофом. Находившийся в зале огромный мраморный камин украшали венецианское зеркало и две фигуры фавнов. Особенное впечатление в зале производило прекрасное рельефное изображение из терракоты «Мадонны с Младенцем», укрепленное над мраморным камином. В этом зале обычно устраивались бальные вечера, танцы и выступления знаменитых певцов и музыкантов.
Изящной аркой «золотой» зал соединялся с другим залом дома Монферрана, интерьер которого воспроизводил стиль итальянского Ренессанса. Это помещение зодчий обставил раритетной реставрированной резной мебелью, состоящей из предметов, инкрустированных флорентийской мозаикой и резной слоновой костью. На небольших инкрустированных столиках размещались замечательная мелкая пластика и мраморные статуэтки из коллекции Монферрана.
В пятнадцати стенных нишах этого зала располагались большие бюсты великих римских императоров из разноцветного мрамора.
Второй зал также украшался огромным мраморным камином с кариатидами по его бокам и с изящными вставками из лазурита. Интерьер удачно дополнялся двумя прекрасными печами отопления, искусно окрашенными под натуральный светло-зеленый мрамор. В центре этого зала располагалась замечательная копия античного изображения «Присевшей Венеры», некогда изваянной в Риме знаменитым итальянцем Трискорни.
Здесь же стоял бюст самого владельца дома, выполненный неизвестным художником из цветного мрамора. В зале всегда находилось персональное кресло великой княгини Марии Николаевны, в которое она всегда присаживалась при посещении четы Монферранов. Позже в зале появится и бюст самой Марии Николаевны из цветного мрамора, работы талантливого скульптора, монументалиста и портретиста Ивана Петровича Витоли, автора скульптурного убранства (статуи и рельефы) Исаакиевского собора и декорации Георгиевского зала Большого Кремлевского дворца, портретных бюстов К.П. Брюллова и А.С. Пушкина.
По левую руку от «бронзовой» лестницы, согласно информации А.В. Старчевского, «начиналась галерея с трельяжем, увитая растениями, своеобразный зимний сад». У входа в галерею были установлены две отполированные до зеркального блеска колонны из черного мрамора. В отделке галереи в стиле эклектики в 1845–1846 гг. участвовал помощник зодчего в период строительства Исаакиевского собора, академик ВА. Шрейбер.
На втором этаже поперечного флигельного здания, рядом с домашней капеллой находился так называемый «уединенный кабинет» Монферрана, где зодчий никого не принимал и работал в одиночестве. В нем, по словам Старчевского, «в двух застекленных шкафах также хранились произведения искусства: в одном – немецкое серебро XVI–XVIII столетий и изделия из слоновой кости, а в другом – резные камни, миниатюры и уникальные эмалевые изделия».
Собрание картинной галереи в доме Огюста Монферрана насчитывало более 300 полотен разных европейских мастеров, хотя специально собранием и коллекционированием картин зодчий не увлекался.
Из небольшого неказистого домика зодчий, по словам его французского гостя и старого парижского приятеля Х. Оже, «…сумел соорудить „прелестный эрмитажик“, замечательный музей, заполненный уникальными коллекциями и сокровищами древнего искусства и историческими раритетами».
А.В. Старчевский в своих воспоминаниях весьма положительно, но не без иронии характеризует семейную жизнь зодчего в его обустроенном доме: «Жили они согласно; в доме Монферрана образовался кружок французских артистов и артисток, а из посторонних в этот кружок проникали степенные французы-буржуа, наживавшие в России деньги своими заведениями и фабриками… Но Ellise теряла прежнюю красоту, детей не было, наконец барыня расплылась до невозможности, тогда муженек стал приударять за посетительницами жены, которые все были из Михайловского театра, в котором тогда выступала французская труппа».
Довольно подробные воспоминания о жизни Монферрана в Санкт-Петербурге оставил и Ф.Ф. Вигель – его доброжелательный коллега и добрый знакомый. В своих «Записках» он приводит любопытные подробности о распорядке жизненного уклада автора проекта Исаакиевского собора. Оказывается, Огюст Монферран просыпался довольно рано – в пять-шесть часов утра. Надев любимый халат, он совершал ритуальный обход всего дома, заглядывая даже в чердачные отсеки особняка. Побывав всюду, владелец «маленького дворца» на набережной старой Мойки направлялся в гардеробную и со всей тщательностью занимался своим туалетом. По воспоминаниям очевидцев, придворный архитектор не только щегольски одевался, но всегда довольно много времени уделял своему туалету, после которого не спеша, пешком, отправлялся на строительную площадку Исаакиевского собора, где обычно пребывал не более двух-трех часов. Прожив в России более двадцати лет, Монферран так и не научился хорошо говорить по-русски. С руководителями работ, подрядчиками, мастерами и рабочими зодчий довольно часто изъяснялся через переводчика. «Побывав на стройплощадке собора, зодчий возвращался домой к позднему завтраку, который с женой принимал в комнате, обитой темно-зеленым штофом. Она находилась перед парадной столовой. Вдоль ее стены располагался мягкий длинный диван. Стены комнаты украшали цветные литографии с портретами членов семейства императора Николая Павловича, к коему Монферран испытывал великое почтение. Большой бронзовый бюст российского императора располагался в семейной капелле дома зодчего. После завтрака Монферран удалялся
